ПРИГЛАШАЕМ!
ТМДАудиопроекты слушать онлайн
Художественная галерея
Ростов (1)
Москва, Ленинградское ш. (0)
Ярославль (0)
Зимний вечер (0)
Северная Двина (0)
Москва, Ленинградское ш. (0)
Беломорск (0)
Село Емецк, Холмогорский район (0)
Москва, ВДНХ (0)
Москва, Долгоруковская (0)
«Белые цветы» (0)
Река Таруска, Таруса (0)
Поморский берег Белого моря (0)
«Рисунки Даши» (0)
Москва, Центр (0)
Кафедральный собор Владимира Равноапостольного, Сочи (0)
Мост через реку Емца (0)

«Время бремени желаний» Алексей Курганов

article265.jpg
В семье Горюновых случилось, скажем так, ситуация… Как её определить… Непонятная? Нет, всё как раз ясно и понятно… Абсурдная? Тоже нет, всё как раз совсем реалистично… Противоестественная? Хотя какая же она противоестественная? Скорее,   нестандартная… В общем, и то, и другое и пятое, и десятое… Дело в том, что сыночек горюхинский, дитятко любимое, солнышко разлюбезное, единственный свет в единственном окошке, Генечка решил, наконец, жениться. Замечательно! Папа и мама давно ждали! Поэтому вопрос «зачем» даже и не возникал. Возник другой – на ком? – и вот тут… На Марусе Вяльцевой. Впрочем, кому Маруся, а всем остальным – Мария Васильевна. Директор туристического агентства. Кандидат и депутат.  Уважаемый в обществе человек…  Правда, она старше Генечки больше чем на два десятка лет (ему сейчас двадцать два, а ей - под сорок пять). Сорок пять - баба ягодка опять... Да, Маруся, пардон, Мария Васильевна, действительно та ещё ягодка! Целый ананас! К сожалению, уже не раз надкусанный… В общем, эта самая Мария Васильевна – та ещё Маруся! Бой-баба! Цветок душистых прерий с давно проставленной пробой и давно сорванной пломбой.
Хотя даже не в её возрасте и неоднократной надкусанности дело! Было ещё одно обстоятельство… Всем обстоятельствам обстоятельство… Дело в том, что Маруся и генин папаша, Виталий Игоревич, в дни их теперь уже достаточно далёкой, но очень бурной комсомольской молодости… В общем, состояли в отношениях…  Да и потом, когда уже и Виталия, и у самой Маруси был собственные семьи, тоже периодически друг друга не забывали. Как опять же говорится в старой народной поговорке, старая любовь -  лучше новых двух. Особенно если старый козёл борозды не портит.
 
И теперь, и вот, и вдруг - Генечка. Совершенно неиспорченный молодой человек, любимый сын любящих родителей. Через год заканчивает экономический факультет. Папаша Горюнов ему уже и жирное место загодя забронировал, и невесту ему уже присмотрели, девочку Настеньку. Настенька - умненькая, ласковая, на фортепиано одновременно двумя руками играет. Правда, нос слегка с горбинкой и скулы – наследие монголо-татарского ига – широковаты, но зато девственность нецелованная…. Опять же настенькин дедушка – целый генерал-полковник неважно каких войск, и папа ейный не дворником работает, и мама, хоть и не генеральская дочь, и вообще дура набитая, но тоже на жирное место пристроена. Общественной баней заведует с интимными номерами.
Поэтому папа и мама Горюновы, как только узнали о Мару… Марусе Васильевне, выступили единым яростным фронтом.
 
- Тоже, мля, нашлись… Зайка с Попугайкой! – орал папа, красиво, как во времена своей бурно-активной комсомольско-партийной молодости, сверкая глазами и брызгая слюнями. – Те хоть вместе песни пели, было  чем заняться на досуге. А вы чего будете? Напару туристам мозги заси… (далее он произнёс хоть и печатное, но всё равно очень  грубое слово)?
- Виталий Игоревич! – строго сказала присутствовавшая при этом бабушка Горюнова-младшего и, соответственно, тёща его, Горюнова-старшего, бывшая институтская преподавательница «великого и могучего». – Нельзя ли обойтись без простонародных выражений?
- А то, что он говорит, это не выражение? – не смутился папа. Временами он бывал и гневен, и крут, и даже справедлив. – Нет, я вам такой… праздник любви и страсти устрою, что похороны веселей покажутся! Короче, нет, нет и нет!
Генечка молчал, только видно было, как у него под аккуратно выбритыми щёками перекатываются скуластые желваки. Всё понятно. Характер один в один как у справедливо бушующего папашки.
- Хотя действительно, - согласилась и бабушка-тёща. – Если представить, то это будет не брак, а какое-то «Средство Макропулоса».( Она  в своём преподавательском прошлом преподавала ещё и литературу, поэтому считала себя имеющей полное право в разных жизненных ситуациях ссылаться на классиков.)
- Я только одного никак не пойму… - хлюпала совершенно здоровым носом растерянная мама. – Чего этой… старой колбасе от тебя надо? Денег? Да у неё своих навалом. Мужских обязанностей? С такими капиталами для неё это тоже не проблема. Остаётся одно – на свежатинку потянуло, -  и тут мама не выдержала и показала своё истинное прекрасное лицо. – А вот … ( матерное слово)… ей, а не свежатинки!
И для пущей демонстрации своих намерений потрясла в воздухе сложенной в кукиш правой рукой. 
- Ира! – опять благородно перекосило бабушку. Её, стало быть, родную маму.
- Чего Ира! Чего тебе Ира! Я всю жизнь Ира! И когда вот за этого… - и вытянула пальчик в сторону супруга, - … козла похотливого выходила, тоже была Ира! Чего вам всем от меня надо?
- Значит, так, партайгеноссе, - сказал Геня, не расслабляя скуловых желваков. -  Я Марусю люблю, она любит меня. Нам от вас ничего не нужно. Просто я, как честный человек, решил поставить вас в известность заранее, а не перед свершившимся фактом.
- Благородный… - остывая, пробормотал папа.
- Чего благородный, чего? – заорала теперь уже мама. – Ты чего? Ты совсем сдурел? Ну, семейка! Не пущу! Да ты знаешь, кто она есть на самом деле? Её так и называли - переходящее Красное Знамя! Краснознамённая подстилка!
Увы, и эта велеречивая патетика ожидаемого эффекта не произвела.
- Не катите, маман, - сказал Геня ( иногда он позволял себя выражаться вульгарно). – Я всё знаю. Только это ничего не меняет. У нас любовь. Если ты забыла, это такое большое и светлое чувство.
- Угу, - отозвался филином папа. – Большое половое. Нет, ты мне скажи: тебе чего, молодых задрыг не хватает? Вон их сколько на улицах! Табуны! Да и Настя – тоже нормальная девушка. На фортепиано играет. Знает, как поэта Блока звать по имени и даже отчеству. Чем тебе не пара?
- А я генералом быть не собираюсь! – нахально заявил Геня и даже ногу этак по-наполеоновски вперёд выставил.
- Почему генералом? – не понял папа.
- А зачем же ещё на генеральских внучках женятся?
- Я же говорю – начитанный… - то ли похвалил его, то ли опять обматерил Виталий Игоревич.
- Да и заявление мы уже подали, - забил Геня в родительский гроб последний и окончательный гвоздь. – Расписываемся в конце августа. Всё. Я поехал.
- Далеко? – выдала совершенно глупый вопрос теперь уже окончательно сражённая мама.
- Куда же ещё? – искривился сын в змеиной улыбке (Нет, так бы прям и убила бы насовсем и навсегда!)
- Вы чего же…это… уже? – ехидно прищурилась она, но глаза, впрочем, опустила и чуть порозовела мочками ушей.
- Ага, - простодушно признался Геня. – Уже.
- Самэц! – довольно сказал папа.
- Есть в кого! – огрызнулась в ответ мама.
- Так что не скучайте! – сказал Геня и, услышав как вздохнула бабушка, быстренько выкатился из квартиры. Вот какой, право слово, половосозревший молодец!
 
- И чего ты сидишь? – накинулась Ирина Ивановна на Виталия Игоревича, как только за их счастливым сыном захлопнулась дверь.
- А чего я должен делать? – рявкнул тот в ответ. Да, нервы, нервы…Такое часто бывает накануне счастливого свадебного торжества!
- Звони этой своей…курве! Договаривайся, денег сули, чего хочешь делай, но делай хоть чего-нибудь, делай, не сиди!
- Куда звонить-то? Откуда у меня её телефон?
- Когда к ней под юбку лазил, то телефон-то, небось, знал!
- Ириш!
- Ух, как врезала бы щас тебе… На!
- Откуда?
- От верблюда! Что же я, к сыну в записную книжку заглянуть не могу?
- Можешь. Ты всё можешь. Ты же танк! Хорошо ещё, что Генка не видел. Или видел?
- Ох-ох-ох! Прям испугалась! Чего мнешься? Звони, гад!
 
- Договорились встретиться, -  и Виталий Игоревич положил телефонную трубку и  взглянул на часы. – Через час. В кафешке на набережной.
- А я думала, у неё в постели! – не преминула воткнуть очередную шпильку Ирина Ивановна.
- А хоть бы и в постели! – сжал зубы Виталий Игоревич. – Достала уже своей ревностью! Надо было с тобой ещё, когда Генки не было, развестись!
- Чего ж не развёлся? А-а-а, папы испугался! Конечно, он бы тебя из аспирантуры в два счёта вышиб! И отправился бы ты, милый, в армию! А дядя Петя постарался бы найти тебе местечко! Тёплое-претёплое! Где-нибудь на Таймыре!
- Ох-ох-ох! Испугала! – завёлся по новой Виталий Игоревич. -  Да кому ты была бы нужна, если бы не я? Тебе же уже тогда за тридцатник перевалило! Ты вместо духов уже нафталином воняла! Вот и вцепилась в меня мёртвой хваткой с папашей своим! Вы всё ловко просчитали: молодой, не женатый, из деревни, без блата, всё своим хребтом, деваться некуда. Надо брать!
- Нет, посмотрите, какой бедный-несчастный!  - и Ирина Ивановна по-деревенски всплеснула руками. -  Облапошили его, по рукам-ногам связали! Да если бы не мы, то ты бы сейчас так и гнил в своей деревне! Или давно бы уже спился под забором! А уж чтобы свою фирму открыть…! Ты же без папы, царство ему небесное, был полный ноль! Деревенский кобель с городскими амбициями!
- Деревней попрекнула? – взвыл Виталий Игоревич. - Лаптями? Да если хочешь знать, то мои деды самыми знатными хлеборобами были у нас в районе! На областной Доске Почёта висели! Вас, интеллигентов вшивых, хлебушком кормили, чтобы вы свои никому не нужные диссертации могли писать с сытым брюхом! Вы моим дедам в ноги кланяться должны, а вы от них морды воротите: «деревенщина», «лаптем щи хлебаете»! Достали своим благородным происхождением! 
- А ты своим бл…вом! (спорить с Ириной Ивановной было бесполезно. А ведь какой скромной была в девические  годы! Прямо Морозко из известного в то время кинофильма! А чтобы вот так вот, матом – так это с ней, замороженной, обморок бы тогда случился! Наверняка!)
- Значит, так, - подвела итог их очередной  и в очередной раз жаркой дискуссии Ирина Ивановна. - Или эта… отстаёт от Генечки, или я её убью.
Виталий Игоревич посмотрел жене в глаза и сразу понял:  не шутит. Будет кровь. У неё прямо в глазах были  написаны и приговор, и клинический диагноз. Да,  интеллигентная у них семейка!
- А ты чего? – спросил он. - Не пойдёшь, что ли?
- Нет.
- Интересное кино… - пробормотал Виталий Игоревич. Одному встречаться  с бывшей любовницей как с потенциальной сношенькой не очень-то и хотелось.
- Не могу я, - буркнула жена. – Чувствую – не сдержусь. А уж если вцеплюсь ей в её глазёнки бесстыжие, то какая уж тут будет дипломатия…
- Не боишься, что она и меня в койку потащит? – прищурился Виталий Игоревич (добивать – так с музыкой!). – До кучи?
- Ну и чёрт с тобой… - все так же глухо и вроде бы совершенно равнодушно ответила жена. – Не убудет. Всю жизнь лазил… Но только чтобы она от Геньки отстала. Очень прошу… Да иди же! – вдруг крикнула она. – Чего сидишь? Мне всю жизнь испоганил, теперь и сыну хочешь? Был бы отец жив, он бы тебе устроил! Скотина!
 
- Привет, - сказал Виталий Игоревич.
- Привет, – услышал в ответ и по интонации сразу понял: встреча не обещает быть томной. Совсем!
-Хорошо выглядишь.
- Ты не лучше.
- Понял. Шутка. Чего будем заказывать?
- Чего хочешь.
Они сидели за столиком у широченного, во всю стену окна. Господи, да какие сорок пять, вдруг с тоской подумал Виталий Игоревич, глядя на женщину сидящую напротив. Тридцатник, больше ей не дашь! Хороша, стерва! У Генки всё-таки мой вкус! Такую бабу… У него мелькнула совершенно сумасшедшая мысль… Впрочем, почему сумасшедшая? Чего тут дикого? У того же Николая Второго и его братца (кажется, Константина) была же одна на двоих эта балеринка, Матильда Кшесинская. И все троим было удобно, выгодно и обоюдоприятно. А чем они с сыном не цари? Маруся – та ещё кобыла. Её не то что на двоих – на целую роту хватит.
Виталий Игоревич посмотрел ей в глаза и понял, что полностью разоблачён. Да, умела она понимать мужиков с полуслова, с полувзгляда. Умела! Чего-чего, а в этом ей, стерве, не откажешь! Нет, никакой оскорблённой добродетели (да и чего перед ним-то девочку-целочку из себя строить!), никакой враждебности или брезгливости, вообще никакого выраженного негатива она не показала.  Просто смотрела на него так, как один человек смотрит на другого, которого он когда-то очень давно хорошо и близко знал. А потом они расстались, и вот через очень-очень много лет снова встретились. И теперь вот этот, первый, смотрит на этого второго и удивляется: и с этим чмошником я когда-то спала? Неужели? Как же это я могла-то? Ну, дура! Нашла с кем!
- Чего, голубок? Налюбовался? – насмешливо произнесла Маруся  - Мария Васильевна, отчаянная комсомолка -туристический директор.
- Да…- кивнул он головой. – Оказывается, «не для нас, козлов, сей цветочек рос!». Ладно! -  и Виталий Игоревич даже головой потряс, словно прогоняя наваждение. – Давай без этих… реверансов. Тебя я могу понять. Поезд уходит, скоро даже сверстники перестанут замечать,  - и напрягся, ожидая, что бывшая любовница в ответ на это обидное замечание выдаст сейчас чего-нибудь…яростно-комсомольское. Но не дождался, не угадал. Марусю такими мелкими уколами было не пронять. Та ещё… стройотрядовская закалка!
- …а тут серьёзный, симпатичный, положительно воспитанный мальчик из хорошей семьи. Захомутать его тебе ничего не стоит: баба ты тёртая, опыт имеется. Сиськой перед ним помахала – вот он и поплыл. Махать ты умеешь.  Ещё с комсомольских времён.
Виталий Игоревич подвинулся ближе, заглянул ей в глаза.
- Слушай, а может бандитов на тебя напустить? – спросил он ласково и нежно. – Серьёзно! У меня есть знакомые бандиты. Дорогие, правда, возьмут, но на что не пойдёшь ради единственного сына! А чего? Так тебе морду отштукатурят – даже слепой потом не позарится. А, Марусь? Как считаешь?
Он говорил всё это таким доверительно-дружеским тоном, словно спрашивал совета: выдавливать ему чирей на мягком месте или подождать, пока тот окончательно созреет.
- Не получится, не надейся… - начала было Маруся, но Виталий Игоревич, источая всё ту же вежливую улыбку, её невежливо перебил.
- Да я и не надеюсь, Маруся! Я точно знаю! Да и ты вперёд посмотри, и сама убедишься. Ну, чего у вас может быть впереди? Понятно, с месяц, два, три, пусть полгода – постельный угар. В этом ты - мастер спорта, и не простой – заслуженный! С этим не спорю! А когда всё устаканится, войдёт в колею, в привычку? При самом лучшем раскладе – лет пять, не больше. И всё. Картина Репина. Да ты всё это и сама прекрасно понимаешь!
 
 
Комсомолка-ударница Маруся совершенно неожиданно и понятно вздохнула. Всё сошлось в одну точку и обозначилось одним этим вздохом, который прямо и недвусмысленно сказал: твоя правда, Виталюша! Пять календарей! Почему именно пять? Ну, шесть… Ну, восемь-десять, не больше… На большее она просто не потянет, нет! Выработала весь свой женский ресурс! Господи, почему такая несправедливость? За что?
- Ну, хорошо… - услышал он после этого многозначительного дыхательного движения. – Чего предлагаешь?
- Вот это разговор! – оживился Виталий Игоревич. Приятно, чёрт побери, чувствовать себя искусным дипломатом, который сегодня дома не получит сковородкой по башке.
- План такой. Генка женится на… В общем, есть одна положительная девочка, тебе её знать совершенно необязательно… А ты… А ты, Маруся, остаёшься с ним просто так. Без регистрации. Чего тут такого? -  и он даже позволил себе пожать плечами. -  Сплошь и рядом. А молодым надо жить, Маруся! Создавать крепкую российскую семью, ячейку общества. Опять же я тебе денег дам. Хороших денег! Само собой, не наших, не рублей!
- Хорошую же ты мне роль приготовил, - усмехнулась та. И от этой её всколыхнувшей память усмешки у Виталия Игоревича опять, как в те задорные комсомольские годы, заныло-засосало под ложечкой.
- Ну а чего… - он даже растерялся. – Ты же всегда, всю жизнь, с мужиков тянула. Ведь тянула же! А, Марусь? 
- Чего Марусь?-  опять усмехнулась она. Только на этот раз очень нехорошо. Совсем не по товарищески. И абсолютно не по-комсомольски.
- И тянула, и чего? А ты как хотел? Чтобы задаром вам, козлам похотливым, подставлялась? Щас! Нашли дуру! А теперь не хочу. Теперь я сама богатая. Наелась. Сама могу выбирать.
- Выбери, Марусь, выбери! – тут же охотно согласился с ней Виталий Игоревич. – Хоть меня выбери! Я опять согласен! Я на всё согласен! Только парня отпусти! А?
- Не-а, - сказала Маруся и покачала головой. – Не отпущу. Мой. Люблю. Тебе этого, правда, не понять. Ты же не на любви женился, а на должности… А я хоть и на старости лет, а отлюблю как следует. Для себя. Без ваших поганых подачек. Понял, Витусик? Так и свекровушке моей разлюбезной передай? Чего ж она-то не пришла? Небось, рвёт и мечет? Так пусть зря не мечет.  Мы с ней дамы одного возраста, уже немолодые. А от нервов в наши-то годы запросто и родимчик хватит. Так что объясни её всё, Витусик! И объясни, что лупить ей тебя, как раньше, сковородкой по башке не имеет совершенно никакого смысла. Тем более, что папашка-то её генеральский теперь уже во сырой земле. Так что пора прекращать генеральскую дочку из себя корчить. Прошло времечко золотое, когда на «Чайках» раскатывала да в «военторги» двери пинком открывала.
-Да, прошло… - охотно согласился Виталий Игоревич. – У одного древнего царя на кольце так прямо и было написано: всё пройдёт. Умный был царь. Не то, что мы, дураки.
- А, может, я вам ещё и внука рожу!- вдруг счастливо рассмеялась Маруся. Виталий Игоревич автоматически посмотрел ей на живот: может, уже…? Чёрт её знает. Вроде незаметно. Пока незаметно.
- Или внучку! – Маруся сделала вид, что не заметила его настороженного оценивающего взгляда. – А, Витусик? Ты кого хочешь?
- Роди, роди… - кивнул он. – Ты девка боевая, комсомольская. С тебя станется.
- Да, прав был Ванька Исакян… - сказал он, помолчав. Поднял на Марусю глаза и, увидев её настороженный взгляд, всё же не удержался, ударил под самый дых:
- Ты же помнишь Исакяна!
- Нет, не помню, - ответила Маруся и закаменела скулами (так-так… Хорошо! Не помнит она… Так я сейчас тебе напомню! Во всей его сногосшибательной красе!).
- Ну как же, Марусь! – и улыбнулся широко и радушно. – Весна восьмидесятого, пионерский лагерь «Ленинец» на Оке, городская комсомольская конференция. Высокий такой, с чёрными усиками! Из орготдела обкома! Он ещё пёр кое-кого во все, так скзаать, физиологические… - и вздохнул притворно. – Какой же, право, извращенец… А чего поделаешь: южная кровь! Ну, вспомнила?
- И что? – не ответив, ответила она на вопрос.
- Да! Так вот Ванька мне как-то сказал: нет ничего страшнее и неотвратимее, чем баба, которая что-то серьёзно задумала. Остановить такую – дохлый номер. Умный человек Ванька.
- Дураки банкирами не становятся. А ты - скотина, – сказала она как ударила. – Не хотела я с тобой ругаться, Витусик, но, видно, не миновать. Значит так. Ничего у тебя с твоей… ладно, пропустим, не выйдет. И вашего сына я вам не отдам. Любовь, Витусик! Как тебе такое ласковое слово? 
- И ещё… - сказала она, помолчав. – Насчёт Гены… Мне, дорогой ты мой, любезный свекорок, одна старушка как-то сказала: не спеши жалеть несчастных. Я тогда молодая была, глупая, и этих слов не понимала. А сейчас… -  и усмехнулась жёстко, по-мужски, - …  повзрослела и вижу: права оказалась старушка-то! Так что не спеши! И это ещё неизвестно, кто действительно несчастный: ты или Геночка!
Она, улыбнувшись, прикрыла глаза, качнула точёной ножкой, обутой в блестящую, такую же точёную, словно это было естественное продолжение её ноги, туфельку. У Виталия Игоревича противно-тяжело заныло в паху.
- Да… - поджал он губы, отводя свой плотоядный взгляд от ножки-туфельки. – Дети платят за грехи родителей. Всё правильно. Ну что ж… -  и поднялся из-за стола. – Вижу: не убедил. Тогда совет вам, как говорится, и любовь. Может, и на самом деле  родите. Совместными-то усилиями чего не замесить? Дурацкое дело нехитрое!
 
Он вышел на улицу, сел в машину, включил зажигание. Шёл светлый, тёплый, искрящийся мелкими бриллиантовыми брызгами, весёлый дождь. Виталию Игоревичу надо было показаться на работе, но работать после разговора с Марусей почему-то совершенно расхотелось. Может, к Хачику поехать? Подберёт бойцов-специалистов, чтобы устроили красной девице Марусе сеанс оздоровительной косметики…Он доехал до дома, поставил во дворе машину, но в подъезд не пошёл. Поднял голову, посмотрел на окна квартиры, непонятно хмыкнул и вышел в умытый всё тем же дождём сквер.
Ему вдруг стало очень весело и вообще как-то свободно и ясно. Не очень-то хотелось признаваться даже самому себе, что Маруся – недалёкая, жадная, блудливая, легкомысленная – оказалась не такой уж глупой и порочной, которой он привык её себе представлять. Но… Может, Генка и прав, подумал вдруг.  Ну, старше, ну с мужиками повертелась в своё удовольствие – и что? Святых нет. Святые – самые грешники. И действительно за всё на свете надо платить. Не расплачиваться, нет! Расплачиваться надо за пороки, а платить за оставшееся всё. В том числе, и за добродетель. И кто знает, может, и на самом деле скоро дедом стану? Пора бы уже! Как есть пора! Хоть ещё одна, кроме сына, родная душа появится…
- Мужик, третьим будешь? – услышал он сбоку глухой хриплый голос, и от этой неожиданности вздрогнул. Потёртый мужик с сивой щетиной тоскливо и обречённо смотрел на него. На что он надеялся, когда задавал свой совершенно неуместный вопрос?. Чтобы такой лощёный ферт на такой дорогой машине – и вдруг решился так вот, по-босяцки, раздавить с ним пузырёк? Это уже будет полнейший абзац! Скорее, в морду заедет и в милицию сдаст. Знаем мы таких культурных! Ну, может, хоть до пузыря добавит? 
- А давай! – вдруг весело сказал Виталий Игоревич. – Чего нам, дуракам! Гулять так гулять!
- Повод, что ли, есть? – моментально повеселел и «страдалец» (вот ведь подфартило!).
- И ещё какой! – согласился Виталий Игоревич. – Двести лет гранёному стакану! Сын женится!
Он расстегнул куртку и полез в карман за деньгами…  
 
© Курганов А.Н. Все права защищены.

К оглавлению...

Загрузка комментариев...

Храм Нерукотворного Образа Христа Спасителя, Сочи (0)
Кафедральный собор Владимира Равноапостольного, Сочи (0)
Москва, Центр (0)
Побережье Белого моря в марте (0)
Лубянская площадь (1)
Северная Двина (0)
Весенняя река Выг. Беломорск (0)
Храм Казанской Божьей матери, Дагомыс (0)
Москва, Фестивальная (0)
Москва, Смольная (0)

Яндекс.Метрика

  Рейтинг@Mail.ru  

 
 
InstantCMS