ПРИГЛАШАЕМ!
ТМДАудиопроекты слушать онлайн
Художественная галерея
Побережье Белого моря в марте (0)
Москва, Фестивальная (0)
Дом-музей Константина Паустовского, Таруса (0)
Москва, ул. Санникова (0)
Долгопрудный (0)
В старой Москве (0)
Катуар (0)
Беломорск (0)
Угольный порог. Река Выг. Беломорск (0)
Москва, Долгоруковская (0)
Беломорск (0)
Зимний вечер (0)
Беломорск (0)
Беломорск (0)
Москва, Фестивальная (0)
Верхняя Масловка (0)
Поморский берег Белого моря (0)

«Альбом для рисования» литературная группа «СЛОВО-на-ДОНУ»

article1035.jpg
    В Ростове-на-Дону поэзии вольно и хорошо. Она здесь растёт, развивается, колосится и плодоносит. В подборку вошли десять поэтов – а могли бы и тридцать. Назовём это условное сообщество «Слово-на-Дону» – все они входят в Ростовское региональное отделение Союза российских писателей. Все публикуются в серьёзных изданиях и побеждают в серьёзных конкурсах, все умеют переосмыслить действительность на уровне иной, поэтической логики. Люди разных профессий – философ Сущий, филолог Надя Делаланд, инженеры Рыльцов, Соболев, Данкеев, фармацевт Фоминова, педагог Ульшина, математик Вольфсон, главный редактор «45-й параллели» Сутулов-Катеринич, архитектор Волошинова – объединены бескорыстной и безграничной любовью к русскому слову и наделены талантом увидеть и достойно спроецировать и радости, и боли сегодняшнего мира.
 
 
 
 
 
 
 
Литературная группа «СЛОВО-на-ДОНУ» представляет:
 
 
 
Сергей СУЩИЙ
 
7 МАРТА 2020
 
Тучи с запада, ветры с востока.
Флюгер сердца – равняйся, по швам!
Злой до барщины и до оброка
накатил коронованный штамм.
В синеве не висят самолеты,
на границах засовы-замки.
Под лопаткой тяжелое что-то,
в добрый пуд черноземной тоски.
 
Выйдешь к речке похмельный, ненастный,
карантинной щетиной небрит.
Ангел в белом халате и маске
или чайка (поди разбери)
сбросит перышко-весть: мол всё в силе –
за работою марто-апрель;
на Синае воскреснет Осирис,
дудку новую выстругал Лель. 
 
Ну а толку – где мы, а где вечность?
И всегда безнадежен финал…
Но тюльпан в пальцах женщины встречной
так бездумно и счастливо ал.
 
 
* * *
 
Блестело море всё в  ярком свете.
и грозно волны о берег бились…
Безумство храбрых – вот мудрость жизни!
Максим Горький
 
Блестело море всё в ярком свете,
но волны бились совсем не грозно.
Был у планеты в походной смете
проставлен нолик в графе «морозы».
Плечом сдвигая лазури линзу,
мы доплывали до небосклона.
А после ели лаваш и брынзу,
ладонью смуглой, слегка соленой,
 
касаясь ветра, воды и тверди.
И знали точно, что у планеты
поставлен нолик в колонке: «смерти»,
и будет вечным морское лето.
Поскольку тот, кто приставлен к миру
серпом снимать бытия излишки,
храпит в обнимку с другом сатиром.
И наблюдая за нами с вышки,
 
поклонник храбрых, певец экстрима,
наездник девятого вала моря,
седой, усатый спасатель Максимыч,
шептал угрюмо: «Ну-ну, посмотрим…»

Сергей Сущий

© Сергей Сущий. Все права защищены.
 
 
 
Надя ДЕЛАЛАНД
 
 
***
 
Ляжешь, бывало, днем, до того устанешь,
под двумя одеялами и под тремя котами,
на большом сквозняке закрывая правое ухо,
так и спишь – то девочка, то старуха.
За окном дожди умножают собою жалость
вон того листа и медленно окружают
бомжеватый дом, в котором ты засыпаешь
под тремя одеялами и четырьмя котами.
И когда последний лист упадет на землю,
разойдутся все прохожие ротозеи,
под пятью одеялами и десятью котами
ты заснешь так сильно, что спать уже перестанешь.
 
 
***
 
Так любила его, так любила…
 
Воображала, что вот его – парализует,
они встретятся – она красивая, неземная,
с кем-то смеющаяся у колонны,
он – в инвалидной коляске, смущенный,
грустный, смотрящий в нее неотрывно.
И она обернется, поправит локон,
подойдет к нему близко и будет рядом.
 
Или вот – он при смерти. Или даже
только что скончался. Она как ляжет
на кровать к нему, молча отдаст полжизни,
поцелует, обнимет, и он восстанет,
а она, напротив, слегка устанет
и какое-то время проспит почти что
мертвым сном.
 
Так любила его.
А теперь разлюбила – желает ему здоровья.

Надя Делаланд

© Надя Делаланд. Все права защищены.
 
 
 
Сергей СУТУЛОВ-КАТЕРИНИЧ
 
 
АПРЕЛЬ — НАДЕЖДАМИ. ЯНВАРЬ — БЫЛИНАМИ…
строки без скобок
 
жил-был — я.
(Стоит ли об этом?)
Шторм бил в мол.
(Молод был и мил…)
В порт плыл флот.
(С выигрышным билетом
жил-был я.)
Помнится, что жил.
Семён Кирсанов
 
трагедь заказана. комедь отыграна.
что выше сказано — читай навыворот.
трагедь отыграна. комедь заказана.
арена с тиграми. веранда с вазами.
 
по следу — изморозь. по строчке — жимолость.
судьбина сызмальства неудержимая.
мечталось — паинькой. случилось — Райкиным.
во гневе папенька — причуды мамкины!
 
полжизни — Райкиным. треть жизни — иноком.
кормился байками. пил с арлекинами.
бухал с берёзками. грустил под соснами.
освистан озами висококосными.
 
плясал под пальмами. бродил под кедрами.
служил с нормальными востоковедами.
кружил над мальтами. хвалил Создателя.
ругал по матери мента-предателя.
 
хрипел катренами. пел с катеринами.
страну с мартенами волхвы покинули.
бардак с мартынами. видак с коломбами.
кабак с кретинами высоколобыми.
 
друзья — в Америке. враги — в Житомире.
жена в истерике: три музы в номере!
стервец в Сарапуле — изгой Саратова.
стишки-каракули братка сатрапова…
 
примета вербная — сон-аномалия:
и нянька Веронька, и пьянь-Амалия.
мадам Амалия в Сибири шпрехает,
а Вера смайликом дрожит под веками.
 
роман — таганками. романс — цыганками.
комедь — обманками. трагедь — цигарками.
апрель — надеждами. январь — былинами.
жил-был… и где же мы?.. жил-был с любимыми…
 
 
НЫРЯЯ В... НЕБЕСА
 
Прошедшее прекрасно, пришедшее паскудно —
Уверовать опасно, проверить многотрудно.
 
Минувшее сакрально, грядущее скандально —
Эпиграфом поэмы «Кому жить хорошо…»
На той Руси, которой мы молимся ментально,
Историю которой, наврав фундаментально,
И боги, и разбойники растёрли в порошок.
 
Страдая ежечасно, упорствуй гамаюнно:
Вчерашнее ужасно? — Лечись сонатой лунной...
 
Сегодняшнее тленно, ушедшее бесценно —
Стихи, романы, фильмы, художеств кутерьма...
За сценой и на сцене общение обсценно —
Христа опережая, воскреснут стопроцентно
Поэзия и музыка, сводящие с ума.
 
Счастливица несчастна? — Гравюра лапидарна.
Ревнивица пристрастна!.. Елена легендарна.
 
Забытое целебно, сокрытое волшебно —
Поэтова подруга ныряет в... небеса!
Мелодию восхода вытягивай крещендо:
Крещение любовью и свято, и священно —
Над вечными сюжетами витают чудеса.
 
Высвистывай блаженно: бесстрашны абсолютно,
Я выдохну рефренно: бессмертны обоюдно.

Сергей Сутулов-Катеринич

© Сергей Сутулов-Катеринич. Все права защищены.
 
 
 
Валерий РЫЛЬЦОВ
 
 
* * *
 
Когда уже ни карт, ни лоций и зависает Интернет, что нам действительно даётся на этой лучшей из планет – одно бесплодие угодий с булыжным грунтом отчих га и мойры воют в дымоходе в горячий пепел очага, должно быть, жарко протопили – искать причины не резон тому, что ножницы тупые у закрывающей сезон. Так нам ли ныть, что кости ломки, что лют державный костолом, пока горящие по кромке витают хлопья над столом… Фиал с назначенной отравой придётся выцедить до дна, звезда поэзии кровава и постоянно голодна. Среди подельников ревнивых – швецов словесной бахромы – мы выживали на руинах не для того, чтоб петь псалмы и сладко блеять пасторали… Чураясь песни хоровой, мы просто противостояли напору злобы мировой, твердили древние заветы, пытались вразумить орду и по горящей кромке века брели, камлая на ходу. 
 
 
* * *
 
День поэзии. Кладезь неврозов.
Что тебе в моём имени, тварь?
 
Извергающий горькую прозу,
осуждая державный словарь,
кто ты есть, обожжённый иначе,
чем диктует закон естества?
Не для этого ль был предназначен
составляя из боли слова!
 
Кто ты есть? Попрекавший эпоху,
что ввела в чародейный туман,
где цветы серебристого лоха
источали блаженный дурман.
Кто ты есть? Среди истин избитых
навсегда затерялась твоя,
осознавший ничтожность попыток
корректировать текст бытия.
 
Проходимец, утративший веру
и благую отринувший весть,
сотворивший из праха химеры
прокажённый, хромой – кто ты есть?
Возжелавший в хрустальную пристань
парковаться в последнем бреду…
 
День поэзии. Лох серебристый
в Гефсиманском заросшем саду.

Валерий Рыльцов

© Валерий Рыльцов. Все права защищены.
 
 
 
Татьяна ФОМИНОВА
 
 
* * *
 
Она стояла на пороге, 
смотрела вдаль из-под руки. 
Там уходящие шаги 
дымились пылью по дороге.
Там были все ее мужчины:
отец, и брат, и муж, и сын. 
Степная пыль стирала спины 
ее единственных мужчин.
Спокойным жестом гордых женщин 
со лба откинув прядь волос,
она смотрела вслед ушедшим 
без пресловутых бабьих слез.
Как будто кто-то изнутри, 
а может даже кто-то свыше 
приговорил ее: Смотри! 
Смотри, пока жива и дышишь.
И вот они уже ушли,
но взгляд все так же сух и светел.
Они растаяли в пыли.
Там только пыль и только ветер.
Но нету силы отвернуться. 
Уже предчувствуя беду, 
конечно знала: не вернутся, 
и свято верила: дойдут.
 
 
* * * 
 
Старый город брусчат и трамваен.
Закурив, он присел у реки.
Новостройки безликих окраин,
как заоблачный мир, далеки.
Не спугни невесомое чудо
птичьей музыки на проводах.
Эти улочки, все ниоткуда,
льются, тянутся – все в никуда.
В этот тающий вечер осенний
колокольный пронзительней звон,
старомодный, как запах варенья
из распахнутых настежь окон.
Краски выцвели, стёрты ступени...
В этот сладкий малиновый час
в старый город спускаются тени
всех, когда-то покинувших нас...

Татьяна Фоминова

© Татьяна Фоминова. Все права защищены.
 
 
 
Борис ВОЛЬФСОН
 
 
ВОРОБЬИ
 
Сухою коркой времени едва ли будешь сыт,
а больше мне не выдадут: на карточке зеро.
Но сизым глазом шулерским вселенная косит 
и жульничает с временем, как с картами таро. 
 
В пространстве перекошенном не счесть бугров и ям,
сплошные турбулентности – я дальше не ездок.
Скрошу вот только корочку голодным воробьям
и выпрыгну на скорости в безвестный городок.
 
И побреду по улицам в космической пыли,
смешаюсь с антивременем, как антивещество.
Здесь принимают карточки, считают все нули
вполне себе пригодными к оплате ничего.
 
В процессе растворения, слиянья с пустотой, 
освобожденье празднуя от боли и любви,
я позабуду начисто о жизни прожитой,
а если кто и вспомнится, так только воробьи.
 
И сам наверно вскорости я буду позабыт:
с сухою коркой времени кому ты будешь мил? −
вот разве что воробушкам, у них налажен быт, 
пускай себе чирикают, не зря я их кормил.
 
 
У ВОДЫ
 
Тебя у воды вспоминаю босую,
такой, как тогда отражала река, и
по памяти щепкой портрет твой рисую,
но долгую линию не замыкаю.
 
Шлепки о песок, и шуршанье, и лепет,
и даже как будто негромкие плачи…
Волна, набегая, и чертит, и лепит,
и тут же смывает и строит иначе.
 
А жёлтый песок и зелёные нити –
лишь фон для мистерии; яркие блики,
прозрачные тени и мячик в зените – 
страстей, охлаждённых волною, улики.
 
Вины за собою признать не желая,
бреду одиноко вдоль кромки прибоя.
И рядом волна шелестит, как живая,
как та, что недавно прощалась с тобою.
 
Я шёл по песку, я берёг свои брюки,
а ты − босиком и походкой небрежной,
с волною, как с символом скорой разлуки, 
играя беспечно на ленте прибрежной.
 
Теперь твой маршрут повторяют стрекозы,
меняя в полёте структуру и моду,
и пчёлы, пополнив запасы глюкозы,
гудят ради звука; на чистую воду,
 
фасеточных глаз своих не отрывая,
выводят меня и с искусством жокея
седлают эфир, и змеится кривая,
которую щепкой черчу на песке я.

Борис Вольфсон

© Борис Вольфсон. Все права защищены.
 
 
 
Галина УЛЬШИНА
 
 
LACRIMOSUM
 
Восплачем о времени гулком,
безумном и полном надежд,
где мнилось: в любом переулке
единственный встретится, тот,
где встретился Тот и Анубис,
Добрыня и Велес, и Зевс,
теперь вспоминаем, потупясь, 
от трепета чуть покраснев.
Восплачем о времени ярком
средь бабочек и пауков,
где судьбы плели мы, как Парки,
ни Слова не зная, ни слов.
Вселенский исследуя ребус,
за бегом планетным следя,
длиннот своей нити не требуя,
мы пряли, ещё не скорбя.
Восплачем о времени милом,
о давнем, ушедшем в быльё,
когда мы в младенцах любили
веков воплощенье своё.
Вот, выросли наши младенцы
из тёплых истлевших пелён –
чего ж, испугавшись, согреться
их тщетно в объятья зовём,
и плачем о времени бывшем –
бескрайний без дна окоём –
не слыша от плача, не слыша
живого биенья времён?
И, маски к себе примеряя,
не осознавая себя,
теряем, теряем, теряем,
истёртую нить теребя?
…О том, что из вечности тёмной
мы вышли и снова войдём, 
мы плачем – как дети в пелёнах –
в бездонный входя окоём.
 
 
ЛЕНИНСКОЕ
 
Уже почти растаял снег,
и в полдень припекает солнце,
а мы с тобой нарядней всех
в почётном карауле бронзы
так молоды и так горды,
что избраны на пост райкомом.
Прохожие, разинув рты,
глядят на памятник знакомый.
Сто лет сегодня Ильичу! –
он вечно жив, и мир прекрасен,
а бабушка крестилась: «Чушь!»
и в пост прокручивала мясо.
Дед юбилейную статью
читал, дымя, шуршал газетой,
а бабушка кляла уют
с колодцем и одной розеткой,
и вспоминала продналог,
ругала деда «комунякой»,
и тут…внесла им на порог
щеночка старая собака.
Схватился гнать собаку дед! 
«Куды ж её, с дитём, в апреле?
Впусти! – был бабушкин совет, –
все ровня – так вас учит Ленин!».
…А я с тобой – плечом к плечу –
шла после смены караула.
Уже сто лет как Ильичу,
а бабушка не протянула…

Галина Ульшина

© Галина Ульшина. Все права защищены.
 
 
 
Александр СОБОЛЕВ
 
 
* * * 

«Если не будете, как дети…» 
 
Забыл о тусклых, его – запомнил. Он был недлинный. 
Как будто – день, и на ум пришло мне 
идти долиной. 
По палой хвое, по мягким тропам, не знавшим пала, 
и по полянам с густым сиропом 
нога ступала. 
Мело пыльцой над лесной округой, беспечной силой 
сияло небо и по заслугам 
наградой было. 
Горбатый корень, валежник влажный, резные лозы – 
всё отзывалось на эту жажду 
мгновенной грёзой, 
то муравьями, то муравою ступней касалось, 
плелось желанием и мечтою… 
Опять казалось, 
что спелым будущим день наполнен, как рот – малиной, 
и жизни полдень! Чуть-чуть за полдень 
перевалило, 
где сытно пахнет с корзинкой в рифму грибной мицелий, 
кораблик солнца минует рифы, 
чудесно целый, 
струится, светится напоследок спиральным светом, 
и хмель по вантам то так – то эдак, 
то там – то этам… 
Одушевлённый и каждой частью во мне продлённый, 
он знал, как лёгок, красив и счастлив 
полёт подёнки, 
он был любовным напитком лета и аналоем, 
он звал ребёнка, он ждал привета, 
он пах смолою, 
корой сосновой оттенка чая, лесным левкоем… 
Он жил единым своим звучаньем, 
своим покоем. 
Недолгий, он дорогого стоил. На белом свете 
мы были – целым, нас было – двое, 
и с нами – Третий.
 
 
* * * 
 
Мой добрый друг, лирический герой – 
он весь, как я, но репликат – умнее! 
Мы заняты заманчивой игрой, 
и что-то в той песочнице умеем. 
Нам рифмы не крутить на бигуди 
и лавры не примеривать в гримёрных, 
но майю на песочке разводить – 
пускай пускает веточки и корни. 
И я не маг, и он не соловей, 
но вследствие эффектов нелокальных 
ко мне приходит белый человек, 
мой лучший вариант из зазеркалья. 
Мой временный поверенный в судьбе! 
Свои грехи, огрехи и печали 
могу доверить одному тебе. 
Поговорим – оно и полегчает. 
Ты весел и остёр, у нас двоих 
покуда профицит оксюморонов. 
Но с энтропией местные бои 
всё чаще переходят в оборону – 
спина к спине или к плечу плечо. 
Марионеткой театра Образцова 
ты для меня не станешь нипочём, 
мой кровный брат, близнец однояйцовый. 
Мой славный клон! Куда я без тебя? 
Осваивая практики и стили, 
одним дыша и многое любя, 
зачем-то ж мы с тобою расплодились. 
И может быть, любезный мне двойник, 
под этим солнцем мы не только тени. 
Внутри стиходелической возни 
мы чуем душу речек и растений, 
полезный смысл, отчизны сирый дым… 
Мы – результат природных комбинаций. 
Моё второе «я», гетероним, 
давай почаще вместе собираться.

Александр Соболев

© Александр Соболев. Все права защищены.
 
 
 
Любовь ВОЛОШИНОВА
 
 
* * *
 
Саду, посаженному А.П. Чеховым возле своего дома в Крыму.
 
Усталый человек сажает сад
на склоне, где всё сумрачно и дико,
где лишь чертополох и повелика,
и новый дом ещё гостям не рад.
А саженцы, что замерли в руках,
почти мертвы – лишь где-то в сердцевине
трепещет искра жизни и гордыни,
готовая взорвать покой и прах.
Грядущий век пророчит ужас войн,
а он мечтает, что здесь воцариться
полёт стрекоз и звонкий голос птицы, 
что аромат цветов умоет лица,
пред гимном пчёл отступит бездны вой;
друзья придут под сень младых ветвей,
из сердца к сердцу потекут рассказы – 
и будет «небо явлено в алмазах»
над судьбами негаданных гостей…
Усталый человек сажает сад
в преддверии неистового века –   
Творит вселенную с названьем «Чехов»,
не ожидая званий и наград! 
 
 
 
* * *
 
Зачем-то припомнился русский двенадцатый век:
князья меж собою в каком-то вселенском раздоре,
волхвы всё пророчат ненастье и голод, и хвори,
а в каждой душе восстаёт праотеческий грех.
 
И только у стен монастырских с утра мастера
вновь режут по камню узоры для княжьего храма.
Вослед за резцом открывается взору упрямо
теней, полутеней и света дневная игра.
 
Из плоти камней проступают листы и цветы,
являются львы, раскрывают крыла берегини,
и дышит в них истина, что бы назваться святыней – 
для князя, княгини, для всей городской голытьбы.
 
В ней взгляд ослепляет весенних берёз береста.
И снова душа пламенеет, дерзает и смеет,
является лик незапамятной Гипербореи,
и воля вновь манит, и сладки любимой уста!
 
И тою резьбой будет кладка камней скреплена,
и та белизна мастерам их обиды отпустит,
а душам откроет покоя бессмертного устье,
и будет сынам за отцов их вина прощена…

Любовь Волошинова

© Любовь Волошинова. Все права защищены.
 
 
 
Андрей ДАНКЕЕВ
 
 
АЛЬБОМ ДЛЯ РИСОВАНИЯ
 
…ибо в шесть дней создал Господь
небо и землю, море и всё, что в них…
Исх. 20:11
 
Вчера мне мама альбом купила, – для рисования, в шесть листов.
С утра, с печеньем хлебнув кефира, с карандашами сажусь за стол.
 
Вначале, взяв голубой и синий, рисую тщательно, не спеша,
посередине листа красивый, вполне пригодный для жизни шар.
 
Второй рисунок. Всё так же просто: кругом волнуется океан,
направо – остров, налево – остров; на левом будет гора-вулкан.
 
Потом коричневым и зелёным, убрав другие карандаши,
рисую пальмы, каштаны, клёны, степные травы и камыши.
 
А на четвёртом листе – светила: на чёрном золотом – россыпь звёзд,
а вот Медведица на картине: вот это – лапы, а это – хвост.
 
Лист номер пять будет мой любимый – здесь будут зайчики и слоны,
медведи, лошади, крокодилы, пантеры, лоси и фазаны.
 
Шестой рисунок – простейший смайлик: две точки – чёрточка – скобка – круг,
овал-огурчик, штанишки, майка, прямые чёрточки ног и рук.
 
Альбом закончился.
Но внезапно – откуда только ружьё взялось? –
простейший смайлик
стреляет залпом.
 
Упал на пятом убитый лось,
четвёртый лист затянулся дымом,
на третьем выгорела трава,
а на втором превратились в дыры мои красивые острова.
 
Глотая слёзы, альбом хватаю и рву, сминая в бумажный ком.
В газетной лавке в нашем квартале мне мама купит ещё альбом.
И я возьму голубой и синий…
 
 
АПРЕЛЬСКИЙ ВЕТЕР
 
Апрельский ветер начинается в марте,
на старте
весны, освежающей краски
проснувшихся трав.
Задолго до Пасхи,
помимо учений, теорий, партий
он прёт с юго-запада, озорной, азартный,
беспечный, как школьник, забывший дома
дневник и учебники, плохо знакомый
с расписанием занятий, проваливший экзамен
по математике…
и внезапно
я ощущаю в поведении ветра
действие некоего незыблемого закона,
влияние Силы, которой покорна
стихия – низовки, сирокко, борея…
Так и стихи сохраняют инерцию метра
силлабо-тоники: ямба, хорея…
А ветер прёт в направлении мая,
и, вектор ветра отметив на карте,
я
всем своим существом понимаю:
апрельский ветер
начинается
в марте.

Андрей Данкеев

© Андрей Данкеев. Все права защищены.
 
 
© «СЛОВО-на-ДОНУ», тексты. Все права защищены.

К оглавлению...

Загрузка комментариев...

Москва, Долгоруковская (0)
Москва, Центр (0)
Храм Преображения Господня, Сочи (0)
Верхняя Масловка (0)
Москва, Ленинградское ш. (0)
Побережье Белого моря в марте (0)
Храм Нерукотворного Образа Христа Спасителя, Сочи (0)
Старая Таруса (0)
«Осенний натюрморт» (0)
Мост через реку Емца (0)

Яндекс.Метрика

  Рейтинг@Mail.ru  

 
 
InstantCMS