ПРИГЛАШАЕМ!
ТМДАудиопроекты слушать онлайн
Художественная галерея
Храм Нерукотворного Образа Христа Спасителя, Сочи (0)
Москва, ул. Санникова (0)
Долгопрудный (0)
Москва, ВДНХ (0)
Приют Святого Иоанна Предтечи, Сочи (0)
Зимнее Поморье. Река Выг (0)
Кафедральный собор Владимира Равноапостольного, Сочи (0)
Москва, Центр (0)
Храм Казанской Божьей матери, Дагомыс (0)
Беломорск (0)
Беломорск (0)
Москва, Долгоруковская (0)
Село Емецк, Холмогорский район (0)
Загорск (1)
Москва, Долгоруковская (0)
У дома Цветаевых, Таруса (0)
Музей-заповедник Василия Поленова, Поленово (0)

«Охота» (рассказ) Валерий Румянцев

article112.jpg
     У каждого человека есть небольшой круг людей, с ними, в общем-то, и проживается жизнь. Вокруг сотни и тысячи, с которыми ты связан тем или иным образом, но они не являются участниками твоей жизни; они могут быть, а могут и не быть. Но есть единицы, в крайнем случае, десятки, без которых не было бы и твоей жизни в том виде, в котором она состоялась и ещё будет продолжаться.
         Для бывшего колхозного механика Григория Свиридова одинокая бабка Авдотья, живущая по соседству, - человек из его жизни. А свою жизнь не любить и не ценить нельзя. Ибо любить себя - это не право, а почётная обязанность.   Хотя теперешнюю жизнь Свиридов и не ценил, и не любил, но у этой нелюбви уже  другой смысл. Когда-то он был в колхозе механиком, и все машины и трактора были его гордостью. Их железное здоровье зависело от него, - и поэтому он с утра до вечера  крутился как белка в колесе. Потом пришли другие времена, и не стало в их селе ни  колхоза, ни автомашин, ни тракторов. Да и сам Свиридов стал никому не нужен.
         Вот и вчера, в новоявленный праздник – День единения России - никакого единения Григорий не почувствовал. И это несмотря на то, что СМИ и чиновники самых разных  рангов наперебой уговаривали его почувствовать это самое единение с Гайдаром, который бесцеремонно залез в его карман и вытащил деньги, собранные на ремонт дома;  с Чубайсом, который отдал нефть будущим олигархам, а ему дал фантик и сказал, что это и есть его собственность; с Ельциным, который пропил Союз и расстрелял Конституцию и Верховный Совет; с Ходорковским, который хотя и пребывал ныне в тюрьме, но почему-то совершенно не вызывал у Григория сочувствия. Даже в своём селе Свиридов ни с кем не чувствовал единения; жил, так сказать, анахоретом. Он был бы рад осязаемо, грубо,  зримо ощутить единение и поднять стопку с хорошей водкой или, хотя бы, плохого самогона с друзьями юных и поздних лет, но все они, увы, так далеко, что ни доехать, ни,  тем более, долететь нет никакой возможности. Сейчас бы Минин не смог собрать  ополчение, потому что кони остались только в конюшне Лужкова, а проезд на других  видах транспорта оказался бы не по карману ополченцам. Приехал бы один Пожарский,  князь всё-таки…
         Примерно так второй день размышлял Григорий, перебирая в памяти беды  последних пятнадцати лет, которые сыпались на головы его односельчан. Очередной день  уходил, оставляя призрачную надежду на утро.
          А утро принесло новую беду. Ночью волки снова задрали теленка, теперь уже у  бабки Авдотьи; того самого телёнка, которого она собиралась за лето вырастить и осенью  продать, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Одна надежда была у неё, на  телёнка, и того лишилась. Свиридов, увидев зарёванную соседку, твердо решил  поквитаться с хищником. Бабку Авдотью Григорий знал с детства, много добра она сделала для него, хотя, если разобраться, чужой человек. Впрочем, раньше отношения между людьми были намного добрее, не то, что теперь. Сейчас насаждается совсем  другая философия: все только для себя, человек человеку – волк. 
«Вот и посчитаемся с волками», - усмехнулся про себя Свиридов.
        Он взял свою старенькую «ижевку» и вышел из дома. Проходя мимо  полуразрушенного строения, которое в советские времена было детским садом, Свиридов  отметил, что летом ещё были целы двери и окна. Сердце непроизвольно сжалось от  мысли, что доламывают свои же, сельские. Возле территории тракторного отряда грустно  подумал о том, что уже много лет там не слышно веселящего душу рокота моторов;  вспомнил, как летом цыгане вывозили отсюда на прицепе металлолом. Повернул на  окраину села к бывшей ферме, от которой остались одни стены. Прошёл мимо,  осматривая эти стены, и, ещё более озлобленный, зашагал к лесу.  
          Пройдя через луг, схваченный первым морозцем, он бегом пересек еще укутанный туманными клочьями овраг, миновал песчаный пригорок и очутился в дубовой роще. В  прозе жизни всегда найдётся поэтическая строка. Лес встретил его свежестью и ничем не  нарушаемой тишиной. Стояло ясное утро. Солнце еще только чуть-чуть поднималось над  лесом, и приятно было ощущать на лице прикосновение его мягких лучей. Озлобленность  стала притупляться; наверное, потому, что самые лучшие соседи - это лес, река и поле,  граничащее с горизонтом. Двигаясь вдоль узкого ерика, Свиридов подошел к Волчьему броду. Здесь он остановился, поудобнее укрепил на спине рюкзак и, уже осторожнее,  держа «ижевку» наизготовку, направился к зарослям камыша и тальника. Он долго пробирался сквозь эти заросли, перемешивая ногами тонкий ледок с поблескивающей среди кочек водой. Когда, наконец, он вышел на остров, то уже порядком устал и почти  жалел, что потащился в такую даль. Немного отдохнув, он осторожно пополз вдоль кустов ивняка к старой горелой иве, туда, где, по уверениям опытного охотника  Семёныча, находилось волчье логово. 
            « Ты уж, Гриша, смотри, не оплошай. Постарайся, – говорил  Семёныч Свиридову,  когда узнал, что тот собирается на волков. - Я бы сам пошел, да занемог чтой-то. Значит,  как пройдешь на остров, так и дуй вдоль ивняка, не сумлевайся. Как раз на логово и  выйдешь». 
           Логово было под старым поваленным деревом, недалеко от берега. Его обитателей не оказалось, и Свиридов решил подождать их тут же. Он старательно замаскировался в кустарнике, положил ружье в развилку и стал ждать. Время как будто застыло  на  месте. Хотелось закурить. Пошарив рукой в кармане, убедился, что  пачка «Примы» и спички на месте. Однако курить никак нельзя: волки почуют. От резиновых сапог заныли пальцы на левой ноге. Снять бы, но и этого делать нельзя: портяночный дух тоже может отпугнуть хищников. Придётся терпеть. Вспомнил безутешные глаза бабки Авдотьи. Чем же ей помочь? А чем поможешь, если сам на мели? Просидев так больше часа, Григорий задремал. 
            Проснулся он от  какого-то беспокойного чувства: было такое ощущение, что он не один на этой полянке. Свиридов осторожно выглянул из куста и сразу же увидел волков. Их было двое: стройные и ловкие, они весело гонялись друг за другом и издавали какое-то неуклюжее, до смешного непохожее на собачье, тявканье. Звери настолько увлеклись игрой, что не замечали ничего вокруг. 
             Стараясь не дышать, Свиридов осторожно взвел курок. Прицелился в более крупного зверя и, услышав стук своего сердца, выстрелил. Оглушительный звук оборвал  веселую игру. Крупный поджарый волк на бегу вздрогнул всем телом и медленно  повалился набок. Он был убит наповал. Второй волк в первое мгновение кинулся бежать,  но, оглянувшись и увидев, что его товарищ остался неподвижен, нерешительно  остановился. Он пережил уже не одну зиму, не раз слышал звук выстрела и прекрасно  понимал, что этот звук означает. Слепой страх и сознание своей слабости, своего бессилия перед людьми и их оружием гнали его вперед, дальше отсюда, призывали укрыться от этого ужасного грома, забиться куда-нибудь в чащу и замереть. Но, видно, было в его неискушенном зверином мозгу еще что-то, что не давало волку послушаться своего инстинкта. Это необъяснимое чувство толкало его к неподвижно лежавшему товарищу, навстречу смерти. 
                      И оно победило. Зверь медленно подошел к телу убитого и, даже не взглянув на кусты, в которых притаился охотник, стал подталкивать лежащего волка мордой, словно призывая его подняться. Он все еще на что-то надеялся. Хотя откуда он мог знать, что мертвые не возвращаются. Его товарищ продолжал неподвижно лежать на земле. 
Тогда волк медленно поднял голову и завыл протяжно и отчаянно.
                Свиридов вновь прицелился, но не смог выстрелить. Этот ужасный вой проник ему в душу, и охотник не выдержал. Он опустил ружье и, не оглядываясь, не думая об опасности, зашагал прочь. Он шел напрямик, спотыкаясь и не обращая внимания на хлещущие по лицу ветви кустов. Сердце колотилось почти у самого горла, а Свиридов хотел только одного: оказаться как можно дальше от этого места. И долго, долго вслед ему несся горестный волчий вой.
Март 2006 г.
 
© Валерий Румянцев Все права защищены.

К оглавлению...

Загрузка комментариев...

Старая Таруса (0)
Москва, Центр (0)
Беломорск (0)
Москва, Ленинградское ш. (0)
Весеннее побережье Белого моря (0)
На Оке, Таруса (0)
Храм Казанской Божьей матери, Дагомыс (0)
Москва, ВДНХ (0)
«Рисунки Даши» (0)
Москва, Ленинградское ш. (0)

Яндекс.Метрика

  Рейтинг@Mail.ru  

 
 
InstantCMS