Загадка от невольной жительницы города Боровска
В земляной яме узницы провели последние дни своей жизни. Под страхом смерти охране было запрещено передавать какую-либо пищу заключенным: «Аще кто дерзнет чрез повеление.., такового главною казнью казнить».
Первой не выдержала мучений Урусова. Она попросила сестру отслужить по ней отходную, «и мученица над мученицею ... отпевала канон, и юзница над юзницею изроняла слезы, едина в цепи возлежа и стоняще, а другая в цепи предстоя и рыдаще»...
Её тело оставалось не погребенным в течении пяти дней!
Власти, не торопясь, решали вопрос о месте захоронения бывшей заключённой. Первоначальный царский приказ о захоронение Урусовой в лесу был отменен, так как власти боялись перезахоронения боровскими людьми её тела и превращение новой могилы в место паломничества.
Урожденную Соковнину (московский дворянский род, состоявший в родстве с Милославскими, Ртищевыми, Хитрово) лет 16-ти от роду выдали замуж за брата боярина — воспитателя царя Алексея Михайловича. Ей не было и тридцати, когда супруг скоропостижно скончался. Неожиданно вдова оказалась владелицей огромных богатств знатнейшего рода.
Вела образ жизни «верховой» боярыни при дворе царицы Марии Ильиничны Милославской. В московском доме ей прислуживало не менее трехсот человек. Выезжала в дорогой карете, украшенной золотом и серебром.
А после известных событий, взяла да и тайно приняла постриг! После этого нарекли её новым именем — Феодора. Удалилась от посещения светских и церковных мероприятий. Отказалась от приглашения на свадьбу царя Алексея Михайловича, под предлогом болезни.
Поступок этот, наряду с другими, вызвал гнев правителя. Царь много раз пытался подействовать на нее с помощью родственников. Посылал боярина Троекурова, но все тщетно. Примерно наказать строптивицу государю мешало её высокое положение. К тому же и царица Мария Ильинична, как могла, удерживала супруга от этого.
Алексей Михайлович, прозванный в народе «Тишайшим», предпринял последнюю попытку. Послал к ней архимандрита Чудового монастыря Иакима, да думного дьяка Илариона.
Сгорая от ненависти к не прошенным гостям боярыня легла в постель и демонстративно не вставая с неё, отвечала на их допросы.
За душу ослушницы просил царя лично Патриарх Питирим. На что «Тишайший» рекомендовал главному священнику державы самолично удостоверится в её «сумасбродности».
На допросе у Питирима боярыня также отказалась стоять на своих ногах. При людно повисла на руках стрельцов.
На Ямском дворе пытками на дыбе истязали двух сестер-боярынь, а заодно с ними и Марию Данилову надеясь столь страшным деянием образумить вероотступниц. Не помогло.
Тогда порешили сжечь их на костре. Казнь лютую смогла остановить только сестра царя Ирина Михайловна.
Но последовал новый указ государя: четырнадцать слуг, заживо сжечь в срубе, нашу героиню вместе с Урусовой навечно сослать в Боровск.
Знаменитый Протопоп Аввакум вспоминал после ее гибели: «Пред очами человеческими ляжет почивати на перинах мягких под покрывалы драгоценными, тайно снидет на рогозиницу и мало уснув, по обычаю исправляше правило. В банях бо тело свое не парила... ризы же ношаше в доми с заплатами и вшами исполненны и пряслице прилежаше, нитки делая. Бывало, сижу с нею и книгу чту, а она прядет и слушает, или отписки девицы пред нею чтут, а она прядет и приказывает, как девице грамота в вотчину писать».
Что знал великий художник о этой женщине? Общую канву ее печальной истории, которую слышал ещё в детстве. И то, что было написано о ней в романе Д.Л. Мордовцева
Возможно, читал книгу И.Е. Забелина «Домашний быт русских цариц». Но ни в одной из этих книг и слова не сказано о ее чёрном полумонашеском-полуарестантском одеянии, и о чёрной доске на груди.
Ныне на дворе просвещенный двадцать первый век.
Имя нашей героини отныне бренд одной из самых популярных сетей одежды в Санкт-Петербурге. Здесь все желающие смогут найти верхнюю одежду из кожи и меха, а также пальто, плащи и аксессуары от лучших европейских производителей.
Ну вот пожалуй и всё, что я хотел сказать вам, дорогие мои читатели. Отгадали? Прекрасно! А ежели нет, то картина, как всегда, вам в помощь.
Шестнадцатая
Ура! Ура! И ещё раз Ура! Нам наконец-то удалось вырваться, на пару дней, в «белокаменную».
— Значит так! С утра по магазинам, потом на ВВЦ или ВДНХ, не знаю точно, как сейчас, она называется. А вечером, конечно, в Большой! — Моя племяшка Екатерина крутилась перед стареньким гостиничным зеркалом примеряя один наряд за другом.
— Последний поход отменяется. — Я пытался вернуть родственницу на грешную землю.
— Это ещё почему? Ты хочешь сказать, что билеты раздобыть не сможем? Тогда в Малый. Он же рядом находится.
— Сдаётся мне, после утреннего шопинга тебе и поход на ВДНХ покажется явно лишним. Если вообще время на не неё останется.
Катюша отложила в сторону очередную «тряпочку» и уставилась на меня своими огромными глазищами.
— Ты считаешь, что в Москве, для такой девушки как я, самое главное это мегамоллы? Так знай, ради культпоходов я готова ими пожертвовать! Запросто! Во сколько выставка открывается? Едем!
— И даже завтракать не будешь? — Съязвил я.
— Там поедим. Последними достижениями российского общепита! — Не осталась в долгу Катюша.
Огогошеньки! И всё это хрупкая женщина Мухина сотворила? Во, даёт! — Екатерина, задрав голову смотрела на знаменитую скульптуру. — Расскажешь про неё? Потом, как-нибудь?
— Про Мухину или про «Рабочего и колхозницу» — поинтересовался я.
— Про обоих! — На ходу уточнила племяшка, устремляясь к не менее знаменитому фонтану.
— Дядь Саш! Ты это видел?
— Много раз. А в чём вопрос?
— Как в чём? Ты что арифметику совсем забыл? Так я тебе помогу. Их же шестнадцать?
— Кого?
— Девушек! Не веришь? Сам пересчитай.
— Ну и что с того?
— Как это, что? Ну ты даёшь! Республик-то в Советском Союзе пятнадцать было. А их шестнадцать! Зачем лишнюю деваху соорудили? Загадочка! Как у Дэна Брауна или даже похлеще. Рассказывай! Колись! Ты же знаешь отгадку?
Я молча пожал плечами. Мол, дело это не простое. А мы вроде бы спешим.
Племянница решительно топнула ногой. — С места не сдвинусь, пока не узнаю!
Приеду в школе своих терзать стану! Пусть по потеют.
— У вас же гугл имеется. В момент ответ найдут.
— Ты давай, на всемирный разум не ссылайся. Кафе видишь? Пошли туда. И позавтракаем и заграничного Брауна переплюнем.
— Понимаешь Катюша, как бы тебе всё это рассказать по короче.
— А мне так не надо! Ты по интересней давай.
— В двадцатых годах прошлого столетия в молодой стране советов появилась мода на создание национальных трудовых коммун. На карте государства можно было разглядеть «Карельскую трудкоммуну», «Трудовую коммуну немцев Поволжья» и другие. После окончания гражданской войны и для упорядочения национально-территориального деления Российской Федерации, «Карельскую» быстренько переименовали в Автономную Карельскую Республику.
— Так автономную же. А им девушек на фонтане размещать не положено! Иначе столько понаставили, центрального цветка не видно было-бы. — Привычно перебила меня племянница.
— Катерина! Имей терпение. Всему своё время. Позволь я продолжу.
Девушка кивнула. Закрыла ладошками рот, подтверждая тот факт, что отныне из него не будет произнесено ни одного словечка.
— Эта озёрно-лесная территория в тридцать девятом году прошлого столетия запросто могла стать частью соседней Финляндии.
— Как это? — Нарушила обет молчания племянница. — СССР, как мог, собирал утраченные земли. А тут пожалуйте. Нате забирайте. Мы не обеднеем. Так что ли?
— Понимаешь Катюша с началом Второй мировой войны остро встал вопрос защиты второго города страны, то есть Ленинграда. Государственная граница-то проходила, всего лишь, в двадцати пяти километрах от него. Дальнобойная артиллерия вполне могла подвергнуть город обстрелу. Да и для нашего военно-морскому флота, базирующегося в Кронштадте, залпы таких орудий чрезвычайно опасны, если не сказать смертельны, как для кораблей, так и для мирного населения. Чтобы избежать этого Кремль предложил Финляндии обмен территориями. Они должны были отдать Советскому Союзу половину Карельского перешейка и ещё несколько островов в Финском заливе. А мы передавали им всю Карелию! То есть, территорию раза в два большую той, которую приобретали.
— И что? Отказались?
— Переговоры ни к чему не привели.
— Знаю. Нам «историчка» в школе рассказывала. После этого началась война. Её ещё называют «Зимней». Красной Армии крепко досталось. Но русские войска всё равно победили. Много солдат полегло, но вышло по-нашему. Надолго запомнят, как с Советским Союзом не соглашаться, ну или с Россией.
— Не буду спорить с вашей, как ты её называешь, «историчкой». Об этой, тяжёлой и кровопролитной войне сказано и написано не мало. Твой дед, участник тех событий, наверное, тебе кое-что рассказывал?
— Как же! От него дождёшься! Только один раз упомянул, мол начал воевать на Балтике, в тридцать девятом, а закончил аж в сорок пятом, на Тихом океане. Ну, и что дальше было? Давай, продолжай! Победили, отобрали. Так ведь через год новая война началась и не с маленькой Финляндией, а с самим третьим рейхом. Вроде бы даже тысячелетним. — При этих словах племяшка изобразила на лице презрительную гримасу.
— Весной сорокового года был заключён мирный договор. Нашей стране передавались военные сооружения на полуострове Ханко и значительные территории, включая Кексгольм, Сортавалу, Выборг, Суоярви. А также земли в заполярной части. Спустя месяц Карельская АССР переименовали в союзную Карело-Финскую социалистическую республику, включив в её состав новые территории. Прошло, чуть больше года и её почти целиком, оккупировали фашисты. Советские войска смогли освободить Карелию от оккупантов только летом 1944-го.
— Вот тамошним жителям перепало. Из одной войны и почти сразу в другую.
— Ты Катюша не совсем права. Всему Советскому народу досталось, не только карелам. Однако, не следует забывать, что там успешно действовали, нанося врагу ощутимый урон, многочисленные партизанские отряды. Вместе с регулярными войсками они, как могли, приближали долгожданный день освобождения.
— И всё же республику упразднили. Почему? Я так думаю, народу стало меньше? Разъехались, что ли?
— Нет, племяшка, дело не в этом. В пятьдесят третьем умер вождь, товарищ Сталин.
И новое руководство страны приняло меры, направленные на улучшение советско-финляндских отношений.
— То есть? Не поняла? Суоми-страна очень даже капиталистическая, и с ней предполагалось сильно дружить?
— Конечно. Почему-бы и нет. Финны наши соседи, а их, как известно, не выбирают. Для укрепления дружественных отношений советский союз вывел войска с базы, расположенной в селении Порккала, а это в двадцати километрах от Хельсинки. Тем не менее Карело-финскую ССР вновь понизили в статусе, попутно исключив слово «финская» из её названия. Карельская АССР стала очередной автономной республикой, в составе Российской Федерации.
Катерина молчала. Морщила лоб и тёрла его пальцем. Что-то обдумывала и наконец выпалила.
— Дядь Саш, выходит, если бы не это «потепление», то в девяносто первом году наш Мурманск стал бы вторым Калининградом. И в России был бы не один анклав, а целых два! Мы всем миром сейчас ругаем незабвенного Никиту Сергеевича за Крым и нисколечко не хвалим за сохранённую Карелию!
Теперь уже задумался я. Родственница, не мигая смотрела на меня, ожидая ответа.
— Понимаешь Катюша, как однажды очень точно сказал профессор гейдельбергского университета Карл Хампе — «История не терпит сослагательного наклонения», что было-бы, нам знать не дано! Но в кое-чём ты, безусловно, права.
А фонтан, символ ВДНХ возвели в пятьдесят четвертом году. Сама понимаешь, что на тот момент союзных республик было действительно шестнадцать. Не портить же такую красоту из-за решений, канувшего в лету, Политбюро.
Культурная программа
1980 год. Министерство хлебопродуктов одной из среднеазиатских республик СССР. Главное управление мукомольно-крупяной промышленности. Отдел перспективного развития.
Нынешней молодежи трудно объяснить, как выглядело переговорное устройство односторонней связи. То есть без диска номеронабирателя, на передней панели. На такой аппарат позвонить можно, а с него нельзя. Они, как правило, были ярко-красного цвета, и в центре телефона располагался золотой герб Советского Союза. Обладатели таких устройств страшно гордились ими: наличие сего агрегата сильно подчёркивало статус владельца.
Не знаю уж, почему, но эти телефоны обладали скверным типом звонка. И мой организм со временем выработал стойкую антипатию к мелодиям этого агрегата. Если то, что раздавалось из-под этого пластика, вообще можно назвать мелодией. Короче — он зазвонил. В трубке раздался раскатистый голос министра.
— Зайди.
И дальше, не предвещающие ничего хорошего, сигналы отбоя. Почти бегом спускаясь со своего четвёртого этажа на покрытый хивинским ковром второй, где и располагался начальственный кабинет, я мысленно прокручивал в уме все свои возможные прегрешения, за которые меня следовало вызвать пред суровые очи. Таковых не обнаруживалось: так, мелкие шалости и не более того.
Понятное дело, хозяин кабинета сесть мне не предложил. Но смотрел по-отечески добро.
— Напомни, сколько у тебя было командировочных дней в прошлом году? — пробасил он.
— Триста. Примерно, — потупившись, ответил я. — Точно не считал, не до того было.
— Да. Многовато выходит. Ну, сам понимаешь, наша партия говорит надо, комсомол отвечает. Что там комсомол отвечает? Я запамятовал...
— Есть, — буркнул я, стараясь понять, к чему это высокое начальство клонит?
— Ну, есть, так есть. Поедешь ещё в одну. На месяц. Радуйся.
Я молча переминался с ноги на ногу. Уезжать из цивилизованного и уютного Ташкента, да ещё на целый месяц — не велика радость.
Хозяин кабинета нажал кнопку селектора.
— Наргиз. Скажи им, пусть заходят.
В кабинет вошли человек пятнадцать. Крупчатники, то есть технологи мелькомбинатов, разбросанных по всем областям республики.
— Знакомьтесь. Вот он будет у вас за старшего. — Министр кивнул на меня.
— Да знаем мы его. Сколько уж вместе работаем — ответил за всех самый бойкий из вошедших, по имени Фарух, технолог комбината хлебопродуктов расположенного в далёком предгорном посёлке, с красивым именем — Сары-Ассия.
— Ну и прекрасно. — Министр поднялся из-за стола. Прошёлся вдоль неровного строя приглашённых. — В столицу нашей великой державы едете. Как это по-русски будет? Вспомнил, в белокаменную. Огромный такой городище. Больше чем все ваши кишлаки вместе взятые. Учиться прийдётся. На курсах повышения квалификации. В республику скоро новое оборудование поступит. Его надо грамотно э, э, эксплуатировать, вот. Не за рубли куплено, за валюту иностранную!
Он с минуту помолчал, а затем махнул рукой и продолжил. — Давайте уж на чистоту, мы же все здесь — мужики. Короче. В каждом, ну или почти, вашем посёлке есть, эта. Ну, эта. В общем падшая женщина. И вы все её знаете. Ведь так? — Министр почему-то посмотрел на Фаруха и тот мгновенно кивнул, в знак согласия. — А в Москве подобных женщин не одна, а много, можно даже сказать, очень. И вы их не знаете. К чему я это вам говорю?
Технологи дружно пожали плечами.
— А к тому, чтобы вы по ним, то есть по женщинам ни, ни. Потерпите месяц! Моряки вон в рейсах по полгода, того, без них обходятся, и ничего. — При этих словах хозяин кабинета протянул мне пухлый конверт. — Это на культурно-массовые мероприятия. Чтобы каждый вечер были в театре. Знаешь сколько их в столице?
Настала моя очередь отрицательно качать головой.
— Плохо. Так вот знай. Без малого тридцать, а с малым тридцать один! И у вас столько же командировочных дней. Усёк. Использованные билеты не выбрасывай. Привезёшь и сдашь в бухгалтерию. Деньги они, сам знаешь, что любят? По возвращении представить мне отчёт о спектаклях и кинофильмах, которые посмотрите. Лично сам читать буду, или парторгу отдам. Пусть позавидует немного.
В шикарном фойе здания, института повышения квалификации, за маленьким столиком сидела девушка и предлагала всем желающим приобрести билеты на спектакли и сольные концерты.
— Молодой человек, вам сколько и куда?
— Шестнадцать и всё равно!
Её глаза мгновенно округлились. — Я не ослышалась? Вам действительно столько?
— Да. На всю команду! Видите вон ту банду, в тюбетейках. Это мои заядлые театро, балетоманы.
— Ой! Вы мой спаситель. Сегодня никто ничего не покупает, а план горит.
— В таком случае, я поработаю пожарным. Если вы не против? Но мне же надо знать имя того, кого я вытаскиваю из пламени. Согласитесь, справедливо.
— Екатерина. Можно просто Катя. — Девушка опустила глаза и отсчитала билеты.
Ко мне подошёл Фарух. — rahbar (руководитель.Узб). Ребята просили передать, что они сегодня в театр не пойдут. Понимаешь, вечером наш Пахтакор с самим Спартаком играют. Они на стадион поедут. И ещё! Тут такое дело. У меня в Москве девушка имеется. В общем, я со всеми, жить не буду, ладно? Сам понимаешь, весна на дворе и всё такое. Только на защиту выпускных работ приду. Не подведу всё на отлично сдам. Считай, что у тебя в команде один студент-заочник объявился. А с меня за это магарыч. Попросишь, всё достану, всё раздобуду. Я же здесь пять лет учился. Почти коренным жителем стал.
Катюша слышала весь разговор. Покраснела. — У меня нет билетов на стадион. Я же от театральной кассы работаю. Что теперь делать? Вы тоже с ними на футбол пойдёте?
Мне очень захотелось погладить её по голове. Я даже протянул руку, но удержался. — У нас в Узбекистане джигиты своё слово держат. Сказал шестнадцать, значит шестнадцать. Только мне гид вечером понадобится. Я же ни за что не найду улицу, на которой театр расположен.
Жестом щедрого восточного принца я раздал жаждущим «лишнего билетика» четырнадцать серых прямоугольников, оставив нам с Катюшей два «козырных». В самом деле, не продавать же их безбилетным бедолагам. Ещё чего не хватало, заниматься незаконным обогащением, то бишь банальной «фарцовкой» в центре белокаменной.
Спектакль был просто великолепен. По дороге к Катиному дому, мы обсуждали предстоящий репертуар, состав труппы и тому подобное. Выяснилось, что моя спутница жила почти рядом с общежитием, куда нас поселили. А вот в нём меня ожидал очень неприятный сюрприз, облачённый в мундир лейтенанта внутренних дел.
— Следуйте за мной. — Проверив паспорт, приказал служитель порядка.
В «обезьяннике» местного отделения РОВД сидела вся моя «мельничная» команда. Сказать, что вид у них был помятый и неряшливый — не сказать ничего. У доброй половины слушателей курсов заплыл один глаз, а у некоторых и все два. Одежда бедолаг очень пригодилась бы актёрам, в качестве сценических костюмов для знаменитого спектакля «На дне».
— Кatta murabbiy (Старший наставник.Узб.) Обратился ко мне один из потерпевших. — Это не мы. Они первые начали. Мы защищались. Немного. Ну, как могли. — Он потупил глаза. — Их знаешь сколько было?
— Целый стадион—хором поддержали его задержанные. Все здоровенные. И главное мы им ничего не делали. И не оскорбляли. Просто кричали «Пахтакор вперёд! Давай. Забивай». Милиционер показал им кулак и все разом смолкли.
— Читай. — Лейтенант протянул мне добрую пачку листов. — Это всё заявления от потерпевших.
— Кatta — это не мы. Точно. Мы никаких бумаг не писали. Совсем.
— Циц. Хулиганы. Разбойники и дебоширы. Разберёмся. Отсидите суток пятнадцать, будете знать как слово «Пахтакор» кричать в спартаковском секторе стадиона. — Лейтенант вытянулся и козырнул.
В кабинет вошёл седовласый майор. — Первый день в Москве и нате! Массовую драку учинили. — Он забрал у меня бумаги. Стал читать и по одному листку кидать в урну. На минуту задержался. — Надо же и Валдаев туда же! Сто сорок килограмм живого веса. Кандидат в мастера по боксу. Потерпевший. Да он одним взглядом всех твоих горе болельщиков испепелить может. — Поднял голову, подумал с минуту, а потом приказал.
— Лейтенант. Выпускай гостей. Заявления уничтожить. Нас же на совещании коллеги на смех подымут. Полтора десятка узбеков спартаковских фанатов избили. А этим нашим наука будет! Оклемаетесь и на балет. Или на фигурное катание. Подымите руки те, кто ледового катка в глаза не видел. — Он пытался придать лицу грозный вид, но не выдержал и рассмеялся. — Марш в общагу. Мыться, лечиться и спать.
Дни летели с невероятной быстротой. После занятий, мы дружно спешили знакомиться с новым театром или концертным залом. Катерина оказалась превосходным экскурсоводом. Я был благодарен «заочнику» Фаруху. Предназначавшийся ему билет ежевечерне укреплял наше знакомство с Катюшей.
Настала пора возвращаться домой. В то время раздобыть пятнадцать билетов на рейс Москва-Ташкент, да ещё на новейший широкофюзеляжный самолёт ИЛ-86 было дело фантастическим. Выручил Фарух. Уж не знаю сколько суток он дежурил у касс Аэрофлота, рисовал на руке номер очереди, но заветные зелёные листочки, с отрезной сеткой стоимости, таки раздобыл.
Я спустился в вестибюль попрощаться с нашим симпатичным театральным гидом.
По щекам Екатерины текли слёзы.
— Ну, ну не плачь. Земля круглая. Да и мы с тобой в конце-концов в одной стране живём. Доработаешь до отпуска и махнёшь к нам в Узбекистан. Дыни. Арбузы, урюк, виноград!
— Она вытерла тыльной ладошкой руки слёзы и молча, протянула мне два билета.
«Добрый человек из Сезуана». В роли безработного летчика Владимир Высоцкий.
Спектакль должен был состояться на следующий день, после нашего отъезда!
— У девчонок выменяла на десять билетов Хазанова. — Она молчала пару минут, а затем встала на цыпочки и прошептала. — Для нас с тобой. — Отвернулась и снова всхлипнула.
— Фарух. Скажи честно. Я тебя за это время хоть раз подвёл?
— Нет. А к чему вопрос?
— Кто тебя отмечал целый месяц, как присутствующего? Кто твоё отсутствие скрывал от куратора института?
— Так я же отработал всё сполна. Билеты на ИЛ-86 раздобыл. Думаешь легко было? Никто ещё не летал. А мы полетим! Классно. Всем рассказывать будем! Две палубы! Супер!
— Вы полетите!
— Не понял? Как это? Ты, что с нами не летишь?
Я протянул ему свой билет. — Ты же всё можешь. Sehrgar (волшебник. Узб.). Сделай так, что бы я улетел, только послезавтра.
— Но ведь ИЛ в этот день не летит! Да и вообще, как ты себе это представляешь? Мне, что опять ночь не спать?
К нам неслышно подошла Екатерина. — Я эти билеты продавать не буду. Сохраню на память.
Фарух взглянул на мятые листочки. Мгновенно всё понял и исчез. Он же у нас sehrgar.
Спустя четыре месяца москвичи хоронили всесоюзного кумира. Не было никаких призывов приходить, попрощаться. Олимпиада. Первая в Советском Союзе. Катюша писала, что людей пришло нескончаемое море. И ни одного скандала, и никакой давки.
Из-за своих бесконечных командировок, отвечал на её письма с большим опозданием или не отвечал вовсе. В столицу не посылали. В общем — больше не видел. Но пожелтевшие прямоугольнички, с оторванным контролем храню. Недавно показал их своим повзрослевшим детям.
Они пожимают плечами. — Стареешь батя. Всё же в интернете есть. Только мышкой кликни!
К оглавлению...
