Donnez l’aumône или подайте бывшему члену общества по борьбе с нищенством
Кто о чём, а я опять о книгах. Вернее о той, которая всё время забывает сдать их в библиотеку! – Катерина! Ходь сюда! Что за Джомолунгма на стуле образовалась? – Это я своей племяннице.
Нескладная девчушка с пригоршней веснушек на смешливом личике, облачённая в белый венгерский фартук с вышитым рецептом знаменитого гуляша и здоровенным ножом выглянула из кухни.
– Дядь Саш, ты чего бушуешь? Не видишь, я занята. И даже очень. Готовлю нам с тобой, кулинарный шедевр.
– Подумаешь, гуляш. – Буркнул я, сменяя гнев на милость. Ты когда всё это в Пушкинку оттарабанишь? Читатели, небось, извелись вконец, этих книг ожидая.
– Ой, насмешил. Пусто там. Никогошеньки нет. Только такие, как я и захаживают. И то потому, что наша училка Грымза заставляет. Вот мой парень Вовка придёт мы с ним и отнесём. Не тащить же мне одной этакие тяжести. Там внутри библиотеки так красиво. Наверное раньше, до революции был чей-то барский особняк. Балы закатывали. Кареты подъезжали. Барышни в роскошных платьях, с веерами. – Катерина мечтательно закрыла глаза.
– Должен тебя огорчить. Никаких балов в здании нынешней Пушкинской библиотеки не проводилось. Хотя история его строительства имеет очень даже романтическое начало. И появился сей архитектурный шедевр, украшение главной улицы нашего города благодаря прихоти красивой девушки.
Катерина исчезла на кухне. Но спустя минуту уже сидела рядом. Заглянула мне в глаза. – Гуляш я на медленный огонь поставила. Он когда хорошенько потомится ещё вкуснее станет. А ты меня, пожалуйста не томи. Рассказывай. Ведь знаешь прекрасно, как я люблю эти истории про лямур, toujour и всё такое. – Девушка прижалась ко мне и затихла.
– Понимаешь племяшка, это совсем нерадостная история, а очень даже печальная. Я ни одной фотографии главных её участников отыскать, увы, не смог.
– И чё, в интернете, ничегошеньки?
Я пожал плечами и продолжил. – Жил в нашем Екатеринодаре, в начале двадцатого века очень удачливый купец первой гильдии. Борис Власович Черачев. Держал два больших магазина, торговал мануфактурой оптом и врозь. Годовой оборот его предприятий составлял по тем временам более чем внушительную сумму – четыреста тысяч полновесных российских рублей.
Слыл Борис Власович одним из виднейших меценатов города. Являлся членом общества по борьбе с нищенством. Выделял немалые средства на содержание театра и его труппы. С началом Первой мировой войны перечислял деньги на нужды армии. Но и о делах плотских не забывал. Как говорится, седина в бороду, в общем, взял да и влюбился в одну красавицу, родом с кавказских гор. Множество семей оттуда перебрались в Екатеринодар, спасаясь от турок.
– Слушай – обратился он к девушке. – Как видишь, я человек немолодой, занятой. Весь в делах и заботах. В Париж намедни собираюсь. В общем так, выходи за меня замуж! И подарок свадебный для себя сама выбери. – Черачев протянул ей толстенный каталог изделий лучших французских ювелирных домов.
– И что выбрала? Ожерелье или колье? – Бесцеремонно перебила Екатерина.
– А почему ты меня не спрашиваешь, согласилась ли она принять руку и сердце?
– Ну, дадь Саш. Зачем говорить об очевидном. Ладно, давай дальше, не томи. А фотки свадебного подарка сохранились?
– Фото подарка конечно есть. И во всех ракурсах. Да ты его видела и не раз.
Катерина округлила глаза, но промолчала, опасаясь в очередной раз меня перебивать.
– Построй лучше на эти деньги училище, для деток!
Меценат кивнул в знак согласия и не мешкая выделил семьдесят тысяч рублей на возведение нового здания. Роскошный двухэтажный особняк возвели за два года и освятили по всем правилам христианской церкви 13 ноября 1916 года.
В знак признательности и благодарности армянское общество присвоило училищу имя Бориса Власовича Черачева. Сделали о том надпись на фронтоне. Обучались здесь в основном дети армянской национальности. Но в актовом зале устраивались народные чтения, показывали любительские спектакли. В общем в Екатеринодаре появился ещё один культурный центр. Случалось, что в нём проводили заседания и члены городской думы.
Меж тем, в воздухе уже вовсю пахло революцией. Бастовали заводы и фабрики. Жизнь становилась тревожной.
– Мне придётся сокращать приказчиков. Торговля падает. – Черачев расхаживал по кабинету, теребя себя за подбородок. – Оставлю только сто рублёвых. Проверенных.
– Каких? – Переспросила супруга.
– Понимаешь дорогая. У меня есть такой принцип. Когда мне требовался новый приказчик в магазин, я устраивал ему экзамен, на честность. Утром до открытия торговли клал на пол сто рублёвую ассигнацию. Если испытуемый мне её возвращал, со словами: «Вчерась посетитель обронил», то я давал ему ещё столько же и оставлял работать. А ежели нет, то увольнял без всякой жалости.
– Дорогой, ты бы с извозчиками как-то поменьше общался. Ведь разорят, окаянные. Где это видано. У кого сдохнет лошадь к тебе бежит. «Борис Власович, дорогой, поспособствуй Христа ради...». И ты ведь никому не отказываешь. А сейчас, сам же видишь, что в городе творится.
– Бери деток и уезжай. Я останусь. Не могу я иначе. Без извозчиков и приказчиков. Без моей труппы, без театра. Таково моё слово.
– Но Борис Власович! Дорогой! – Попыталась возразить супруга, но хозяин кабинета сказал, как отрезал.
– «Почему я должен уезжать? Я кому-то сделал, что-то плохое? И мне некого и нечего бояться!».
Новая власть, раскулачив мецената, под чистую, арестовывала его два раза. И оба раза его спасали от тюрьмы или расстрела извозчики.
Дружно приезжали к месту заключения перекрывали своими бричками всю улицу и кричали: «Освободите нашего Бориса Власовича! Он ни в чём не провинился перед новой властью!
– Дядь Саш, неужели большевики не нашли такому человеку хоть какую работу?
– Увы, нет. Бывший купец первой гильдии жил в нищете. Регулярно ходил просить милостыню на ступеньки драмтеатра, труппу которого когда-то содержал. Клал на пол фуражку и просил подаяние. Ему кидали мелочь. В основном его бывшие служащие, ну и извозчики конечно. Они и похоронили старого человека в 1922 году. Проводив скорбной колонной в последний путь. – Я протянул Екатерине красивую цветную открытку на которой запечатлено помпезное здание бывшего училища, а ныне центральная городская библиотека имени А.С. Пушкина.
Но Катюша на неё даже не взглянула, она уже щебетала по телефону. – Вовка, в общем ты обязан! Короче, переверни весь интернет, но разыщи мне фотографию екатеринодарского купца первой гильдии Бориса Власовича Черачева. Отыщешь с меня, так и быть, поцелуй. И ещё пулей ко мне. Надо срочно книги в библиотеку отнести. В какую, в какую? Да ту самую имени Черачева, тьфу ты имени Пушкина, конечно.
Хозяйка Званки
Богат, коль здрав, обилен,
Могу поесть, попить;
Подчас и не бессилен
С Миленой пошалить
Гавриил Державин
Зима 1794 года.
Дверь в комнату распахнулась и в неё влетела запыхавшаяся служанка.
– Барыня! Ой, что я вам сейчас поведаю. Конюх наш, давеча прискакал. Так он по дороге, такое….
– Сядь, угомонись. Толком можешь сказать, что случилось? Пожар на конюшне? – Дарья, чуть ли не силой усадила девушку на стул.
– Не когда мне сиднем, сидеть. Бежать надобно. Не ровён час, вы распорядитесь стол накрывать. Кушанья подавать. Наливки, всякие.
– Никуда я тебя не отпущу. Ежели ничего в имении не горит, так что же ты, словно скаженная, в комнату врываешься?
– А как же иначе-то? Ведь они вот-вот до сюдова доедут!
– Да, кто они?
– Конюх по дороге сватов повстречал. По вашу душеньку, барынька, поспешают!
В высшем свете не первый год ходила молва о красоте девиц Дьяковых. На балах сёстры выглядели просто очаровательными. Не раз, влюблённые, до безумья, молодые (и не очень) кавалеры, обращались к их отцу, за благословением. Но обер-прокурор, статский советник Алексей Афанасьевич выдавать дочек за первых – встречных, не спешил. Тянул время. Но всё же выдал одну за известного архитектора и поэта Львова. В скорости и вторая стала именоваться графиней Стенбок.
Даша званых балов не чуралась, но какого-либо трепета от подобных мероприятий не испытывала. Танцевала весьма недурно. Когда просили, с явной неохотой, играла, для гостей, на арфе. Из вежливости, без для удовольствия.
Девушке было гораздо интереснее рыться в бухгалтерских книгах отца. Многочисленные отчёты от управляющих имений. Чертежи казённых построек. Рулонами лежавшие в кабинете батюшки.
Однажды, будучи в гостях, у хозяина, со странной фамилией Капнист, Даша познакомилась с молодой, симпатичной женщиной, которую присутствующие называли Пленирой. Так прозвал её супруг. Известнейший поэт – Гавриил Державин. Утверждал, что придумал имя сие, переделав глагол «пленять». Отец её прибыл в Россию из далёкой Португалии. Состоял в свите императора Петра третьего, а матушка была кормилицей великого князя Павла.
Вечером того же дня многочисленные гости хлебосольного дома затеяли игру в горелки. Развеселились не на шутку. Всё это действо Дарье не нравилось. Но законы приличия не позволяли ей уйти. Тем более, что в скорости наступила её очередь водить. Погналась за убегающими и налетела на мужчину в, расшитом золотом, камзоле. Тот церемонно отошёл в сторону и вежливо поклонился.
– Дашутка, познакомься. – Запыхавшаяся от бега Пленира, представила ей вельможу. – Мой супруг, Гавриил Романович.
Дьякова наконец подняла голову и встретилась взглядом с весёлыми глазами мужчины. Душа девушки, в мгновение ока, обрушилась в какую-то бездну. О наличии которой она, до этого дня, даже и не помышляла.
Императрица назначила поэта и чиновника Державина своим личным кабинет-секретарём. Отныне пребывание в столице стало для него обязательным, а по сему, Гавриил приобрёл участок на набережной Фонтанки.
Дашин свояк, архитектор Львов, спроектировал усадьбу. И работа закипела. Девушка, при первой же возможности спешила туда. Просила показать ей эскизы. «Заказчики» вознамерились разместить в одной из комнат соломенные обои. Пленира захотела расписать их собственноручно. Пригласила всех оценить работу. Приехала и Дарья. Девушке к тому времени уже стукнуло двадцать пять. Красотой её бог не обидел. Но потенциальных женихов отпугивала, величавая фигура и проницательный взгляд! Такая жена, однозначно, будет главенствовать в семье. С ней, уж точно, не забалуешь!
– Присмотрись вон на того. Чем тебе не пара. – Пленира на правах верной подруги указала, на одного из гостей.
– Ты мне лучше подыщи такого, как твой Державин. За него пойду, не глядя. И с ним буду счастлива, до конца своих дней!
К подругам подошёл поэт.
Девушка смутилась. Густо покраснела. Тут же распрощалась, сославшись на неотложные дела. Вечером того же для уехала, к старшей сестре, в Прибалтику.
Более они с Пленирой никогда не встречались!
1794 год.
Похоронив супругу Державин не находил себе места. С утра до вечера слонялся по гостиной, расписанной её рукой. Потом вдруг убегал из дому и бесцельно бродил по столице.
Шесть месяцев спустя.
В голове поэта зазвучал голос. – Женись на Дьяковой. Только она сможет излечить тебя от пустоты! Исцелит, окончательно!- Чиновник не заметил, как уснул. А утром встал окрепшим.
Созвал друзей. Сообщил им своё решение.
– Ежели немедля не женюсь, ей богу, впаду в распутство. К тому же Дарья недавно вернулась из поездки. Это ли не знак?
Отец Дарьи, не так давно, обрёл своё упокоение, на кладбище. Девушке предстояло давать ответ сватам, самостоятельно.
– Дайте время подумать. Более того, не сочтите за труд, пришлите мне, для ознакомления, хозяйственные книги Гавриила Романовича. Замужество-дело не шуточное!
Немолодые сваты повидали всякое. Но с такой просьбой столкнулись впервые.
– Барышня не извольте сомневаться. Гавриил Романович пришлёт требуемое незамедлительно.
– А чего на них глядеть? Нет в том, никакой нужды. Но коль ей надобно, отправляйте. Противиться не стану.
– Ясно! Дела расстроены, но не до крайности. Ежели взяться с умом, то поправить можно. – Девушка захлопнула последний «гроссбух». Её страшили не финансовые дела. Она была уверена, что справится с ними, в кратчайший срок. Дарью тяготило другое. Сможет ли она заменить Плениру? – Не замечая, девушка, ещё не став законной супругой, уже ревновала любимого человека, к покойнице!
Госпожа Державина трудилась не покладая рук. Выкупила у матери имение Званка. Начала возводить берегу реки роскошную усадьбу. Их семейное гнёздышко. Там супруг будет сочинять свои произведения. А я окружу его заботой и лаской.
Коля Львов, мне в этом поможет. А как иначе? Родственник мой, да к тому же и друг «заказчика». Пусть сотворит шедевр. Чтобы свершилась полная гармония природы и архитектуры. И будут званы в Званку все друзья. Каждое лето отныне станем проводить только здесь. Да и ещё! Надобно пригласить садовников. Самых лучших. Нужны парки. Чтобы зелени по более. В них поселится муза для моего супруга. Не может не объявиться!
Одни имения она, без всякой жалости, продавала. После двух лет неурожая рассталась с винокуренными заводами, зато купила канатную фабрику ( Флоту российскому и торговому подобная продукция завсегда надобна будет!) и конезавод.
– Значит так! Записывай, дабы не забыть! – Обратилась хозяйка имения к управляющему. – Нынче пошлёшь расторопного человека в город, а лучше ежели сам съездить. Купишь у купцов, только оптом, так дешевле выйдет, шерсти и ниток, по более.
– Для чего, матушка. Ведь лето, на дворе, дни погожие стоят? В тёплое никто не кутается.
– Правильно. Вот продавцы цену то и сбросят. А зима, она в положенный срок обязательно заявится. Неужто ты в этом сомневаешься?
– Нет. Конечно. Вам барыня виднее. Будем вязальщиц из деревни выписывать? Сколь потребно?
– Нисколько. Нет. Одну всё же привези. Самую лучшую. Пусть наших лакеев своему ремеслу обучит. А затем у них товар принимать станет. Со всей строгостью!
– Не понятно мне матушка. Растолкуй, про лакеев-то.
– Чего же тут не ясного. Они ведь дежурят в доме по ночам, так!
– Знамо дело. По очереди. Согласно списку, утверждённому.
– Не спят?
– Вроде бы нет. Да разве за ними, окаянными углядишь.
– Вот пусть чулки или какие другие вещи вяжут. И им будет чем на дежурстве заняться и нам с Гавриилом Романовичем прибыть. Далее истопников отправь обратно по деревням. Летом им здесь делать нечего. Оставь одного, для баньки.
– А осенью опять сюда доставлять?
– Не надо. Музыканты наши печи топить станут. Чай спина от этого не переломится.
Через несколько лет материальное состояние четы Державиных приумножилось вдвое!
Державин не видел ничего зазорного в том, чтобы сказать комплимент-другой и оказать некоторые знаки внимания младой девушке или даже написать специально для неё пару поэтических строк.
Милена (Именно так её стал величать Державин) не ревновала. Умом понимала, то что, как бы она не старалась, её любимый всё равно сравнивает нынешнюю жену, с той первой. И это не в её пользу.
Эх, послал бы нам господь деток – размышляла Дарья, глядишь всё было бы иначе. Но один год сменял другой, а они не нарождались.
Случилось так, что Гавриила Романович, после долгих мытарств, смог выхлопотать приличную пенсию для пожилой вдовы.
Старушка не раз пыталась отблагодарить чиновника. Но тот все подношения немедля возвращал назад. Тогда она сама пришла в его кабинет и поставила на казённый стол плетённую корзину.
– Там для вас лежит лекарство от сердечной тоски. Я отчётливо вижу её в ваших глазах. Назовите это Горностайкой. – Не сказав больше ни слова, женщина покинула помещение.
В корзине лежал белой щенок, с огромными глазами.
Строгий начальник пришёл в восторг. Тут же спрятал «лекарство» за пазуху и велел немедля подавать карету. По дороге решил длинную кличку сократить. – Буду звать собаку, просто – Тайка.
Супруга тихо радовалась, наблюдая как муж возится с щенком.
И животное и Милена беззаветно любили Державина. Более того, всячески оберегали его от всевозможных невзгод. Правда, каждый по своему.
1803 год.
Державин служил одной императрице и двум её наследника. Но пришло время покинуть государеву службу. Старомодное бескорыстие было не в моде. И на старика и подчинённые и начальство смотрело нынче с явным недоумением.
Совсем недавно покинул этот мир друг и родственник Николай Львов. Его жена Мария, в скорости отправилась вслед за мужем. Двух их дочерей чета державиных забрала в свою Званку. Туда же Гавриила Романович привёз и осиротевших детей сослуживца. Имение, наполнилось юными голосами.
Для молодого поколения устраивали балы и маскарады. Женщине очень хотелось, чтобы Державин постоянно слышал весёлый детский лепет.
Милена, обняв супруга, стояла на террасе их дома на Фонтанке.
– Вон там! – Она показала рукой вниз я хочу разбить парк. Уверяю тебя, он будет превосходен. Но не сейчас, а когда появятся деньги.
Хозяин дома улыбнулся. – Не печалься о том, что я нынче в отставке. Поверь, рублики в скорости прибудут. Их принесёт Муза. И на твой проект хватит, и на наряды нашим девочкам.
Даша удивлённо посмотрела на поэта. Как бы невзначай, провела ладонью по его лбу.
Через несколько дней увидел свет сборник державинских произведений. Книга разошлась, как горячие пирожки.
Работа в парке закипела. Даша принялась за новые проекты. Но войска Наполеона уже перешли границу.
После полной виктории русского оружия, отправились путешествовать на Украину. Дома объявились лишь летом. Сад запустел, а некогда пышные кусты сирени, облюбовали полчища кроваво-красных жуков.
– Милена ты видишь это?
Даша молча кивнула.
– Дурное знамение.
Июль 1816 года.
Державин захворал. Супруга мгновенно вспомнила треклятых жуков и стала упрашивать Гавриила Романовича поспешить к доктору. Но тот категорически отказался.
– Дарья Алексеевна, голубушка. Едем! Лошади в конец застоялись. Вечереет уж.
Она не отвечала. Смотрела на свою Званку. Думала, что прощается с ней навсегда.
Но судьба распорядилась иначе.
К безутешной вдове пожаловал всесильный граф Аракчеев.
– Мне ведомо о некоторых ваших финансовых затруднениях. Могу помочь. Куплю у вас имение.
Державина отказалась.
Предложение поступило вновь. На этот раз от самого императора.
– Доставь письмо во дворец. – Милена протянула лакею конверт. Внутри лежала короткая записка. – «Памятью супруга не торгую. Готова подарить имение государю, но продать – никогда!»
Весна 1842 года.
После смерти супруга Дарья Алексеевна прожила долгих двадцать шесть лет.
Взошёл на престол Николай первый, подавив восстание на Сенатской площади. На дуэли погиб поэт Пушкин, которого обожал её Державин. И ещё много чего случилась за эти годы.
Вдова, как умела только она, распределила имущество между родственниками и слугами. Велела перевести весомое пожертвование в Казанский университет. Учреждать там стипендиальный фонд. Оказывать финансовую помощь. Выдавать деньги исключительно неимущим студентам.
Открыть в имении училище для девочек-сирот.
Отдав все необходимые распоряжения велела запрягать карету. Вести её в Званку.
По приезду первым делом отправилась в сад.
Сирень цвела обильно и роскошно. Жуков на ней не было.
– Добрый знак! – Подумала женщина. И вообще никто и никогда не любил его, как я! И в этом не возможно усомнится!
Гроб с телом хозяйки Званки отправили по реке, на старом ботике. Кораблик должен был доставить его к могиле Гавриила Романовича. Иного места своего упокоения эта женщина и представить себе не могла!
Напиши мою Милену,
Белокурую лицом,
Стройну станом, возвышенну,
С гордым несколько челом;
Чтоб похожа на Минерву
С голубых была очей,
И любовну искру перву
Ты зажги в душе у ней;
Гавриил Державин
Последняя роль Зои
Десятого апреля сорок четвёртого, под грохот приближающейся канонады приводили в исполнение приговор. Казнили подпольщиков. В том числе и любимицу горожан – актрису местного театра, по имени Зоя.
Театр должен был уехать в эвакуацию ещё в сорок первом. Однако на последний пароход она опоздала.
Оккупанты приказали продолжить работу в театре. Для острастки согнали на площадь. Публично расстреляли Якова Борисовича Смоленского – просто за то, что в спектакле ему он играл роль Ленина и Анатолия Ивановича Добкевича, за отказ стать бургомистром города.
Актёры, всё обдумав и взвесив – согласились! Тут же создали при театре подпольную группу – «Сокол». Актриса стала одной из самых активных её членов.
Переписывала и распространяла сводки Совинформбюро.
Радиоприёмник находился в квартире актёра Добросмыслова. В ней поселился фашистский офицер. И пока тот был на службе, слушали передачи из далёкой Москвы. Листовки приклеивали на столбы повидлом. Делали это намеренно, чтобы гестаповцы не могли связать листовки с театром, в котором применялся клейстер, для крепления афиши.
Симферопольский театр драмы и комедии, в мае 1942-го начал работать. Однако ни одного антисоветского спектакля так и не поставили! При театре создали молодёжную студию, для того, что бы её членов спасти от отправки в Германию. Где только могли, собирали и передавали партизанам тёплые вещи. Зое поручили особое задание – вязать свитера и носки для наших солдат, сражавшихся под землей. В керченских каменоломнях Аджимушкая.
Актриса Александра Перегонец доставала лекарства. Актёр Павел Ипполитович Чечёткин спас от уничтожения 5 тысяч театральных костюмов, замуровав их в одной из комнат.
Подпольщики «Сокола» даже готовили покушение на Гитлера. Фюрер планировал прилететь в Крым и торжественно открыть мост соединивший Крым с покорённой Кубанью.
Актёры приносили и прятали в подвале театра ящики с взрывчаткой. Операцию назвали по театральному – «Премьера». Наступление советской армии было стремительным, поэтому фашист номер один на полуостров приехать не решился.
На борьбу с группой подпольщиков фашисты брошены все силы. Гестапо вышло на след артистов-подпольщиков. Пытали так, что описать это здесь, не травмируя психику юных читателей, я не решусь.
Через три для после гибели артистов в город вошли наши войска.
В далёком от Крыма городе под названием Чебоксары на улице имени актрисы Зои установлена небольшая мемориальная доска. Однако там нет места куда бы благодарные земляки могли положить букет цветов.
А вот в Крыму свято чтят память о легендарном «Соколе». С неизменным успехом в их родном театре идёт пьеса «Они были актёрами». О их подвиге снято несколько художественных и документальных фильмов.
В память о подпольщиках на здании симферопольского театра установлена мемориальная доска, возле которой в любое время года лежат живые цветы от благодарных потомков.
Вот и всё, что я хотел поведать вам, дорогие мои, юные читатели. Вам только и остаётся, что назвать фамилию этой бесстрашной женщины. Отдавшей жизнь за то, чтобы мы имели возможность в любой день прийти в храм искусства и насладиться игрой актёров, возвращающих нас в дела минувших дней, о которых мы с вами не имеем права забывать. Фото, как всегда, вам в помощь.
Кот поэтессы. Школьные злоключения.
Поэтесса поморщилась. Потом схватила с кровати подушку и положила себе на голову. Это действо помогло мало. Визг циркулярной пилы и стук десятка молотков легко проникали в уши даже через сооружённое препятствие.
За окном бригада гастарбайтеров-стройтелей без перерыва на отдых и сон достраивала здание школы, спеша закончить работу к Всероссийскому Дню знаний.
Трое любимцев белый породистый кот Барон, беспородная серая кошка Мурка и котёнок Черныш как по команде бросились к двери и синхронно встали на задние лапы. Это означало только одно! За дверью стоял и что есть силы тыкал в кнопку звонка хозяин их закадычного дружка кота – романиста Леопольда, известный в узких кругах писатель Аркадий Подопригора, и что возможно, держал в руках самого автора бессмертных творений усатого – полосатого Лео.
– Хозяюшка – пробасил будущий «классик российской литературы» – тут понимаешь такое дело. Обратилась ко мне директриса новой школы. Завтра у них, понимаешь, первый педсовет. То есть школа начинает работу.
– Слава богу! – Бесцеремонно перебила его поэтесса. Угомонятся на конец. Стучать-гручать перестанут. Спасу от шума нет. Котики при таком грохоте писать стихи отказываются. Высокой поэзии тишина потребна, ну и ещё сосиски, конечно.
– Соседушка, будь добра не перебивай, пожалуйста. А то я нить своей просьбы потеряю! Придётся бульдога из тридцать третий квартиры звать, что бы, значит, нашёл. А наши мурлыки-трудоголики, на поприще литературы, его ой как не любят. У них с собаками творческий ан, ан, антагонизм! Так, о чём я хотел поведать? Зачем собственно говоря к припёр..., то бишь пришёл?
– За коньячком, за чем же ещё! – Тут же парировала поэтесса.
– Верно, подмечено. Ещё и за бутербродом с икор... Не то. Вернее не только. Короче. Школу требуется освятить!
– Попа, что-ль пригласить. Так они там все сплошь эти, ну как их, подскажи.
Писатель развёл руками и сделал скорбное лицо, мол и сам не знаю, кто там они.
На помощь пришёл кот Барон. Он быстро настучал на планшете заглавными буквами – АГНОСТИКИ!
– О! Точно они самые! – Хором согласились с котом поэтесса и писатель.
– Священнослужителей директриса приглашать не будет. У неё такая статья расходов в смете не прописана. И вообще, кого приглашают на торжественное открытие?
– Мэра, губернатора или даже самого! – Хозяйка многозначительно показала пальцем в потолок.
– Кота приглашают. Коооо-тааа!
– Ааааа! Так-то в квартиру или в дом, новый.
– Школа, у нас числится, как дом знаний! Можно сказать храм! И им нужен не просто абы какой кот. А учёный! Усекла – поэтесса?!
– Тот, который на цепи? Так он поди, уже давным-давно, того. Представился. И жил, ежели память не изменяет, за три девять земель, в Лукоморье.
– Хозяйка плесни согревающего, да поболее. Без этого благородного напитка мне тебя никак не вразумить! – И опрокинув в себя наполненный до краёв большой винный фужер, продолжил. – Думаешь, о том, что за нас с тобой нетленки наши пушистики сочиняют никто не знает? Тоже секрет Полишенеля. Издателям всё равно кто на компе тексты набирает. Им лишь бы творения хорошо раскупались. Вот и директриса школьная о сём прискорбном факте осведомлена! А по сему приглашает Лео первым облагородить лапами пустые классы, ну и учительскую заодно.
– А я тут при чём? За поводок твоего котяру вести что-ли? На сколько мне известно, наши питомцы такую процедуру ой как не любят. Могут впоследствии отомстить! Коварно!
– Школа на месте бывшей свалки сварганена! – Сосед в два укуса прикончил деликатесный бутерброд.
– И что с того.
– Крысы!
– Не поняла?
– Школа не корабль. С неё крысы не убегают. Наоборот. Переселяются туда и ещё сородичей зовут!
– Не прослеживаю логики? Лео зовут в школу, там эти, как их по-научному, всё забываю? – Поэтесса посмотрела на спасительный экран планшета и там мгновенно появилась надпись – «род грызунов семейства мышиных».
– Боится их Леопольдушка. Ой как боится. С малых когтей! На дух не переносит! Посему и заглянул к тебе соседушка! Наливай! Выпьем за Барончина и за его благороднейшую миссию!
– Опять не поняла? – Поэтесса вылила в бокал остатки французского ХО.
Писатель моляще скрестил руки на груди. – Пусть Барон вместо моего олуха хвостатого школу откроет. Ну не могу я директрисе отказать! Никак не могу! У нас с ней этот, как его? Забываю. Ещё издают книжки такие, толстые. Вспомнил – роман!
Барон изредка помяукивая бродил по пустым классам и гулкому коридору. Подошёл к столовой, принюхался. Едой, даже не вкусной, не пахло. Заглянул в соседнюю комнату. Там в воздухе витал запах пыли и книг. Взглянул на полку. – Не кормят, так хоть лечь поспать, на фолиантах. Гляди и присниться что-нибудь вкусненькое.
Боль пришла с кончика хвоста! Этого ещё не хватало. Сами позвали! Не кормят и ещё кусаются. Мауууу! Я им сейчас! – Барон быстро, насколько позволяла его упитанная фигура, выполнил морскую команду «Все вдруг!», то есть развернулся на сто восемьдесят градусов.
Большущая серая крыса передними лапами теребила любимый пушистый хвост, примерясь в какое место ещё раз запустить здоровенные зубищи.
– Сдурела! Или по научному – из ума выжила? Где это видано, что бы крысы кота кусали. И вообще кто из нас тут хищник ?
– А чего ты в мои владения впёрся? Я тут живу ещё с прошлого здания! Биссектрису, то бишь меня, из старой школы вместе с книгами перевезли! Потому как я ста-ро-жил! И никаких котов вверенной моей особе библиотеки не потерплю! Проваливай, пока целиком хвост не отгрызла!
– Так я здесь не по своей воле! Меня сюда запустили! Школу открыть! – При этих словах Барон невольно проглотил слюну. Есть хотелось ужасно. И крыса на мгновение показалась вполне сносной едой, даже свежей. Барон когда-то читал, что в стародавние, довискасные времена кошки иногда охотились на мышей. В книге даже была начертана схема охоты, на грызунов из засады. Кот поднял вверх переднюю правую лапу и выпустил когти, но ещё раз взглянул на выпирающие зубы наглого существа, передумал.
– Слушай серая, коль ты ста-ро-жил, так дай совет, чем тут можно поживиться? Жрать хочется, сил нет! Отгрохали зданище, а укромный уголок с Вискасом соорудить не удосужились.
– Книжки грызи, как я. Набьёшь ими брюхо и голод не так ощущаться будет.
– Не ем я их. Только читаю. Я кот учёный! Стихи сочиняю.
– Оба-на! Сколько в своей жизни вашего брата перевидала, но стихотворца впервые вижу. А давай так! Ты про меня что-нибудь сочинишь, а за это, так уж и быть шоколадку горькую дам, недогрызанную. Девчёнка её в книжке, вместо закладки забыла. Любишь небось шоколад-то? Признавайся.
Барон шоколад не любил. Особенно горький. Он вообще ничего горького не ел. Но как говорится, голод не близкая родственница. А по сему спустя секунду кошачья пасть вместо грозного мяуууу выдала:
Крыса – умная зверушка,
У нее смешные ушки,
Хвост без шерсти, лысый вроде
В сереньком кафтане ходит.
Ночью часто промышляет,
Все грызёт, уничтожает,
Если книгу вдруг найдёт,
На опилки разгрызёт.
Дверь в библиотеку распахнулась! Крыса швырнув в кота что-то шуршащее, в яркой упаковке удрала за стеллаж.
– Вот ты где пушистик! – Поэтесса взяла любимца на руки.
– Конечно, где же ещё быть учённому коту, как ни в библиотеке, – согласилась директриса.
Ночью Барона разбудило лёгкое покусывание.
– А дальше что?
– Кто здесь? – Кот спросонья забыл включить ночное зрение.
– Кто, кто – буркнули в темноте. – Биссектриса школьная, неужели не понятно. Давай стих про меня дальше сочиняй! Товаркам декламировать буду. Вот обхохочатся!
– Ты сблямзила? Или шоколаду горького объелась? Нас же здесь трое. И Мурка, между прочим, всё ещё помнит, как вашего брата ловить!
– Барончик, да расскажи ты ей концовку, ведь не отстанет. А нам спать хочется, сил нет. – Проворчала Мурка и уткнулась носом в тёплый бок Черныша.
Крыса – очень умный зверь,
Но собою – неприятна,
Обойдёт любую дверь
И с добычею – обратно.
Вороваты крыс повадки,
Тянут всё, что можно съесть,
Украдут – и без оглядки
В дом спешат подземный влезть.
В соседней комнате поэтесса перевернулась на другой бок. Ей снилось, что любимчики сочинили удивительное стихотворение про удивительную особу из «рода грызунов». Его приняли к публикации в знаменитый журнал «Из жизни всяких животных» и главное без промедления выплатили гонорар, но не деньгами, а бартером! Плитками шоколада. Горького!
Автор стихотворения – Измайлов Александр.
К оглавлению...
