* * *
Ничто не повторяется на свете.
Старайся каждый данный миг ценить.
Из эпизодов в жизненном сюжете
Сплетается пространственная нить.
Из череды её переплетений
Возникнет фантастический набор,
В котором искры прожитых мгновений
Слагаются в невиданный узор.
Он задрожит, на части рассыпаясь
И вновь соединяясь на лету.
Где застывая красками, где тая,
Наполнит новой жизнью пустоту.
И на бескрайнем полотне Вселенной
Взойдёт непредсказуемый цветок,
В котором будет каждое мгновенье
Перерождаться в новый лепесток.
И пронесётся перезвон хрустальный,
Скрепляя лепестки прозрачным льдом.
Узор цветов покроет мирозданье,
Как покрывает плющ старинный дом.
Пространство скроют цвета переливы,
Соединив собою свет и мрак.
И всё затихнет до Большого Взрыва,
Чтоб повториться – но уже не так.
* * *
Года прошли, потом мелькали,
Как позабытые огни.
Сегодня видим их едва ли
В сомненьях: были ли они?
Какие могут быть сомненья!?
Огни – как их ни назови –
Сжигали чудные мгновенья
Надежды, веры и любви.
В порыве хмурого демарша,
Хоть жизнь нас бьёт и в глаз, и в бровь,
В себе мы понесём и дальше
Надежду, веру и любовь.
* * *
Всё повторяется на свете –
Напрасно обновленья ждать.
И строки в жизненной анкете
Мы вновь и вновь должны читать.
Читать – и жить по их указке,
И повторять в который раз
Одну и ту же веру в сказки,
Как поколения до нас.
Всё повторяется на свете.
И даже мудрость этих строк
Уже заложена в сюжете,
Что подготовил миру Бог.
* * *
Кулик хвалил своё болото
И в том немало преуспел,
Став самым главным патриотом
Тусовки межболотных дел.
Теперь он днями и ночами
Всех учит жить и умирать.
И называет сволочами
Тех, кто не стал ему внимать.
Порой в делах болотных дока
Вдруг что-то ляпнет невпопад,
Но ляп сентенцией глубокой
Представить тотчас норовят.
Года текут неторопливо.
Давно уж нет былых болот.
Но красноречия разливы
Кулик всё так же издаёт.
И также крики одобренья
Привычно слышатся вокруг.
А что повсюду запустенье –
Так это дело вражьих рук.
Вновь речи подменяют дело.
Бьёт в разум плановый размах.
Задор от начинаний смелых
Рождает бури в головах.
Кулик передаёт свой опыт
И собирает рой наград
За плодотворную работу
И за неоценимый вклад…
Привычка слушать и внимать,
Не слыша и не понимая –
Утрат и запустенья мать
И благодать для краснобаев.
* * *
Иной кулик своё болото
И рад бы без конца хвалить,
Но осушил болото кто-то –
А как же бедной птице жить?
И применить с какого бока
Теперь ораторский талант?
Кулик в речах хвалебных дока,
А в прочем – полный дилетант.
На месте прежнего болота –
Многоэтажные дома.
Как не остаться без работы,
Подскажет птице склад ума.
Кулик в мучениях не бился,
Не бросился судьбу корить –
Он быстро переоперился
И стал теперь дома хвалить.
И кулику в элитном доме
Был выделен один этаж.
Теперь он, стоя на балконе,
Возносит городской пейзаж.
Корит убожество былое
Прошедших жизненных страниц.
И славит поступь новостроек,
Открывших новый мир для птиц.
Болота прежние ругая,
Он с оптимизмом смотрит в жизнь,
Поскольку досконально знает,
Кому и как теперь служить.
ХОККУ
Старые книги.
Время течёт со страниц.
Неторопливо.
Берег пустынный.
Запах реки и травы.
Станция «Детство».
Солнце пригрело.
Снег за окном потемнел,
Словно от горя.
Книга раскрыта.
Ветер листы теребит.
Некому больше.
Веет весною.
Веточку в клюве зажав,
Скачет сорока.
Лист покоривши,
Божья коровка сидит
На перепутье.
Берег песчаный.
Брызнула стая мальков.
Хищник подходит.
Родник прорвался.
Вихрем вздымают песок
Тонкие струи.
Ветер уносит
Листьев опавших пучки,
Чтоб не намокли.
На ветке дуба
Тихо ворона сидит.
Ждёт кусок сыра.
Майские степи.
Ветер колышет ковыль,
Море рождая.
Дождь моросящий
Тихо по крыше стучит.
Осени вестник.
Снова цунами.
Как зачастили они
В нашу обитель.
Рыбные крошки.
Шарик скатала оса.
Детям припасы.
Полуденный зной.
Замерли стрелки часов.
Время сиесты.
Капля за каплей
Слёзы сосульки летят
В чёрную землю.
Тихое утро.
В озёрную гладь
Смотрится небо.
Солнце садится.
Чёрные тучи в крови.
Быть непогоде.
Звёзды мерцают.
Музыка сфер не слышна,
Но ощутима.
В прозрачном лесу
Тихо падает с клёна
Последний листок.
Ветер стирает
Зайца следы на снегу.
Как милосердно.
Шарики газа
Бурно в шампанском живут.
Только недолго.
На руку присев,
Стрекоза отдыхает.
Взгляд друг на друга.
Ласковый вечер.
Берег. Палатка. Костёр.
Время раздумий.
В плащ завернувшись,
Ветру навстречу иду.
Жизни картина.
* * *
Всего две строчки – и поэт
Тропой бессмертия уходит,
Поскольку внёс свой вклад в ответ,
Что в этом мире происходит.
Конечно же, не весь ответ.
Лишь часть мозаики вселенной.
Но вспыхнул благодарно свет
При звуке строчек вдохновенных.
И стал мир чуточку ясней
Для тех, в ком дух познанья бродит.
А путь вдаль уходящих дней
Для новых поисков свободен.
* * *
Когда рассеется туман надежды,
Когда поймёшь, что в мире всё – обман,
Уже смотреть на этот мир как прежде
Нельзя, когда рассеялся туман.
Сгорает мир в своём костре безумства.
Кругом царит угар вражды и зла.
Заброшено, растоптано искусство –
И от него осталась лишь зола.
А впереди всё новые туманы.
И горизонт тревожней и темней…
И всё труднее ждать небесной манны
И вера в разум человечества слабей.
* * *
Во тьме ночного небосвода,
Где заблудился мой Морфей,
Я жду какого-то исхода
В кругу Бессонницы моей.
Но вдруг ко мне вбегает Муза
И молвит: «Как тебе жилось?
От нашего с тобой союза
Немало книжек родилось…»
Шеренги мыслей, бездна чувств
Меня уже обуревают.
Я среди них мечусь, кручусь,
Записывать не успеваю.
Лучом надежды полыхнуло.
Душа кричала мне: «Ура-а-а!»
Но Муза вдруг рукой махнула,
И я услышал: «Мне пора…»
И свет потух в окне души.
Погас во мне костёр восторга.
Бессонница шепнуть спешит:
«С тобою я теперь надолго…»
* * *
Погасло взошедшее солнце.
И нет уже ясного дня.
Поэту паршиво живётся –
И он покидает меня.
Остался во мне лишь прозаик.
Он верен, как преданный пёс.
Уж он-то, конечно же, знает
Ответ на любой мой вопрос.
Он видит дорогу к успеху
И Музу умеет привлечь.
Его смысловые доспехи
Спасут нашу русскую речь.
* * *
Нужно жить Настоящим –
Прошлого не вернуть.
В Будущее глядящим
Виден возможный путь.
Только возможных – тыщи.
Как мошкара рябят.
Правильный кто отыщет,
Если все ждут тебя?
Ты, словно компас, к цели
Был устремлён всегда.
Жизнь устремлённых ценит,
Множит для них года.
Лишь устремлённый может
Правильный путь избрать.
Прочих судьба стреножит,
Их удел – молча ждать.
Ждать в Настоящем чуда
И не жалеть о том,
Что прежних планов груды
Тают с прошедшим днём.
Мелочных дел наросты
Сбросить и позабыть.
Жить Настоящим просто –
Как по теченью плыть.
* * *
Жизнь обрывается не вдруг.
Она сначала шлёт сигналы,
Что уже стал собратьев круг,
А цепь проблем длиннее стала.
И ты сигналишь ей в ответ:
Мол, погоди – ещё не время,
Чтобы закончить сей сюжет,
Нам нужно быть всецело в теме.
А мы пока лишь ищем суть
Того, что в мире происходит.
И что же – взять всё и свернуть?
Не очень-то разумно, вроде.
И отвечает жизнь: «Ну что ж,
Я, в принципе, с тобой согласна.
Коль суть ты ищешь, то живёшь
На этом свете не напрасно.
А значит, рано уходить,
Свой путь пройдя до половины.
Но проследи, чтоб жизни нить
Стремилась к цели, а не мимо.
* * *
Над плахой прошедших годин
Мне снова придётся склониться.
Со смертью один на один
Повторно обязан сразиться.
Погибнуть в бою не боюсь:
Не столь уж большая потеря.
Но кто-то мне крикнет: «Ты трус!»
А кто-то промолвит: «Не верю».
Спокойно ушёл бы туда,
Откуда никто не вернулся…
«Очнись. Там сгоришь со стыда», –
Сказал лучший друг. Я очнулся.
* * *
Во сне всё чаще вижу книги,
Те, не написанные мной.
Они как цепи и вериги,
Как зверь, что гонится за мной.
Как много жизнь дала сюжетов,
Как мало их сумел я взять.
Нет даже смутных силуэтов…
Кто мог так ловко их изъять
Из памяти. А где герои?
Они ведь ждали много лет,
Что их куда-нибудь пристрою.
Простыл и их реальный след.
В ночи рождаются рассветы.
Опять сижу один во тьме.
И жду, когда придут сюжеты,
Но не спешат они ко мне.
* * *
Как смутно таинство мечты.
Как долго ждёшь заветной цели.
То гений чистой красоты –
И неизбежность той дуэли.
То схватишь за руку ворьё.
И что же? Тут же поголовно
Судейской стаи вороньё
Осудит так, что срок условный.
То бой кровавый наяву,
Где ставка лишь одна – победа…
И каждый день так и живу:
Где есть мечты – там ждут и беды.
* * *
Читал и думал день за днём,
Хотя тонул в проклятом быте,
Всё думал, думал об одном:
Куда несёт нас рок событий?
Зачем же русские штыки
Настолько очутились ржавы,
Что оказалось не с руки
Им защитить свою державу.
Союз распался – кровь и слёзы
Ручьём бегут который год…
Русь отказалась от наркоза.
Процесс пошёл… За ним народ.
* * *
Рядом с торопливою рекою
Что-то тихо шепчут камыши.
И жара уже не беспокоит,
И вокруг не видно ни души.
Солнце горизонту поклонилось.
К выходу готовится Луна.
Даже чайки вдруг угомонились.
И царит в округе тишина.
Вечер опускается неспешно
Над великой русскою рекой.
Нарушает эту безмятежность
Медный колокольчик закидной.
* * *
На заброшенной дороге
Ветер поднимает пыль.
У оврага склон пологий
Серебрит волной ковыль.
Там, внизу, пройдя сквозь глину,
Закипают родники,
Превратив овраг в долину
Юной трепетной реки.
И помчит она по свету,
Познавая мир чудес,
Вдохновеньем для поэтов,
Отраженьем для небес.
* * *
Солнцеликостью рассвета
Над притихшею рекою
Будет вспоминаться лето
В дни январского покоя.
В мыслях снова повторится
Гимн ликующей природы.
Снова защебечут птицы,
Снова заструятся воды.
Но во время зимней стужи
Память вспыхнет теплотою,
И огонь костра закружит
Струйки дыма предо мною.
Будет ветер биться в двери,
Не давая мысли слушать.
Будут долгие метели
Охладить пытаться душу.
Но душа уже согрета
Красотою неземною:
Солнцеликостью рассвета
Над притихшею рекою.
* * *
Жизнь растаяла в тумане,
Снова нам брести по лужам.
И куда же нас так манит
Этот путь, что вроде нужен?
Что на месте не сидится
С размышленьями о Вечном?
Что нас тянет за границу
Дней привычных и беспечных?
Нам бы в этом разобраться –
Нет, мы всё летим куда-то.
Как ни больно сознаваться,
Но мы странные ребята.
* * *
Сон – зря потраченное время.
Мне это ясно с давних пор.
Пылает вечности костёр,
И в нём горят дрова мгновений.
Что дров кончается запас,
И наяву заметить сложно,
Во сне же шанс вообще ничтожный –
Здесь явно нужен третий глаз.
Но с этим у людей проблемы:
Собой заняться недосуг,
Когда совсем другие темы
Снуют настойчиво вокруг.
Потребностей переплетенье
Трясёт листки календаря.
Кто будет думать о мгновеньях,
Коль даже дни проходят зря.
Вот и живём мы на бездумье,
Открыты настежь всем ветрам.
И наши судьбы-хлопотуньи
Творят сюжеты мелодрам.
Мы в них актёры и герои –
Когда же думать о себе?
Мы в мелодрамах планы строить
Не прекращаем и во сне.
И зря потраченное время
Нам отомстит, в конце концов,
Охапкой горьких сожалений
Судьбой швыряемой в лицо.
* * *
Танки, пушки, ракеты –
Все стреляют в меня.
Где скрываться поэту
От такого огня?
Снова слёзы и беды
Как непрошеный гость.
Как дожить до победы,
Если бизнес – наш вождь?
Снова мёртвые дети…
И кружит вороньё.
Кровь течёт по планете
Через сердце моё.
* * *
Забыта честь, плутает верность,
Куда-то делась доброта,
А вместо них – гордыня, ревность,
Занудство, лживые уста.
О долге власть не вспоминает,
О бескорыстии молчит.
Про честность мало кто что знает,
А жадность о себе кричит.
В почёте алчность, грубость, зависть,
Безжалостность и эгоизм…
И это всё, что нам осталось.
И в этом кроется трагизм.
* * *
Я помню, как шёл по Проспекту Мечты,
А справа – Аллея Надежды.
За ней уже виден Бульвар Доброты,
И там магазин был «Одежда».
С тех пор пролетело немало годов –
В другую мы жизнь окунулись.
Сменились названия ста городов
И многие тысячи улиц.
И снова иду. И опять напрямик:
Туда, в направлении порта.
А где же названье? Вдруг вижу – Тупик…
А дальше название стёрто.
ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ МИХАИЛА АНИЩЕНКО
Он не жил, он сжимался от боли.
Сторожил в небесах облака.
Как бродяга скитался в неволе,
И ему помогала река.
Ему чужд был покой и уют.
Он не жаждал ни славы, ни хлеба.
Только слушал, как птицы поют,
Сокрушаясь, что жизнь так нелепа.
Он искал безвозвратные смыслы
Под свистящие звуки метели.
И его безутешные мысли,
Как ослепшие птицы, летели.
Долго пас своё вечное горе.
К яду жизни тянулась рука.
И мечтал, что в поэзии море
Он войдёт как большая река.
Он устал, бесконечно устал,
Подавая свой голос негромкий…
И ушёл. И ему пьедестал,
Поумнев, установят потомки.
* * *
Налипают на жизнь, словно глина,
Вероломство, война, болтовня…
В небе крик журавлиного клина,
Улетают они без меня.
Под Донецком повышены ставки –
Расширяется зона огня.
К сожаленью, давно я в отставке,
И сраженье, увы, без меня.
Но не может нас не беспокоить
Смерть, растущая день ото дня.
И война не оставит в покое
Ни тебя, ни его, ни меня.
* * *
Последние годы – не радость, а муки:
Я тяжкую ношу несу и несу…
Живу как влюблённый в пустыне разлуки,
Как бомж одинокий в безлюдном лесу.
А ноша моя – это мысли и чувства
О Родине, мире, в котором живём.
Мы тонем давно в океане безумства,
При этом весёлые песни поём.
И Русь подпевает, хотя и негромко.
Не все веселятся на этом пиру.
Чума торжествует: всё больше подонков
Пришлись новой власти – ура! – ко двору.
Но долго абсурд продолжаться не может:
Россия не выдержит этот бедлам.
Нам нужно изгнать всех буржуйских ничтожеств –
Иначе страну разорвут пополам.
* * *
Пока в России есть поэты,
Они находят те слова,
Которые – дорога к свету…
Идея русская жива.
Пока сердца для чести живы,
Мы не ударим в грязь лицом.
Всегда появятся мотивы
За Правду жизни быть борцом.
Пока в золе живёт огонь,
Есть шанс, что возгорится пламя…
Не нужен нам ни красный конь,
Ни монархическое знамя.
Пока свободою горим,
Класс буржуа уже не вечен.
И бой непримиримый с ним
Нам в перспективе обеспечен.
* * *
Вокруг кружит поток ненастья.
Но рано, рано горевать.
Спеши сбирать осколки счастья
И чувств остывших не терять.
Достань перо и лист бумаги.
Пройди крутые виражи
И, находясь в плену отваги,
Всю правду людям расскажи.
Всё до копейки канет в Лету –
И только Правде жить и жить…
И назовут того Поэтом,
Кто дружбой с правдой дорожит.
* * *
Кукушка куковала долго.
Я не считал свои года.
Всё это, право, ерунда.
Но как-то вдруг она замолкла.
И хорошо, что не считал –
Ведь жизнь и смерть летят в обнимку.
И смерть моя как невидимка.
И жизнь – набор кривых зеркал.
Любые птицы, даже звери
Сил детям отдают немало.
А эта бросит где попало –
И потому я ей не верю.
ВЕРНИТЕ «НАШЕ ВСЁ»!
Из списка обязательных произведений ЕГЭ по литературе убрали Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, Гоголя и других классиков. Вместо них Прилепин, Пелевин и Гришковец.
(из многочисленных СМИ РФ)
Как часто нам бежит навстречу
Герой любимого романа.
Для одного он был предтечей,
А для других – герой экрана.
Однажды Фамусов просил:
«Забрать все книги бы да сжечь».
И вот сегодня на Руси
Готовы и костёр разжечь.
«Что?! Пушкин, Гоголь? Вон из школы
Распространителей крамолы!..
Их устаревшие глаголы
Несут нам в общество расколы…
Все книги их в архив на полку.
От классиков вообще нет толка…»
А там и до костра недолго…
* * *
Они жили порой невпопад.
И сейчас, вспоминая и плача,
Продолжают идти наугад –
Вот такая у них незадача.
И седой капитан корабля,
И пилот тоже старый нешибко
Начинают с утра всё с нуля,
Чтобы новые делать ошибки.
Жизнь приветствует правду и правильность,
Оставляет и место проколам.
Остаётся нам выбрать праведность
Или делать, чтоб всё было комом.
Много тех, кто погряз в заблуждениях,
Потому их и ждут мытарства.
Им сменить бы свои убеждения,
Но мешает врождённое рабство.
* * *
Не может песен быть без слов.
Не может быть стихов без ритма.
Везде, где нет первооснов,
Там не рождается молитва.
Неточных рифм не признаю.
Они – как белые вороны.
Ведь рифмы, стоя на краю,
Всегда должны быть эталоном.
Стихи без мысли – звук пустой,
Причём наивно ждущий эха.
Нет мысли – выстрел холостой.
И нет для автора успеха.
Ну а стихи совсем без чувства –
Как тёмная глухая ночь.
Где чувства нет – там нет искусства.
И тут ничем нельзя помочь.
* * *
Бегу, бегу, бегу, бегу…
Остановиться не могу.
Спешу. Боюсь, что не успею
Оставить след на той земле,
Которую люблю, лелею,
Но утонувшую во мгле…
* * *
Смердит гниющая Европа,
В бой посылает всех и вся.
И Леопарды мчат галопом,
По Украине колеся.
Стреляет всё, в чём есть заряды.
Макрон ликует, как чумной.
Зеленский раздаёт награды.
А Русь идёт в последний бой.
Сегодня мир стоит на грани,
И правит нами царство лжи…
На подоконнике герани
Надеются, что будут жить.
* * *
У многих жив внутри орёл.
Но только вылететь не может,
Пока свободы не обрёл.
Надёжно скрыт от мира кожей,
Он в полусне проводит дни,
А жизнь, текущая снаружи,
Фантасмагории сродни,
И там орёл совсем не нужен.
И потому он не спешит,
Не рвётся обрести свободу.
По сути, кожа – это щит
Орлу дарованный природой.
«Иль со щитом, иль на щите» –
Орёл когда-то это слышал.
Он со щитом. Не в суете.
Так для чего стремиться выше?
Не лучше ли прожить свой век
В тепле и сладостном покое?
Пусть суетится человек,
Орёл же лучшего достоин.
Гуськом ползёт за годом год.
Порой под кожей вздрогнут крылья,
Как бы зовя орла в полёт,
Но только тщетны их усилья.
Он со щитом. И щит бросать –
Конечно, глупая затея.
Ну что полёты могут дать
Того, что здесь он не имеет?
У многих жив внутри орёл,
Рождённый для полётов в небо.
Но он всю жизнь свою провёл
В плену у зрелищ, сна и хлеба.
* * *
Поход к заветной цели
Для многих – путь в тупик.
Ведь цель на самом деле
Мелькнула лишь на миг.
Мелькнула – и пропала
Неведомо куда,
Но идеалом стала
На многие года.
И в голове запела,
Все чувства подчинив,
Внушив, что лишь для смелых
Звучит её мотив.
И люди, всё отбросив,
Идут на этот зов
И все преграды сносят
С бездумием ослов.
Идут к заветной цели,
Не изучив Завет,
И, коль дойти сумеют,
Увидят: цели нет.
* * *
В море стихотворчества впадая,
Верят вдохновения ручьи,
Что их звонкий труд не пропадает,
Что он только ярче зазвучит.
Но мешаясь с пеною морскою,
Потеряв природный чистый вкус,
Вдруг ручьи осознают с тоскою,
Что их дар растаял средь медуз.
И в манящем красотою мире
Их весёлый перезвон затих.
Мир, в который так ручьи спешили,
Оказался вовсе не для них.
* * *
У русских глупое поверье,
Что битый стоит двух небитых.
И бьём мы в запертые двери,
Считая, что они открыты.
Медалями набитых шишек
Мы прикрываем неуменье,
Стараясь вбить в умы мальчишек,
Что благо высшее – терпенье.
Терпение – конечно, благо,
Но не для всех и не всегда.
Всё стерпит лишь одна бумага,
А люди – только иногда.
Доколе, граждане, доколе
Терпеть нам глупость пустоты?
Той, что наглеет ещё в школе
И крепнет в дебрях суеты.
Доколе нам о двери биться,
Сначала двери заперев?
И на судьбу привычно злиться,
Своей вины не разглядев.
* * *
Мы были моложе и шли напролом,
Преграды, как мусор, сметая.
И нам покорялся любой бурелом
И горная речка любая.
Мы брали высоты одна за другой –
Надеждой и верой дышали.
Отбросив подальше мертвящий покой,
Мы шли в неизвестные дали.
И вот сократился наш жизненный путь.
Силёнок осталось немного.
Пора бы всё бросить – передохнуть.
Но снова нас манит дорога…
* * *
Планета стала как помойка,
Как выгребная яма зла…
И никакая перестройка
Народам вовсе не нужна.
Они живут в грязи и тине,
Купаются в потоке лжи…
Сидят, как мухи в паутине, –
И ждут спасения души.
Пускают кровь не чтобы выжить –
Как это делает зверьё –
Чтоб богатеть и ненавидеть.
А на устах – одно враньё.
И вал девятый отрицанья,
Смывая весь этот абсурд,
Зовёт Идею Мирозданья
Устроить всем им страшный суд.
* * *
Когда бросаются в глаза,
Будь то уродство иль краса,
То вряд ли вас хотят убить –
Скорее, просто ослепить.
Своей отвагой, красотой,
Ежеминутной суетой,
Неординарностью манер,
Незнанием привычных мер.
Всё это вывалив на вас,
Скрывают суть от ваших глаз.
А суть всегда одна и та ж:
Все наши знания – мираж.
И мы идём на миражи
С надеждою в груди всю жизнь.
Всё, что бросается в глаза,
То услаждая, то дерзя,
Не стоит принимать всерьёз
И допускать в мир сладких грёз.
Забралом линз прикрыв глаза,
Уйдя в себя от суеты,
Тем, кто снаружи егозят,
Не дай украсть твои мечты.
Они последний твой оплот
В краю бесчисленных потерь.
Они твой шанс пройти вперёд
Сквозь кем-то запертую дверь.
Закрой глаза, чтоб видеть суть,
Не отвлекаясь на мираж.
Смысл жизни в том, чтоб заглянуть
За бутафорский антураж.
* * *
Когда в порыве вдохновенья
Перед глазами цель видна,
То появляются мгновенья,
Что кажется достал до дна.
Когда, впадая в неизбежность,
Бежишь по лезвию ножа,
Теряешь по дороге нежность
И мёртвой кажется душа.
Коль жизнь становится паскудной
И сердце вянет и скорбит,
Жить без обид, без жалоб трудно.
Всё тяготит… И даже быт.
Когда года идут на убыль,
В душе засохли все цветы…
Мне говорят: «Остались клумбы…»
Но это всё – мечты, мечты…
* * *
Мы жили рассветом, дышали мечтой
И строили Русь для потомков.
Увлекшись своей деловой суетой,
Не знали, что нас ждут потёмки.
Теперь мы живём, как кроты в темноте.
У каждого – вырыта норка.
И Русь – как распятый Иисус на кресте,
Как зритель, кричащий с галёрки.
* * *
Я видел, как вдруг обнажается бездна,
Как мир одурманенный лезет во тьму,
Как Ложь отмечает победу помпезно,
Когда все мы вместе стоим на краю.
Мне ветер событий натягивал нервы
И ночью, и днём от зари до зари.
Во мне, как в бою, совершались маневры
И рвали на части меня изнутри.
Хороших сейчас новостей не бывает:
Там взрывы, пожары, там кто-то убит…
И Вера, Надежда, Любовь убывают.
Так чем же закончится этот гамбит?
* * *
Фашистов сила тёмная
Идёт который год.
Вставай страна огромная –
Не слышал наш народ.
Горит и кружится планета.
Над нашей Родиною дым…
Но даже лучшие поэты
Не могут написать об этом,
Чтоб было ясно молодым.
Не вышла на берег Катюша.
Хотя бы мельком между строчек.
Не можем никого послушать,
Как дарят синенький платочек.
Не все вернулись с поля боя.
Ведь вроде всё, как и всегда.
Хоть небо снова голубое,
Но всё не так, не так… Беда.
* * *
Цвела сирень в предместье мая.
Предместьем мая был апрель.
Сирени запах оттесняя,
На рынке жарили форель.
И, в аромат весны вплетаясь,
Плыл в воздухе тяжёлый чад,
По переулкам разлетаясь
И задирая всех подряд.
Что ложка дёгтя в бочке мёда?
Её заметит лишь знаток.
Что чад для праздного народа?
Знак – не заморен червячок.
А заморить бы не мешало –
В конце концов, лишь раз живём.
И торопиться не пристало:
И так проходят день за днём.
И незаметно, сам собою
Менялся у людей маршрут.
И вот они уже гурьбою
К форели весело идут.
Манипулировать толпою
Не так уж сложно, если знать,
Как хорошо людьми порою
Желудки могут управлять.
Что может аромат сирени?
Его теснят на задний план,
Коль шашлыки или пельмени
Свой запах посылают вам.
Вот так же быт теснит искусство
Колоннами никчёмных дел.
И у меня такое чувство,
Что это – явный беспредел.
Но мир таков, каким задуман.
Не мне судить – хорош иль плох.
Я лишь могу следить угрюмо
За мельтешением эпох.
* * *
Я на льдине стою под названием «Жизнь».
Льдина мчит по житейскому морю.
Ах, какие она выдаёт виражи,
Когда с ветрами встречными спорит!
Ветры зависти, глупости, ссор
Всё пытались замедлить движенье,
Но их натискам наперекор
Я плыву через боль и сомненья.
Духом падал порой. Но вставал.
И судьба била в грудь, а не в спину.
Я открытой душою весь мир принимал,
А тем временем таяла льдина.
Жизнь – награда. И, кажется, я на коне
Как участник земного парада.
А награда всё тает и тает во мне.
Как стремительно тает награда…
* * *
Яркая зелень омытой травы.
Дождь потрудился на славу.
Сколько дождям выпадает хулы!
Граждане, вы не правы.
Дождик-трудяга всю жизнь на износ,
О выходных не мечтая.
Разве он мало вам пользы принёс,
Дачи в жару поливая?
Да, неудобства он тоже несёт:
Можно промокнуть до нитки.
И даже зонтик порой не спасёт –
Только спиртные напитки.
Но лишь представьте: не стало дождей.
Камнем земля застыла.
Можно, конечно, прожить и на ней –
Всё в мире в наших силах.
Можно прожить, но подобная жизнь
Вряд ли доставит радость,
Коль в нашей памяти будут свежи
Прежние водопады.
Над раскалённым от зноя песком
Капли дождя как благо.
Воспоминаний гнетущий ком
Вспыхнет вдруг, как бумага.
И разгорится в душе пожар
Горестных сожалений.
Граждане, дождь – это божий дар.
К чуду прикосновенье.
Дождь – это жизнь. И в комплекте идут
Жизненные невзгоды.
Кто-то усмотрит в этом хомут.
Кто-то – дары природы.
Кто-то по лужам бежит босиком,
Кто-то простуд боится.
Кто-то неспешным дождливым деньком
Ищет плоды грибницы.
Что для одних неудобства и жуть,
То для других – отрада.
Не предъявляйте претензий к дождю,
Граждане. Вы – не WADA.
Там всё понятно: плодить ерунду –
Это доходов кучи.
Там в чём угодно зацепку найдут,
Если заказ получен.
Сколько на свете бессмысленных дел!
Так для чего их множить?
Страсть к очернительству – это удел
Бездарей и убожеств.
И обвинений ничтожных набор
Вряд ли сердца согреет.
Не выносите дождю приговор,
Станьте хоть чуть мудрее.
* * *
Дни отпадают, словно яблоки в саду
Сырьём для сидра или кальвадоса.
Я средь опавших дней в туман бреду
На берег жизни списанным матросом.
А мой корабль уходит без меня,
Ведомый неумелым капитаном.
Туда, где неизвестная земля
Таится под защитой ураганов.
Иду в туман – и будто брызги волн
Вокруг меня застыли в ожиданье.
Мне кажется: вот-вот ворвётся шторм
И затрясёт, как парус, мирозданье.
Мне кажется, а может, так и есть,
В тумане этом всякое возможно.
Быть может, я уже совсем не здесь,
Коль брызги волн я ощущаю кожей.
Я с экипажем там, на корабле,
Только меня никто не замечает.
Корабль летит куда-то в полумгле,
Неторопливо палубой качая.
Как будто бы невидимая нить
Влечёт его к небесному порталу.
И, ничего не в силах изменить,
Я вижу, что корабль летит на скалы.
* * *
Номенклатурная блоха,
По многим креслам проскакав,
Задумала на склоне лет
Украсить жизненный сюжет,
Воспоминания издав,
Прошедшим дням оценку дав,
Намёки вставив там и тут
На свой неоценимый труд.
Был вмиг раскуплен весь тираж,
Поскольку всяк узнать хотел,
Впадая в любопытства раж,
Хоть что-то из блошиных дел.
Не зря ведь столько лет блоха
Трудилась на самих верхах.
Истории её наград
О многом, видно, говорят.
Увы и ах – реальных дел
Никто увидеть не сумел.
* * *
Ах, молодость! Мечты, стремленье
К познанью мира и людей.
И первый шаг к прикосновенью
Глобально значимых идей.
Любви безумные порывы.
И всё затмивший женский лик.
На сердце первые нарывы,
И милых глупостей родник.
Былая гордость за страну
Теперь сменилась сожаленьем,
Что поздно сознавать вину
За зря прожитые мгновенья.
Сейчас иду по склону лет,
Скользя в расщелины бессилья.
А сожалений горький след
Как изувеченные крылья.
* * *
Где есть мечты – там есть и вдохновенье.
А где есть вдохновенье – там и жизнь.
За крылья вдохновения держись,
Чтобы продлить прекрасные мгновенья.
Они недолговечны, к сожаленью,
И лишь в мечтах останется их след.
Но он укажет жизни путь на свет,
Где новое таится вдохновенье.
И жизнь поймёт однажды с изумленьем,
Что впереди до боли вечный путь.
И не позволит нам с пути свернуть
Посланник Провиденья – вдохновенье.
* * *
Нам Родина, Русь, преподала урок –
Мы словно в застенках мороки.
И в этой тюрьме не закончится срок,
Пока не усвоим уроки.
Пока в головах царят мысли невежд,
Нас ждут ураганы и штормы,
И груз постоянный наивных надежд,
Что всем нам помогут реформы.
И шествует важно реформ череда,
Корчуя духовные корни.
И ловят себе барыши господа,
Особенно те, кто проворней.
Народ ещё дремлет, но близок рассвет,
Подходит пора пробужденья.
И люди, стряхнув с себя сумрачный бред,
Поймут наконец, в чём спасенье.
* * *
В груди тревога не проходит:
Застыла, словно в горле ком.
Пока бездарность верховодит,
В чести Гоморра и Содом.
Златой телец расправил крылья,
Счастливый вытянув билет.
Сидит вольготно камарилья,
Надеясь просидеть сто лет.
Народ в капканах заблуждений
Живёт с надеждой на «авось».
Земля грозит перерожденьем
И поворачивает ось.
* * *
Опять весна. И новые надежды,
Что воплотятся давние мечты.
Ну а вокруг зелёные одежды,
И среди них, как огоньки, цветы.
Мечты зовут в неведомые дали,
Звучит их голос, как звучит приказ.
Но я готов откликнуться едва ли –
Когда-нибудь потом, не в этот раз.
Порой взбурлит отрыжка пессимизма,
Когда вокруг прорехи да изъян…
И кажется во тьме сюрреализма,
Что наша жизнь – чарующий обман.
Но это всё – лишь слабости минуты.
Они пройдут, как с белых яблонь дым.
И, подавив порыв душевной смуты,
Забуду, что я стал давно седым.
* * *
Судьба поэта – это драма,
Кумир в которой – дух свободы.
Душа поэта – это рана
На все оставшиеся годы.
Живут поэты под прицелом
Забвенья, травли, нищеты…
И суждено не всем до цели
Дойти дорогою мечты.
Порой искра таланта гаснет.
А вот когда огнём дрожит,
То чёрт поэта снова дразнит;
Да так, что Муза прибежит.
И жизнь – спектакль без репетиций –
Застынет на клочке бумаги:
Мелькают разной масти лица,
Как у волшебника и мага.
И этот мир – вулкан безумия –
Поэт рисует неспроста:
Не хочет превращаться в мумию,
А выбирает рок Христа.
* * *
Проходят годы, беды, даты.
И мы пройдём – дай только срок.
Уже дождались мы расплаты
За неусвоенный урок.
Нас мучит призрак канувших надежд.
Мечты ушли – и даже не простились.
Мы, как толпа бездарнейших невежд,
В болото века нового спустились.
В болоте выживают, не живут.
И как бы ни было от этого всем гадко,
Но снять надетый нам буржуями хомут
Мы почему-то не спешим. Загадка?
* * *
Неважно сколько проживу,
И долетят ли брызги славы…
Важней увидеть наяву
Благополучие Державы.
Пока Россия далека
От вдохновения и славы…
Не видно и того рывка,
Что сделает её Державой.
Чтобы избавиться от бед,
Пытаемся вести сраженья.
Но обещание побед
Похоже на самосожженье.
И череда пустых идей
Доносится из уст вельможей.
А русских на Руси людей –
Как та шагреневая кожа.
* * *
Парад Победы в сорок пятом.
Был день торжественно суров:
Приобретенья и утраты
Не умещались в рое слов.
Весь мир увидел, как швыряли
Знамёна вражьи к мавзолею…
Мы этот миг не забываем
И до сих пор в душе лелеем.
Проходит смена поколений
На фоне торжества лжецов.
На них с укором смотрит Ленин,
Как на предателей отцов.
И вновь на Красной площади парады –
Но мавзолей стыдливо скрыт от глаз.
На время можно изменить фасады.
Фасады можно. Но не нас.
* * *
Я каждый день иду вперёд,
Смотрю по сторонам.
И вижу: хмурится народ,
Не верит господам.
Чиновный люд зовёт на фронт –
Руси нужны герои.
Но не торопится бомонд
Ходить армейским строем.
Мы знаем лозунг боевой,
Он не блистает новью:
«На территории чужой…
И только малой кровью!»
Страданье русское в душе
Несу не первый год…
Мне представляется уже,
Что близится исход.
* * *
В кругу измен, бесславья и корысти
Плывёт народ впотьмах без маяков.
Среди дворян нет новых декабристов.
Среди рабочих нет большевиков.
От либералов все давно устали.
Ну где же он – обещанный прогресс?
И что сказал бы нам товарищ Сталин,
Когда бы вдруг словно Христос воскрес?
Власть, как за пазухой у Бога,
Погрязла в роскоши и лени.
Ей невдомёк: ещё немного,
И неизбежно – новый Ленин.
* * *
Читать. Раздумывать. И ждать,
Что Русь встряхнётся, как бывало…
И будет снова продолжать
Своё всемирное начало.
Ну а пока сидим во тьме
Измен, корысти и бессилья…
Как будто бы сидим в тюрьме,
А на свободе – камарилья.
Придёт прозренье или нет
Ко всем обманутым народам?
Не первый год мы ждём ответ –
И всё тревожней год от года.
* * *
Эпоха говорит всё громче,
Что мы в её руках – рабы.
И в этом мире я, как кормчий,
На корабле своей судьбы.
А жизни океан вскипает –
И всё сильнее волн напор.
Нас ежедневно обступает,
Кружа водоворотом, вздор.
И в этой мутной круговерти
Непросто жизни дать ответ.
Есть шанс один: уйти в бессмертье –
Туда, где власти жизни нет.
* * *
Как много убийств в этом мире безумном.
Как жаль вереницу погибших надежд,
Убитых коварно, порою бесшумно,
Толпою кишащих повсюду невежд.
Аквинский Фома утверждал, что надежда –
Залог обязательных будущих благ.
Но стоит пошире раскрыть свои вежды,
Как видно: не всё, к сожалению, так.
Судьба и ко мне не всегда милосердна –
Живу среди светлых и тёмных идей…
И хочется верить: надежда бессмертна.
Но облик её с каждым днём всё бледней.
* * *
Мы сегодня как будто стоим на развилке:
Побеждать, наконец, или сдаться врагам.
Запад как обезумевший лезет в бутылку,
Чтобы нас повязать по рукам и ногам.
А вокруг всё сильней барабаны ненастья…
Пребывает в тревожном тумане страна…
Мы уходим всё дальше от станции «Счастье»
И подходим всё ближе к разъезду «Война».
Растянулась Россия от крика до стона
В ожидании новых больших перемен…
Но всё та же царит суета возле трона.
И стоит на Днепре до сих пор Карфаген.
Кто поднимет страну, наконец, в полный рост
И покончит с лавиной невзгод?
И услышим ли мы снова сталинский тост
Со словами: «За русский народ!»?
12 июля 2024 г.
ГОЛОС ПРОШЕДШИХ ЛЕТ (рассказ)
1.
Шёл тысяча девятьсот шестьдесят седьмой год. Этот год запомнился празднованием 50-летия Октябрьской революции, открытием в Волгограде монумента «Родина-мать». В этом же году в Ленинграде изготовили первую партию цветных телевизоров «Радуга», вышло Постановление Правительства о переходе с шестидневной на пятидневную рабочую неделю, впервые в нашей стране был опубликован роман Булгакова Мастер и Маргарита».
Об этих и других значимых событиях старшеклассник Борис Воронцов хорошо знал, так как был склонен к познанию мира. И этот мир задавал ему всё больше и больше вопросов, на которые нужно было находить ответы. Именно в это время Борис столкнулся и с тем, что называется любовью.
Воронцов влюбился в свою одноклассницу Галю Кузьмину. Сейчас они уже заканчивали девятый класс, быстро взрослели, а Кузьмина не испытывала к Борису сердечных чувств. Хотя по общему признанию, он был симпатичный парень, высокого роста, учился почти на «отлично», и второй год подряд его избирали комсоргом класса.
Тяга к знаниям усилилась у Бориса два года назад. На летних каникулах он перечитал все учебники пятого-седьмого классов по ботанике, географии, биологии и истории, так как убедился, что почти ничего не помнит из их содержания. Кроме того, он завёл тетрадь, в которую записывал незнакомые слова, значения которых не знал. И после этого рылся в словарях. А чтение художественной литературы стало одним из его любимых занятий.
Воронцов периодически проявлял знаки внимания к Галине, но ответной реакции не последовало. Нельзя сказать, что это задевало самолюбие Воронцова – такого чувства он не испытывал. Просто его сердце жаждало взаимности, а Кузьмина отталкивала его. Девушки – уникальные создания: они способны притягивать парней, отталкивая.
Как и многие школьники, попавшие в плен первого любовного, ещё только платонического, чувства, он начал писать стихи. И когда их накопилось несколько десятков, прочитал их старшему брату Алексею – студенту филологического факультета университета. И очень огорчился, когда тот сказал:
– Очень слабые вирши. Всё в корзину, а вот это оставь. – И, взяв в руки тетрадь, сам прочитал вслух одно стихотворение:
Четыре строчки за день стихов.
Четыре ночи бессонных снов.
Четыре капли, выпавших из глаз.
Четыре сабли прокололи враз.
Четыре чувства захватили власть.
Четыре буйства не хотят пропасть.
Четыре, четыре, четыре, четыре –
Шестнадцать бросков к окну твоему.
И, как удар по голове гирей,
Четыре пощёчины. Мне. Одному.
Затем Алексей ещё раз прочитал это стихотворение уже про себя и спросил:
– Ты влюбился, дружок?
– Да, – признался Николай. – Но она…
– Не отвечает взаимностью. Это, брат, в жизни часто бывает. Любовь – это своего рода налог, который мы вынуждены платить за то, что у нас есть сердце…
Эти слова брата Воронцов запомнил на всю жизнь.
Все мы закованы в кандалы обстоятельств. Вскоре Борису предстояло расставание со своей школьной любовью. И это его мучило больше всего.
Семья Воронцова переезжала из посёлка городского типа Куйбышевской области в город Сочи. Дом на курорте был куплен недавно, мать и отец Бориса находились уже в Сочи.
В начале июня Воронцов получил в школе табель об окончании девятого класса и на следующий день сел в электричку. Ему предстояло доехать до Куйбышева и оттуда самолётом вылететь в Сочи.
Зайдя в вагон, Борис положил на верхнюю полку чемодан и стал внимательно смотреть в окно. Он мысленно прощался с местами, ставшими для него родными. Здесь прошло его детство, началась юность. Он смотрел на знакомые улицы, испытывая противоречивые чувства. Жалко покидать друзей детства, школьных товарищей и особенно дорогую его сердцу Галину Кузьмину. Неужели он никогда её больше не увидит? От этой мысли ему сделалось не по себе, и он стал ещё внимательнее всматриваться в окно.
На краю посёлка стоял небольшой частный домик, в котором жила Кузьмина. И Борис хотел ещё раз посмотреть на этот домик. Электричка набирала скорость, дома мелькали… И что это?! Воронцов неожиданно увидел Галину перед соседским домом, где был колодец. Из колодца она набирала воду. В душе Бориса что-то мгновенно оборвалось. Когда чувства взрывают сердце, взрывная волна доходит до разума. Борис вскочил, почувствовав, как будто кто-то толкает его к выходу из электрички. У него появилось только одно желание: выпрыгнуть из вагона, чтобы навсегда остаться там, рядом с ней…
Электричка вырвалась из объятий посёлка и уже неслась как угорелая по степи. Воронцов пришёл в себя – и сел на место. Так паршиво он себя давно не чувствовал…
И только в самолёте Воронцов окончательно успокоился. «Не всё так плохо, – подумал он. – В Сочи я увижу много для себя нового, наверняка встречу немало интересных людей…»
2.
В городе-курорте всё было по-другому: люди, архитектура, рынки, пляжи... Больше всего Бориса поразила природа. Море и горы, кипарисы и пальмы, горные речки, цветы магнолии – на это можно было смотреть часами.
Однако более существенным было другое. В этом мире Воронцова многое не устраивало. Он где-то прочитал: чтобы изменить этот мир к лучшему, нужно изменить людей. А чтобы изменить людей, думал он, нужно изучать их: и мужчин, и женщин. И в Сочи он стремился к общению с новыми людьми. Ему нравилось посещать рынки, вокзалы и другие места скопления местных и приезжих; наблюдать за ними: о чём они говорят, что делают в той или иной ситуации.
Каждый день Борис не только читал новые книги, но и посещал пляж. У него появились новые приятели. Он заметил, что психологически ему было трудно завязать знакомства с женщинами, которые старше него. Этот недостаток он решил исправить и начал знакомиться с этой категорией прекрасного пола, выбирая тех из них, кто ему понравился. Но чаще всего это ему не удавалось, и он предпринимал всё новые и новые попытки.
В конце июня в жаркий полдень, покинув пляж, он возвращался домой.
Обгоняя на крутой бетонной лестнице двух молодых женщин, Воронцов услышал:
– Как тяжело подниматься, – пожаловалась брюнетка.
– Ничего, потихоньку дойдём, – успокаивала её блондинка.
– Кто бы подал руку? – сказала брюнетка, увидев Бориса, обгоняющего их.
Поведение женщины подсказывает лучший способ знакомства с ней, и Воронцов воскликнул:
– Я! – и подал руку незнакомке.
Брюнетка протянула свою миниатюрную ручку и, улыбаясь, изрекла:
– Спасибо. Меня зовут Светлана. А вас?
– А меня Борис, – ответил Воронцов и ощутил в своих пальцах нежную кожу незнакомки.
На следующий день они, как и договорились, встретились вдвоём на диком малолюдном пляже. Морская вода здесь была чище, чем на пляже городском.
В ходе разговора Светлана сообщила, что приехала отдыхать из Красноярска и работает переводчиком в Интуристе.
Потом они бултыхались в воде, как дети, смеялись, обдавали друг друга тёплой морского водой и, стоя на месте, опускались в воду с головой и затем пружиной выпрыгивали из неё.
Когда Борис в очередной раз вынырнул из воды, то увидел: бюстгальтер у Светланы сполз вниз. Первый раз в жизни он смотрел на обнажённую женскую грудь. Испытав обжигающее чувство любопытства и испуга одновременно, он нырнул и уже, проплывая под водой, подумал: «Наверно, она, прыгая в воде, не почувствовала, что лифчик сполз вниз». Ещё проплыв несколько секунд, чтобы женщина успела привести себя в порядок, он вынырнул и увидел, что чепчик для близнецов был на месте. Они продолжили смеяться, ладонями обрызгивать друг друга и погружаться в воду. И вскоре Борис, высунув в очередной раз голову из воды, второй раз увидел обнажённую грудь. Он сразу же нырнул. «Это уже не случайность», – решил он и отплыл подальше.
Любовь рождается там, где рождается восхищение. Однако восхищения эта женщина у Воронцова не вызывала.
Это было их единственное свидание, которое закончилось взаимной неудовлетворённостью.
За летние каникулы ещё две зрелые женщины пытались соблазнить его, но он уклонился. И правильно сделал: в бесстыдстве гибнет душа и рано стареет тело.
Первого сентября Воронцов появился в новой для себя школе. Когда он зашёл в кабинет десятого класса, к нему приблизилась уверенная в себе красивая девушка и сказала:
– Я Жанна Лепешинская, староста класса. Сидеть будешь здесь, – и показала пальцем на парту.
– Хорошо, – машинально промолвил Борис.
Он смотрел в голубые глаза Жанны и больше ничего не видел. Ничего! В этот миг она действительно была невероятной красоты, излучавшей совершенство женских форм.
Это была любовь с первого взгляда. Такого в жизни Воронцова никогда не было, даже с Галей Кузьминой.
Лепешинская, по мнению большинства учителей и учеников, считалась первой школьной красавицей. К тому же она всегда была красиво и модно одета, в ушах золотые серёжки, на пальце – дорогой перстень.
Школа, в которую пришёл Воронцов, во многом отличалась от той, в которой он учился раньше. Многие старшеклассницы имели дорогую одежду, носили импортную обувь, на их пальцах и ушах поблёскивали золотые украшения. Почти у всех учеников были зонты от дождя, чего не было в предыдущей школе.
Субботними вечерами многие одноклассники Бориса собирались и, выпив вина, шли на танцы. В предыдущей школе ничего подобного Воронцов не наблюдал. А когда он пришёл на первый школьный вечер, увидел, что только у него одного хлопчатобумажная белая рубашка. У всех остальных ребят белые рубашки были нейлоновые. Нейлон тогда только начинал входить в моду.
С первых же дней Воронцов начал получать сплошные «пятёрки» по всем предметам. Ещё год назад, кроме тетради для незнакомых слов, Борис выделил и тетрадку, в которую заносил наиболее понравившиеся ему крылатые слова. Была там и такая запись: «Капли знания точат глыбу невежества». Хозяин тетради не забывал эту мысль.
В коллективе всегда есть место для лидера. И это место, как сразу понял Борис, занимала Жанна.
Первое впечатление – это всего лишь оболочка восприятия. Чувство – материя хрупкая, оно может затвердеть только с помощью разума.
В последующие дни Борис стал замечать в поведении Лепешинской то, что ему очень сильно не понравилось. Она бесцеремонно отдавала распоряжения всем без исключения одноклассникам – и те спешили выполнить её команды по подготовке к уроку, уборке класса или проведению каких-либо мероприятий. Временами ветер высокомерия сдувал у Жанны остатки ума.
Она так часто выходила из себя, что протоптала тропу. Её голос был слышен каждый день, и в нём нередко звучали оскорбительные выпады в адрес школьников. Одноклассники видели несправедливость Лепешинской, но активно не протестовали. Чувство справедливости есть у всех, но многие с ним успешно борются.
И у Воронцова началось меняться отношение к Жанне. А ещё через неделю он удивился: как он мог вообще влюбиться в эту куклу? У Бориса уже появились первые ростки неприязни к ней.
Прошла ещё одна неделя. В воскресный сентябрьский день на диком пляже собралась примерно половина класса отметить день рождения Жанны Лепешинской.
Присутствовала там и Валя Смирнова. Она была из бедной семьи и несколько лет мечтала приобрести надувной матрас. Прошедшим летом она подрабатывала в столовой и купила наконец-то эту вещь. Борис ртом надул этот новый матрас и передал хозяйке. Но Вале не удалось им воспользоваться.
Временами волна самолюбия накрывала Лепешинскую с головой. Так случилось и сегодня: весь день она сидела или лежала на этом матрасе. А Вале пришлось сиротливо ютиться на камнях.
В конце мероприятия Воронцов не выдержал и взорвался. Он подошёл к Лепешинской и в присутствии одноклассников решительно заявил:
– Так с товарищами не поступают. Принесла бы свой матрас и валялась на нём…
– Не лезь не в свои дела, – огрызнулась Жанна. – Только пришёл в наш класс – и уже пытаешься командовать. – И с нескрываемой злостью добавила. – Никогда не забывай: для нас ты всегда будешь чужаком.
– А ты останешься в памяти одноклассников как глупое и наглое существо, достойное презрения и забвения, – отрубил Воронцов и отошёл в сторону.
Таких слов никто из учеников никогда Лепешинской не говорил. И чтобы как-то отомстить, на следующий день Жанна во всеуслышание заявила:
– Воронцов влюбился в Смирнову – вот и заступается за неё…
Это ещё больше разозлило Бориса: Валя Смирнова была невзрачной девочкой маленького роста.
Конфликт между Воронцовым и Лепешинской шёл по нарастающей – и стена неприязни росла между ними каждый день.
Так и не помирившись, они и дожили до выпускного вечера.
3.
Прошло пятьдесят три года. За это время Борис Петрович Воронцов успел окончить военное училище, академию, прослужить в армии почти сорок лет и затем поработать на гражданке. Во время отпусков со своей семьёй периодически приезжал к родителям в Сочи. Три раза случайно встречал Жанну Лепешинскую. Первый раз она отвернулась от него и сделала вид, что не заметила одноклассника. Ещё два раза они без энтузиазма поздоровались – и на этом неполноценное общение завершалось. Судя по выражению лица Жанны, эти встречи не вызывали у неё положительных эмоций. Юность не уходит, она остаётся в душе и периодически напоминает о себе.
Воронцов служил под диктовку времени, хотя текст далеко не всегда был ему по душе. В отставку вышел в звании полковника. На постоянное жительство в Сочи вернулся пять лет назад, когда отец и мать покинули этот мир. Квартиру в Волгограде оставил уже взрослому сыну. Сейчас проживает с супругой в родительском доме.
Супруга для Бориса Петровича была не просто женой, а главным счастьем в его жизни. Трудно приобрести счастье, ещё труднее сохранить его. Но Воронцову посчастливилось достичь и первого, и второго. Супружество – это двое в одной упряжке, но хомут нередко у одного. К счастью, в его семье такого не наблюдалось. Общение с другими людьми требует одарённости, для общения супругов нужен талант, ибо бытовые и иные проблемы не покидают семейные пары и душат своим постоянством. Более красивой (каждый молится на свою икону красоты) и порядочной женщины он в своей жизни не встречал.
Жена Воронцова понимала, что семейный очаг – это не помещение, а тепло, которое царит в нём. Поэтому Борис Петрович и продолжал любить её.
Трудно забыть то, что легко вспомнить. Вспоминая женщин, с которыми у него были близкие или не очень отношения, Воронцов пришёл к выводу, что в любви всегда есть что-то необыкновенное, но истинное чудо – это супружеская любовь.
Не зря говорят, что, когда виски покрываются серебром, в голову приходят золотые мысли.
И вот как-то неожиданно к Воронцову в январе этого года подкралось семидесятилетие, которое он собрался скромно отметить у себя дома в кругу своей супруги и двух приятелей с их жёнами. Ещё обещали прилететь из Волгограда сын и дочь, а также старый армейский товарищ.
Получив от супруги список продуктов, Воронцов сел в свою Ладу-гранту и поехал в «Магнит» за покупками. Там он заполнил коляску многочисленными бутылками, мясными, молочными и прочими запасами. Подкатив коляску к кассе, он начал выкладывать на прилавок купленное. Перед ним расплачивалась пожилая женщина, одетая в изрядно поношенную куртку; на голове у неё был какой-то уж совсем неприлично старый платок. Борис мельком увидел только профиль этой женщины.
– С вас триста семнадцать рублей, – сказала кассирша покупательнице.
– Ой, а у меня только триста рублей, – испуганно ответила, как показалось Воронцову, старушка.
– Семнадцать рублей возьмёте с меня, – машинально предложил Воронцов кассирше, продолжая выкладывать на прилавок набранные продукты.
– Спасибо, Боречка, – услышал Воронцов и, взглянув на лицо покупательницы, опешил. Это была Жанна Лепешинская.
Борис Петрович так растерялся от неожиданного оборота событий, что не смог вымолвить ни слова.
Когда сел в машину, подумал, что зря он не сказал Жанне хороших слов на склоне лет. Ведь горячие угли напоминают нам, что и в конце жизни можно дарить людям тепло.
Май 2024 г.
К оглавлению...
