ПАРА ПРОПАВШИХ СОБАК ИЛИ КАК ПОССОРИЛИСЬ НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ И ГЕОРГИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ (навеяно реальными событиями)
«Петербург – голова, Москва – сердце, а Нижний Новгород – карман России».
Популярная поговорка 19-го века.
«Дарую монастырским властям право собирать в свою пользу пошлину с торгующих у стен обители».
Указ царя Михаила Фёдоровича от 1627 года с Рождества Христова.
У Макарьевского монастыря был торг в День памяти преподобного Макария – 25 июля по старому стилю, или 7 августа по-новому.
Сначала торговля шла только один день. Но в 1641 году Михаил Фёдорович разрешил продлить срок ярмарки до четырёх недель – с 1 по 30 июля. И вот тогда ярмарка развернулась во всю мощь. Монастырские власти следили за тем, чтобы торговать у стен их обители было удобно. Были специальные работники, которые обслуживали ярмарку. Для них около монастыря была создана специальная слобода. И ежегодно они на средства монастыря строили гостиный двор, кладовые, помещения для ночлега, бани.
«История Нижегородской ярмарки» Ф. Селезнёв
Начало третьего летнего месяца 1816 года. Село Лысково Нижегородской губернии.
Престарелый управляющий имением превозмогая боль в суставах, стоял, по-военному, навытяжку перед своим хозяином. И было отчего, далеко за пределами его вотчины распространился слух о самодурстве «лысковского царька», бывшего начальника нижегородского ополчения, в отгремевшей четыре года назад, войне с супостатом Наполеоном.
– В глаза смотри мне! Чего их долу опустил? – долетел до старика грозный окрик прямого грузинского царя Вахтанга Шестого, Георгия Александровича Грузинского, – сам канцлер Российской империи, граф Румянцев к нам в гости изволит пожаловать! Почитай правая рука императора! Ты уж расстарайся приведи село в надлежащий вид. Чтобы на соринки, ни лоскутка ткани, ни загулявшего купчишки на пути высокородного не попалось! Да бригаду мастеровых мне собери. Самых лучших! Самолично все шесть наших каменных церквей обойду. Подправим чего, покосившееся, подкрасим, подлатаем. Ибо не ведаю я, в какой из оных, граф помолится, вздумает.
Канцлер пожаловал в Лысково не один, а со свитой, да двумя псами-водолазами, редкой породы.
Пир, по случаю приезда высокородного гостя закатили в самом большом имении Грузинского.
– Георгий Александрович, признавайся честно, солидный доход с ярмарки имеешь? А все ль положенные подати в казну отдаёшь? – высокородный гость рассматривал на свет, дивный фужер из цветного заморского стекла.
– Граф, побойся бога, какие там доходы, одни хлопоты. Вот макарьевский монастырь и сам архимандрит, они, конечно, в плюсе. Но всё согласно Указу царя-батюшки нашего, незабвенного Михаила Фёдоровича. Как повелел, пару веков назад, так торжища и проводятся, – хозяин поместья налил в бокал канцлера дорогого заморского вина, – монахи, во время торжищ следят за тем, чтобы купцам и покупателям у стен их обители было вольготно. Сами нанимают работный люд, который тут же чинит всё, что ломается. Даже специальную временную слободу, близ монастыря возводят. Там и гостиный двор, и всякие кладовые, и ночлежки и даже бани с цирюльнями имеются. И всё это на монастырские средства. Мне же одни…
– Не гневи бога, князь! – бесцеремонно оборвал Грузинского Румянцев, – а перевозом товара по Волге, а лабазами на её берегу, кто владеет, а? У кого заезжие купцы нанимают лошадей и подводы, и чьи крепостные людишки ткут знаменитое макарьевское полотно, да рожь с пшеницей, со всей округи свезённых, в муку измельчают? Чего уж там говорить, коли без присутствия твоей персоны торги на ярмарке, вообще, не начинаются!
Купцы мне писывали и не раз, что сам губернатор с архимандритом, зачатую скромно в уголке стоят, князя Грузинского дожидаючись.
Самосуд зачастую чинишь, людям торговым. Самолично за прилавок становишься и товар купеческий за бесценок распродаёшь или велишь запереть лавку на день, а то и на целых два!
– Так это же я исключительно в наказание, да в назидание другим, за плутовство великое.
Я, вообще-то, крайне редко этак серчаю. Чаще с негодниками, нечистыми на руку, простой кулачной расправой, чтобы побыстрее воротились на путь истинный, христианский.
Николай Петрович, продал бы ты мне своих дивных собачек, – стараясь поскорее сменить тему разговора, взмолился «лысковский царёк», – у меня псарня, аж полтыщи штук начитывает. Но ни одного водолаза нет. Какую хошь цену, назначай, оспаривать не стану. Могу ассигнациями, могу и золотишком. Как пожелаешь. По рукам?
Услышав это, канцлер вскочил со стула, опрокинув недопитый бокал, пролив его содержимое на дорогую скатерть, китайской работы, – нет! И речи о том, быть не может! Изволь проводить меня в комнату для отдыха отведённую. Устал я нынче! А утром мы ещё поговорим, о ярмарке и о налогах, с прибытка немалого!
Но на следующий день разговора не получилось, ибо разразился грандиозный скандал. Любимые псы канцлера бесследно исчезли. Посланные на розыски крепостные-псари вернулись ни с чем. Породистые собаки словно растворились в воздухе.
Выслушав от столичного вельможи, до нельзя оскорбительные слова, граф велел выставить того вон, запретив, кому-либо, под стахом порки, давать для проезду или продавать, даже самых захудалых лошадёнок!
Пришлось Николаю Петровичу и всей прислуги топать пешком аж до конца графских владений и лишь там, с немалым трудом, и за приличные деньги, купить видавшую виды карету, да пару тощих лошадёнок.
Всю дорогу до губернского города, канцлер осыпал проклятьями обнаглевшего вконец «лысковского царька» и всю окружающую его челядь, обещая отомстить скоро и жестоко!
«. . . . . . перед ним
Макарьев суетно хлопочет,
Кипит обилием своим.
Сюда жемчуг привез индеец,
Поддельны вины европеец,
Табун бракованных коней
Пригнал заводчик из степей,
Игрок привез свои колоды
И горсть услужливых костей,
Помещик – спелых дочерей,
А дочки – прошлогодни моды.
Всяк суетится, лжет за двух,
И всюду меркантильный дух».
Из черновиков и дневников А.С. Пушкина
18 августа 1816 года.
Этот жаркий день стал судьбоносным и для Макарьевского монастыря и для губернского города.
В четыре часа пополудни огонь заметили пустом и запертом на замок трактире.
Потом полыхнуло сразу с трёх концов ярмарки.
Горели деревянные амбары и пустующие лавки. Прибежавшие на колокольный звон полицейские, селяне и купцы не смогли справиться с бушующим пламенем.
Сутки спустя ярмарка выгорела дотла. Слава Богу, никто из людей в адском пламени не сгинул. Убытки, от «гиены огненной», были огромны. Радовало лишь то, что главные торги в день страшной беды, были завершены и покупатели разъехались, да и купцы тоже. Большинство складских и торговых помещений пустовало.
Знающие люди судачили, что пожарная команда из Нижнего, должна была дежурить здесь аж до начала осени, но 16 августа получила предписание самого губернатора и в великой спешке уехала обратно.
Две недели спустя.
Статскому советнику, нижегородскому гражданскому губернатору Степану Антиповичу Быховецу.
ПРЕДПИСАНИЕ.
«Вследствие донесения вашего от 24 августа, что причиной грандиозного пожара, случившегося на Макарьевской ярмарке, должно быть, умышленное зажигательство, я повелеваю вам произвести строжайшее о том исследование. Непременно выявить виновных, коих придать гласному суду. О последующем приговоре донести мне».
Император Всея Руси Александр Первый.
Осень 1816 года. Кабинет Нижегородского губернатора.
Степан Антипович не мигая смотрел на стоящих перед ним полицмейстера и губернского прокурора.
– Ну-тис, господа, что мне прикажете докладывать самодержцу? Где виновники? Где приговор суда праведного?
– Задержали мы трёх крестьян Георгия Александровича Грузинского. Савву Яковлева, Прошку Лаврентьева, да Ивашку Фадеева,… допросили, с усердием… и пришлось отпустить. Нет на них вины. Не смог я взять грех на душу и отправить безвинных на каторгу, – прокурор истово перекрестился.
– Не нашлось на них улик, ни прямых, ни даже косвенных, – поддакнул полицмейстер.
Месяц спустя император, в который уж раз, перечитывал длинное, пространное письмо, доставленное фельдкурьером из Нижнего Новгорода.
«Губернский суд вынес постановление, что на всё есть воля Божья.»
– Ну, так тому и быть. Со всевышним я спорить не могу, – пробормотал самодержец и начертав резолюцию «В архив», взял со стола следующее послание.
Полгода спустя.
Государь встал из-за стола, подошёл к окну и посмотрел вниз. На площади перед дворцом спешили по своим делам, его верноподданные. С минуту помолчав, он повернулся к присутствующим:
– Так где будем восстанавливать ярмарку? Надеюсь, что она, потребна нашему государству ни у кого сомнений нет?
– Осмелюсь доложить, ваше Высочество, что сгоревшую, в прошлом году Макарьевскую ярмарку посещал торговый люд из пары сотен городов и сел государства нашего. Держали там свои лабазы купцы из Средней Азии, Закавказья. Даже индусы и персы туда добирались. Чего же нам иное место искать. Коль имеется уже такое, «намоленное», – чиновник, регулярно получавший от Грузинского солидное денежное вознаграждение, протянул хозяину кабинета, толстую папку, со всеми необходимыми расчётами.
– Я вас услышал – Александр Первый не глядя, положил документ на стол, – у кого имеется иное мнение?
– Ярмарка, есть лицо нашей державы,
– По ней о целой стране иностранные купцы судить станут,
– Её надобно построить совершенно новую, в губернском городе,
– И обязательно каменную, чтобы более никогда не горела,
– С канализацией, дабы стоки поганые, воздух ярмарочный не портить,
– Лабазы, лавки и прочие сооружения строить с запасом, на будущий прирост торгового оборота.
Дополняя и перебивая друг друга, горячились Нижегородский губернатор Быховец и городской голова Переплетчиков.
– А ты что скажешь? – обратился самодержец к сидевшему в углу, министру коммерции Николаю Петровичу Румянцеву, находившемуся ныне отставке, но сохранившем хорошее мнение о своей персоне, в кругах близких к императору.
– «Нижний Новгород после переноса к нему Макарьевской ярмарки «возведен будет в степень третьей государственной столицы», – чуть слышно молвил тот и одобрительно кивнул губернатору.
– Но на это какие же деньжищи потребуются? Казна таких трат не потянет! – не унимался чиновник. Он хотел ещё что-то добавить, но государь жестом велел ему замолчать.
– Князь Георгий Александрович Румянцев, ещё будучи министром хлеба и земель подавал мне реляцию о переносе ярмарки в другое место, это раз. А два, я велю отложить строительство Зимнего дворца, и отправлю дворцовые деньги на экономически важную стройку для государства Российского! Нижний Новгород, это вам не сельцо Лысково и не Макарьев монастырь. Если уж всероссийское действо затевать, так уж в новом губернском городе! Возводить её будем воистину с государственным размахом и никак иначе.
А вы подумайте, кому поручить руководство сим сложнейшим проектом.
– Главе Комитета Строений и гидравлических работ,
– Августину Августиновичу Бетанкуру,
– Он хоть и испанец, но дело своё дюже знает,
– учёный, инженер, и ещё архитектор,
соглашались присутствующие, утвердительно кивая.
Ночь с 14 на 15 июля 1822 года.
Горожане, заслышав пальбу из корабельных пушек, стоящих на рейде, ринулись на Стрелку, где сливались воедино воды Оки и Волги.
Там служивые, со всем усердием, поднимали флаги на флагштоках плац-парада. Символизируя, что отныне и во веки веков начинается новый этап Макарьевской и уже Нижегородской ярмарки!
Николай Петрович Грузинский своей жизни без ярмарки не представлял. А посему, вслед за ней, перебрался на новое место жительство, в губернский город. Но отныне вёл себя тихо и сохранил своё имя в истории города, лишь в названной в его честь улицы, где и построили новое графское имение.
А как же пропавшие Ньюфаундленды или собаки-водолазы? Так их не нашли. Или не искали вовсе.
И ещё один интересный факт, никак не вписывающийся в историю о двух пропавших друзьях наших, меньших.
Дело в том, что за два года до описанных выше событий канцлер Румянцев перенёс апоплексический удар. Вследствие чего частично лишился зрения и слуха.
И после этакой беды, было ли ему дело, до каких-то там собак, пусть даже и редкой породы?
«Ярмарка Франкфуртская и Лейпцигская едва заслуживают названия ничего незначащих сборищ в сравнении с тою, которая бывает в этом месте... Надо видеть ее, чтобы составить себе понятие о бесчисленной толпе лошадей, экипажей, телег, которые на пространстве нескольких верст покрывают всю поверхность земли кругом городка Макарьева...»
(лейб-медик Реман, 1804).
ЭВАКУИРОВАТЬ – НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕТСЯ ВОЗМОЖНЫМ (навеяно реальными событиями, все действующие лица их имена и фамилии – придуманы автором)
«Пожалуйста, не оставляйте меня», – таковы были последние слова альпинистки, которые она сказала британскому спортсмену, отказавшемуся от попытки вынести женщину со склона Эвереста .
«Всего около 4000 альпинистов со всего мира достигли вершины. Но есть те, кому не повезло – примерно две сотни тел до сих пор «спят» где-то среди холодных камней Эвереста. Из-за сложный природных условий спасатели даже не могут вытащить их тела»
1991 год. 26 декабря. Недавно открытый коммерческий альпинистский клуб «Эдельвейс».
В этот вечер завсегдатаи элитного заведения спорили не только о горах, фирменном снаряжении и недоступных вершинах, каждый из присутствующих считал своим долгом донести до остальных личное мнение по поводу подписанных вчера «Беловежских соглашениях» .
– Да пойми вы, олухи царя небесного – горячился мастер спорта Колька Зитиков, – теперь пик Победы, пик Коммунизма и даже пик Ленина это всё – за-гра-ни-ца! И туда просто так не приедешь и не прилетишь! Вот помяните моё слово, через год, другой эти независимые государства визовый режим введут и такую мзду с нашего брата альпиниста брать станут, что голова пойдёт кругом, и не от кислородного голодания.
– За то теперь мы запросто можем взять и смотаться в китайский Тибет, покорять тамошние вершины, – оппонировал ему Стас Вихарев, самый титулованный альпинист, из всех присутствующих, – и для этого нам не придётся обивать пороги партийных комитетов, собирать кучу справок и «блеять» на заседаниях выездной комиссии. Подкопил деньжат и вперёд, к штурму Джамалунгмы.
– Ага, как же, подкопил, скажешь тоже, – не унимался Зитиков, – тамошние чиновники, как и везде, мимо рта не проносят. Разрешение на восхождение за красивые глазки не выдают, деньги требуют, причём в свободно конвертируемой валюте! Это раз. А два – экипировочка. Одно дело на наш Эльбрус сбегать, и совсем другое – на восьмитысячник карабкаться. Я как-то подсчитал, что на всё, про всё тысяч пятьдесят полновесных долларов понадобиться. И это ещё при соблюдении строжайшей экономии.
– Бородачи, – вмешался в разговор владелец клуба, послушайте мой совет – ищите спонсоров. Они вам бабки, а вы им рекламу, фото с вершины горы, в куртках и капюшонах сплошь утыканные эмблемами их фирм. И в интервью, через слово – сердечно благодарю такую-то контору и лично её руководителя за оказанное содействие, ну и так далее. Капитализм, ребята, это новое мышление, как утверждает, наш «горячо любимый» бывший генеральный секретарь.
– Полностью согласна и поддерживаю, – к спорщикам спешила девушка, только что вошедшая в помещение, облачённая в добротный комбинезон фирмы «HIMALAYAN SUIT».
Спорщики разом замолчали, беззастенчиво разглядывая гостью. Первым пришёл в себя Вихарев:
– Горная фея, кажется, я вас раньше видел, то ли на вершине камчатской Ключевской Сопки, то ли на Хан-Тенгри.
– Увы, на этих небольших холмиках я не бывала, – съязвила девушка, Жанна Демес, то есть я, в основном, по тибетским горам шатаюсь…
– И на Эвересте побывала? – бесцеремонно и восхищённо перебил её Стас.
– Увы, нет. Только во сне, ну и в мечтах тоже. Напарник надёжный нужен, чтобы в одной связке. Не согласитесь? С таким молодцом, я бы в гору пошла, а то у нас во Франции, местные парни даже на Монблан бояться ходить.
Деревянную свадьбу – пятилетие семейной жизни Жанна и Стас решили отметить, на вершине Джамалунгмы. Зря, что ли они откладывали каждый цент, каждый еврик, на поездку в далёкий Непал.
– Вихарев! Не смей меня отговаривать! Я так решила и я это сделаю. Пойду на вершину без кислородного баллона и стану первой женщиной в мире, совершившей это. Попаду во все альпинистские справочники и энциклопедии.
Может быть моим именем назовут, какой-нибудь доселе безымянный пик или скалу.
– Посмертно, – буркнул Стас, позволю тебе напомнить, что каждый шестой мужик, после такого подвига, уже не спускается. Остаётся там навсегда. А у нас, у самцов лёгкие всё же значительно больше, по объёму, чем у вас, самочек.
Природа специально сделала так, чтобы вы не лезли куда попало, а рожали и воспитывали потомство, продолжая на Земле род человеческий!
Но "Если я скажу тебе: «Не ходи», то однажды ты будешь старушкой в кресле-качалке и будешь сожалеть о том, что не сделала. Я не хочу быть тем, кто отговорил тебя от этого".
Три месяца спустя
– Ура!Ура! И ещё раз, ура! – Стас поднял и закружил супругу по комнате.
– Немедленно опусти меня на место! – Женщина стучала кулачками по его плечам, – ты купил лотерейный билет и на него выпал выигрыш в миллион евро?
– Лучше! Я получил письмо от друзей из России. Нас с тобой включили в список команды, отправляющейся в Непал. Представляешь, нам не надо будет платить ни за перелёт, ни за услуги местных носильщиков – шерпов .
19 мая. Гора Джамалунгма. (Эверест) Высота 8 200 метров.
Супруги решили именно на этой высоте расположить свой штурмовой лагерь и отсюда стартовать к вершине.
Радиограмма вниз, в промежуточный лагерь, руководителю команды россиян, только готовящимся к восхождению и проходящих многодневную акклиматизацию.
«Погода нормальная. Прогноз благоприятный. Связь устойчивая, без помех. На гору идём завтра, в час ночи. Пожелайте удачи. Стас Вихарев».
Лёжа в палатке и дожидаясь темноты, супруг, в последний раз, попробовал уговорить Жанну взять с собой кислородные баллоны и подниматься на вершину с их помощью.
– Высота на которой мы с тобой сейчас находимся уже почти на километр выше самой высокой точки бывшего СССР. Международно признанная зона смерти. Воздуха в наши с тобой лёгкие поступает крайне мало. Даже лёжа, в тёплом спальнике, и ничего не делая, мы хоть и медленно, но всё же умираем.
Ведь восстановить нормальную работу лёгких способны лишь баллоны с кислородом. Повторю то, что ты и так не один раз слышала, всё, что выше восьми тысяч метров – зона смерти.
Демес не отвечала, она под монотонные увещевания мужа, уснула, жадно глотая ртом разряжённый воздух.
Стас не стал её будить ночью, посчитав, что утром, при свете солнца подниматься на вершину будет всё же легче, чем с помощью китайских карманных фонариков.
Однако пройдя сотню метров и, дойдя до отвесной скалы, альпинисты поняли, что сегодня им на вершину не подняться и надо вернуться в лагерь и продолжить акклиматизацию. А затем, после обеда, или уже завтра повторить.
Радиограмма в российский лагерь.
«Предприняли попытку восхождения. Дошли до скал первой ступени. Вынуждены вернуться. Завтра повторим. Состояние здоровья нормальное. Помощь не требуется. Вихарев»
О том, что Жанна на обратном пути сильно отстала, и пришла к палатке на полчаса позже, Стас не сообщил, побоялся, что прочитав это руководитель команды, пришлёт людей и их принудительно спустят вниз.
На второй день история повторилась почти в точности. Разница заключалось лишь в том, что на этот раз, женщина не смогла пройти даже половину вчерашнего маршрута.
Поддерживая её, и помогая добрести до палатки, Вихарев предпринял отчаянную попытку уговорить жену оставить смертельно опасную затею и отдохнув, спуститься в лагерь российской команды.
Но Жанна стояла на своём:
– И что мы скажем вот этим господам? – женщина ткнула рукавицей в пришитый к куртке лейбл известной французской парфюмерной фирмы, – мы с тобой целых пять лет мечтали о покорении Эвереста. Спали и видели себя стоящими на вершине. И теперь ты предлагаешь мне, всё бросить и спуститься. Нет, дорогой. Ты можешь отправляться на все четыре стороны, хоть в русский лагерь, хоть к чёрту, а я всё равно заберусь туда и усядусь на самом пике. Сказала, что буду первой, взошедшей без маски, и буду!
22 мая. Третья попытка.
– Ви-жу ва-шу двойка на высота пер-вой ступеня, – передал в русский лагерь руководитель корейской группы И-Чон-Ли, рассматривая супружескую пару в мощную подзорную трубу.
Несколько часов спустя он снова связался с русскими и сообщил:
– Лу-ди уже на вы-со-та вта-рой сту-пеня. Соб-сэм от-чая-нные лу-ди. Но дэ-вуш-ка оше-нь силь-на от-стаёт. Час-то си-дыт, от-ды-хает. Это сап-сем плё-хо дэ-ла!
Несколько часов спустя, хорошо подготовленные корейцы, поднимаясь вверх, нагнали супружескую чету. И-Чон-Ли предложил помощь, даже хотел выделить пару человек, чтобы те помогли женщине спуститься, но Стас и Жанна, только отрицательно кивали и упорно двигались вперёд.
Прошло ещё три часа.
Корейцы взошли на Эверест и, исполнив обязательный ритуал, начали спускаться обратно.
Увидев изнеможённую парочку стали предлагать им кислородные баллоны, горячий чай из термосов и шоколадные батончики.
На русском, английском и французском языках убеждая отказаться от безумной идеи и срочно возвращаться.
Поняв, что переубедить супругов не удаётся И-Чон-Ли, отправив своих земляков вниз, спускаться самостоятельно, остаётся с Жанной и Стасом и даже поднимается с ними вверх, метров на пятьдесят.
Но поняв, что второй раз за день ему вершину ни за что не покорить, оставляет измученных людей и в наступивших сумерках, включив фонарик, уходит в сторону к своему лагерю, бормоча себе под нос, что никто и никогда не поймёт этих русских, кроме них самих.
Уже совсем стемнело, когда супруги Вихаревы покорили Эверест. Но запечатлеть это знаменательное событие им не удалось. Батарейки в обоих фотоаппаратах отказались работать на морозе и сильном ветре. Заменить их на запасные не получилось, ибо пальцы двух измождённых людей напрочь отказывались выполнять на такой высоте простенькую и обыденную операцию.
В наступившей темноте отправились в обратный путь. Решили дойти до своей палатки на высоте 8200, там заночевать и уже утром продолжить спуск.
Всю дорогу Жанна шептала одно и то же:
– Я, смогла. Сделала. Взошла без кислородной маски. Пусть теперь все знают, на это способны не только мужчины, но и мы – женщины. Стас я вижу, вон там внизу, пальмы. Давай дойдём до них и повесим гамаки.
Мужчина ничего не ответил, берёг остаток сил, он прекрасно осознавал, что постоянный недостаток кислорода вызывает галлюцинации.
До спасительной палатки они так и не дошли. Совершенно обессиленные, опустились на какой-то плоский камень и мгновенно заснули.
Утром, когда Стас, с трудом разлепил глаза. Жанны рядом не было! Бросился на поиски, кричал, звал, но ему отвечало лишь горное эхо.
Наконец, он понял, что если, прямо сейчас, не начнёт спускаться вниз, то уже останется здесь навсегда.
Через каждый десяток шагов останавливался и, оглядевшись по сторонам, звал супругу, в надежде, что она всё же смогла ночью продолжить движение вниз.
Дойдя до палатки, связался по рации с российским базовым лагерем и узнал, что Демес видели участники узбекской экспедиции.
Женщина жива, но в очень плохом состоянии. Передали по рации, что она серьёзно обморожена и дышит с большим трудом. Попробовали её усадить, но безрезультатно.
Сообщили, что эта попытка отняла у них много сил, ибо на такой высоте даже небольшое усилие отнимает у альпинистов значительное количество драгоценного кислорода.
Проконсультировавшись по рации с врачом, постоянно находящимся в базовом лагере, они дали ей баллон с кислородом, Поставили вентиль на максимальный расход, и продолжили восхождение.
Получив эту информацию, Вихарев, схватил два оставшихся кислородных баллона, вылез из палатки и начал очередной путь наверх.
Но не пройдя и сотни метров, упал обессиленный и потерял сознание….
Наверное, святой Николай долго размышлял, кого в этот день спасти мужа или жену и остановил свой выбор на русском альпинисте.
Умирающего Стаса заметили трое шерпов возвращающиеся с Джамалунгмы. С огромным трудом они смогли донести его до базового лагеря.
У каждого из них было в запасе большое количество кислородных баллонов, но не подходили к маске российского производства. Тогда самый выносливый из них – Гампо, снял её с себя и надел на русского.
Много лет спустя.
Владелец «заводов, газет, пароходов», седовласый олигарх Станислав Иванович Вихарев хмурил брови, слушая доклад одного из своих доверенных людей.
– Мы наняли самых лучших местных проводников. Денег не жалели. Облазили все тропики. И, в конце концов, отыскали её тело. Но спустить его вниз не согласился никто. Даже за очень большие деньги. А выкопать, вернее, вырубить могилу в скальной породе, не используя динамит, практически невозможно.
Тогда, я сам, завернул Жанну Демес в два флага, русский и французский. После чего, прочитав подобающую молитву, столкнули её тело в пропасть. Чтобы она своим видом больше никогда не пугала альпинистов, совершающих восхождение. Теперь она, целую вечность, будет покоиться, с миром...
– Записку мою не забыли ей положить? – перебил его олигарх.
– Конечно, как только нашли.
– Ну, тогда я спокоен. Всё что мог, я для неё сделал!
ПО ГАМБУРГСКОМУ СЧЁТУ
Южно-Российск. Хирургическое отделение лучшей в городе частной клиники
«Передовые медицинские технологии». 12 мая 2023 года.
Кто талантливей и лучше?
Кто от Бога в мире слова?
Вот вопрос, который мучил
и Бальмонта, и Крылова.
Дело сложное, и всё же,
как же в этом разобраться?
Не отчаивайтесь, поможем
в наших нескольких абзацах.
«Бентли» олигарха Силуянова требовательно сигналило у шлагбаума, но сонный охранник не спешил пропускать на территорию представительский автомобиль. Терпение пассажира иссякло, и он, громко хлопнув дверцей и оттолкнув оторопевшего стража ворот, поспешил к входу в облицованное мрамором здание.
На встречу дорогому гостю уже спешил главврач, застёгивая на ходу накрахмаленный халат.
– Как он? – вместо приветствия гаркнул олигарх.
– Скрывать не стану: состояние тяжёлое. Повреждения органов очень серьёзные. Делаем, что можем, но…
– Проводи к нему, – оборвал врача Силуянов, – и проследи, чтобы нам никто не мешал.
11 мая. 22:00. Тёмная аллея на окраине городского парка имени М. Горького.
– Я уже заканчиваю пробежку, минут через десять буду у центрального входа, подъезжайте, – Самуил Яковлевич Шкасс, глава фирмы «Энергоинвест» и известный в городе меценат поправил в ухе гарнитуру наушника и повернул в сторону центральной аллеи.
– И куда это мы так спешим? А побазарить за жизнь?
– И телефончик неимущим отдать с котлами заодно.
– Ой, да мы сегодня без охраны гуляем. Совсем страх потерямши?
Три фигуры с медицинскими масками на лице и капюшонами на головах обступили пожилого человека со всех сторон.
Но тот, к удивлению нападавших, не растерялся и двинул головой в подбородок самого высокого, одновременно стараясь достать кулаком его напарника.
Озверевшие отморозки избивали Шкасса ногами до тех пор, пока он, получив сильнейший удар по жизненно важному органу, окончательно не потерял сознание.
– Хлыст, да ты его загасил! Насовсем! – один из нападавших хотел наклониться и проверить пульс, но его отдёрнул третий нападавший:
– В кусты его, за самшит, и валим, пока фонари не набежали. На пару десятков дорог его бабла и козырных цацак хватит.
Избитого и ограбленного Самуила Яковлевича обнаружили не сразу. Приехавшим в назначенное время охранникам понадобилось два часа, чтобы поднять всех, кого можно, на ноги и прочесать огромный парк.
Вызванные из дома лучшие хирурги клиники сделали всё возможное, что было в их силах. Но жизнь, хоть и медленно, покидала тело старика. И, отойдя от наркоза, он попросил пригласить к нему не родственников, а партнёра по бизнесу.
Хирургическое отделение частной клиники
«Передовые медицинские технологии»
– Рад тебя… ви-деть, вот ведь как по-луч… – Шкасс облизал языком запёкшиеся губы.
– Самуил, ты бы лучше помолчал. Силы поберёг. Я этих подонков из-под земли… – Силуянов подавил невольно образовавшийся комок в горле.
– Саша, я всю жизнь мечтал турнир поэтов провести. По-честному, по совести. Выявить лучш.., по-гамбурски, – больной закашлялся, и в палату немедленно влетела медсестра.
– Уходите. Ему сейчас ни в коем случае нельзя…
– Можно и нужно! – неожиданно чётко и ясно произнёс Самуил Яковлевич. – Запомни – Хафти 1917. Это код от сейфа в моём кабинете. Там план турнира. Обещай, что проведёшь его обязательно! Денег есть, много, не жадничай, всем хватит и тебе тож…
Шкасс не договорил. Потерял сознание. И больше в него не приходил.
Глава «Энергоинвеста» скончался через несколько часов несмотря на все усилия врачей ведущей клиники города.
Две недели спустя. Офис сыскного бюро «Крулевская и партнёры»
Кто стихи оценит строго?
Кто умеет строчку слышать?
Кто он – пишущий от Бога
или простенькие вирши?
Может, выйти на турниры,
посоперничать друг с другом?
Мир укажет на кумира
и оценит по заслугам…
– Силуянов! У меня от этой фразы мозоль на языке образовалась. Не буду я искать убийц твоего компаньона. Не имею права. Лицензия не позволяет! Уголовщина – дело Следственного комитета. Они за это зарплату получают из наших, между прочим, налогов…
– Марго! – оборвал её олигарх, – да я тебя об этом и не прошу. Я тебе поручаю совершенно иное, – он бросил на стол пухлую папку с надписью «Турнир поэтов. По Гамбургскому счёту!».
– Если бы ты знала, каких невероятных усилий потребовалось моим адвокатам, чтобы доказать твоим бывшим коллегам-следакам, что эти документы из сейфа Самуила Яковлевича никакие не улики по делу о его убийстве. Я сейчас отъеду часа на два, а ты внимательно почитай всё, что там внутри находится, и потом мы продолжим.
– Что, даже чаю с пирожками Веры Марковны не откушаешь? – съязвила Крулевкая.
– Позже – обязательно. Искусительница, – Силуянов встал и решительно направился к выходу.
Проводив соучредителя «Сыскного бюро» Маргарита, по своему обыкновению, забралась с ногами в кресло и открыла папку.
«Уже много лет я мечтаю провести турнир поэтов России по „Гамбургскому счёту“ с солидным денежным призом. Чтобы его победитель до конца своих дней больше о наличии бренных купюр не задумывался!».
Почерк у Шкасса был отвратительный, и женщина с большим трудом разбирала пляшущие в разные стороны слова и целые фразы.
«1) Жюри турнира должно состоять из людей, лично не знакомых ни с кем из его участников.
2) Каждый их них обязан быть истинным любителем современной поэзии. При этом наличие диплома о высшем гуманитарном образовании – приветствуется, но не обязательно!
3) Турнир следует провести в три этапа. Поэты, попавшие в лонг-лист, должны получить небольшие премиальные. Думаю, тысяч по десять будет достаточно.
Участники турнира из Шорт-листа могут рассчитывать уже на двадцатку.
Для финала каждый из них будет обязан начитать по три своих лучших стихотворения. Компьютерная программа изменит их голоса до неузнаваемости (так, чтобы жюри не могло отличить контральто и сопрано от баритона и тенора).
4) Количество членов жюри обязательно должно быть нечётным. Дабы их голоса не разделились поровну.
5) Главный приз, миллионов этак тридцать, надо выдать наличными, чтобы избавить победителя от необходимости делиться деньгами с мытарями, объяснять их представителям, откуда гроши взялись, да ещё в таком количестве.
6) Полагаю, что в финале по жребию каждый из участников должен произнести два-три катрена, второй их продолжить, а третий – завершить. (Возможно, этот пункт следует ещё доработать или дополнить).
7) На орграсходы и призовые для участников. Северный вокзал. Ячейки: 17,89,45. По 50 тыщ в каждой. Коды: 6543, 1290, 8976.
8) Приз 30 лямов там же, у Михалыча. Квитанция № 84124. При получении его надо щедро отблагодарить, ибо он мужик порядочный и хранил то, о чём не знает. Передаст коричневый потёртый советский чемодан. Но замок надёжный. Кодовый. Открывается при последовательном наборе: 178945.
9) Участников турнира надо отбирать очень тщательно, как, точно ещё не решил. Полагаю, что при помощи людской молвы и вездесущего интернета. Полагаю, над этим пунктом надо ещё поработать. (Например: как следует порыться в публикациях всех многочисленных союзов писателей, ЛИТО и прочих творческих объединений и клубов).
В папке было ещё несколько листков, но то, что в них написано, Марго разобрать не смогла, справедливо полагаю, что изложенный там текст – зашифрован.
12 мая. Час ночи. Квартира Игоря Шпальнова (Шпалы)
Ах, блатное чудо-царство…
Что за речь, что за манеры?
Боль и язва государства…
Вот вам парочка примеров.
– А классный у нас гоп-стоп получился. Мужик денежный попался, лопатник у него что надо, пухленький. Одних кредиток штук пять имеется, – подельник по кличке Хлыст высыпал на стол содержание отобранного у Шкасса портмоне.
– Пластик трогать нельзя! Враз засекут! Надо их порезать в лапшу и выкинуть, – третий участник налёта, Николай Ерёменко, чудом успевший до первой посадки окончить строительный техникум и потому получивший кликуху Технарь, достал из кармана китайский мультитул , вывернул его плоскогубцами и приступил к уничтожению улики.
– Ты что, совсем? Там же на них, наверное, бабла, что у Жучки блох! Напялим капюшоны и в супермаркеты, жрачки, бухла наберём! И ни одна их паскудная камера нас не засечёт, – Хлыст вырвал у товарища нож.
– Во-первых, их, скорее всего, уже заблокировали, во-вторых, при покупке более чем на тысячу рублей нужен пин-код, ты его знаешь? И в-третьих, это стопроцентная улика, на них же золотыми буквами фамилия нашего терпилы выбита.
– Да поняли мы. Поняли! Не дебилы! – оборвал его главарь, – давай, курочь дальше.
Между тем Хлыст закончил считать деньги и доложил подельникам:
– Девятнадцать тысяч с мелочью и ещё какая-то бумажка, кажись, квитанция. Надо бы её того, ут-ут, всё забываю это слово, вспомнил – утилизировать. Улика же, стопроцентная.
– А вот с этим погодь! На клочке фамилия есть? Если нет, то её можно и оприходовать! – Шпала ухмыльнулся.
– Нема. Только штамп Северного вокзала и номер, – Хлыст подошёл к настольной лампе и стал рассматривать квитанцию на свет.
– Сколько за сутки народу сдаёт и получает свои баулы в камере хранения? – обратился хозяин квартиры к подельникам.
Те молча пожали плечами.
– Много. Да и приёмщики в своих будках безвылазно не сидят. Меняются. Короче, Технарь, ты у нас самый интеллигентный и неприметный, бери квитанцию и шементом на вокзал.
– Один, что ли? А если там засада ментовская? – отнекивался Николай.
– Мы следом потянемся. В случае шухера подтвердим, что, мол, старик немощный, попросил в камеру хранения сбегать. Сам в зале ожидания сидит, сотнягу за услугу обещал дать. Да не боись ты! Подойдёшь к окошку минут за десять до прибытия очередного поезда. В это время там всегда толкотня, народ валом валит. Кладовщику не до изучения твоей физиономии будет.
Два часа спустя
Главарь оказался прав. В камере хранения молодой и заспанный кладовщик, по всей видимости студент на подработке, помогающий Михалычу в период пиковых нагрузок, даже не взглянул на получателя, молча принял квиток и минуту спустя вручил Технарю потёртый чемодан.
После тщетных попыток подобрать цифры к мудрёному замку налётчики решили проблему кардинально. С большим трудом, сменяя друг друга, они всё же смогли разрезать толстую кожу изделия советского производства.
То, что нашли внутри, привело всех троих в самый настоящий ступор. Никто из них никогда в жизни не видал такого количества денег.
– Ддде-лим по-брр-брр-братски и в бега, – заикаясь и вытирая пот со лба, предложил Технарь, – тут на ширево каждому до конца дней хватит.
– И ещё на баб и сладкую жизнь останется, – поддержал его Хлыст.
– Заткнитесь оба! – оборвал подельников Шпала, – за этим баблом обязательно крутые люди стоят. Не чета нам. И они его скоро начнут искать, если уже не начали. Поэтому деньги я спрячу. А вы зашухаритесь, чтобы ниже воды, тише травы, на год, а то и на больше, а когда пена уляжется, – встретимся. И не здесь, а в другом городе. В каком, я вам потом дам знать. Вот тогда и решим, что со всем этим делать.
– Но ведь… хоть на несколько доз дай, – заканючил Хлыст, – ломка же скоро начнётся.
– С дурью завязываем. Прямо сейчас. Увижу кого из вас под кайфом – зарежу! – глаза Игоря Шпальнова сузились до щёлочек, и подельники поняли, что главарь не шутит, а тот продолжал:
– Нас ищут и легавые, и крутые одновременно. Если первыми найдут менты – посадят, а если…
– Замочат! – закончил за него Технарь.
– Не просто так. Для начала будут пытать! И ты им всё про чемоданчик расскажешь, а уж потом отправишься на корм рыбам. Чтобы из всей этой передряги выбраться, каждый из вас станет пушистым зайчиком или котиком. Устроится на работу и повиснет... На доске почёта.
Офис сыскного бюро «Крулевская и партнёры»
Горе с этим криминалом –
тащат, грабят что попало.
Но всегда чего-то мало,
и по кругу – всё сначала…
Увели… и чемоданы,
и деньгу для блиц-турнира…
Но намеченные планы
поважней сокровищ мира.
Силуянов, как и обещал, вернулся через два часа. Выложил на стол три одинаковых пакета.
– Забрал в автоматической камере хранения. Всё согласно седьмому пункту, а вот с основным капиталом – полный облом.
Михалыч за немалое денежное вознаграждение сообщил, что чемодан по квитанции № 84124 уже выдан предъявителю. Как он выглядит, не знает, ибо выдавал не сам, а его помощник, студент. Пришлось поехать в Политех и выдернуть бедолагу с лекции, но толку мало. Сказал, что парень какой-то получил, в куртке с капюшоном, на поезд спешил. И как нам теперь его искать? Подскажешь?
– Для начала по камерам наблюдения, если, конечно, СКровцы позволят. Полицейских вокзальных опросить, они люди глазастые, может быть, и углядели похитителя. Методы есть, но опять же это не…
– Ладно, я понял… – оборвал её олигарх, – меня другое волнует. Турнир памяти Шкасса проводить будем. И это не обсуждается. Значит, мне надо где-то срочно раздобыть эти злосчастные тридцать лямов! Затем отобрать достойных кандидатов. Порешать все вопросы с членами жюри. Ну, и так далее, по его плану.
22 мая. Южно-Российск. Вокзал
В это время поэтесса,
знаменитая Лерура,
подключается к процессу
и де-факто, и де-юре.
Известная городская поэтесса Элеонора Лерура всматривалась в толпу пассажиров, прибывших московским скорым. Её подруга, критикесса Анна Ханатекстова, за пару часов до прибытия прислала СМС: «Еду этим поездом. Встречай».
И, конечно, в обычной своей манере забыла сообщить номер вагона. Вот и приходится торчать у выхода из вокзала и лицезреть всех понаехавших.
Поэтесса то и дело закусывала губу, и было отчего. Её взгляд то и дело вылавливал знакомые по литературным сайтам и фотографиям в журналах лица.
– Надо же, сам поэт Баламидзе к нам в город пожаловал. Наверное, будет его творческий вечер, обязательно пойду, – промелькнуло в голове, а взгляд уже сконцентрировался на элегантно одетом, с неизменным шёлковым платком на шее, известном поэте Венеамине Шкляровском.
– Чегой-то они все скопом к нам? И, главное, их никто не встречает, и топают не вместе, а каждый сам по себе. Ой, а там промелькнула эта, ну как её, по телевизору часто выступает, такая вся из себя…
– На Волохову пялишься? – прервала размышление критикесса Анна Ханатекстова, – ещё будет у тебя повод рассмотреть её наряды во всех деталях. Тогда и обзавидуешься.
– Вот ты счастливая, в одном поезде с литературной элитой ехала. Наговорились, наверное, статьи на три, – Лерура подняла с земли небольшой Аннушкин рюкзак и водрузила себе на спину, – к тебе, ко мне или сразу в кафешку, за эклерчиками? В это время они там свежайщие.
– В камеру хранения, а потом в офис Силуянова. Надеюсь, слышала о нашем доморощенном меценате.
– Не поняла? – Лерура округлила глаза, – ты, что, с утра уже того, приняла на грудь? Какой офис, какой меценат?
– Пошли к автоматическим камерам. Слушай и не перебивай. Все вопросы потом. Итак, первое, в нашем городе недавно убили друга этого Силуянова, и он в память об усопшем организует поэтический турнир, только за участие в котором сразу выплачивается несколько тысяч…
– Но я тут каким боком? – перебила подругу Элеонора.
– Я же тебя просила! Вот нетерпеливая! Ко мне кое-кто обратился с просьбой подобрать кандидатуру. Вот я твою непутёвую персону и рекомендовала. Шепнула словечко-другое кому надо. Короче, будешь представлять на турнире наш город.
– По-ня-т-но, – нараспев молвила поэтесса.
– Что понятно? – Анна толкнула тяжёлую дубовую дверь, ведущую в камеру хранения.
– Я поняла, зачем все эти знаменитости к нам разом припёрлись.
– За тридцатью лимонами. Таков главный приз. Но соревнования совершенно секретные. Так сказать, по-гамбурскому счёту.
– Ого! Правда, что ли? – Лерура опустила рюкзак на пол, – а судьи кто? Этот Силуянов, он что? Великий знаток поэзии?
– О них ничего не известно. Сообщили только, что каждый из участников запишет свои стихи на диктофон. Потом компьютерная программа изменит твой голос до неузнаваемости. Сейчас поедем в контору устроителя, там подпишешь бумагу, в которой всё будет по пунктам разъяснено, и получишь свои подъёмные.
– Ка-кие? – В голове Элеоноры начинался шторм. Она с трудом усваивала только что услышанное. Соревноваться с поэтами первой величины, да ещё тайно. Может быть, стоит себя ущипнуть? Не снится ли всё это?
Но подруга-критикесса была рядом и уже запихивала вещи в чёрный зёв автоматической камеры.
Местный СК. Кабинет Максима Ивановича Каверина
А процесс гуляет лихо –
сыщик ищет и хватает,
а поэт подпольно, тихо
на турнире выступает.
Подполковник юстиции и давний друг Крулевской поднялся с кресла и поспешил навстречу вошедшей долгожданной гостье.
– Маргарита Сергеевна, бесконечно рад вашему визиту. Чай, кофе или, может быть, по бокалу марочного «Саук-дере» по случаю успешного завершения расследования? С вашей неоценимой помощью.
– Воды, минеральной, подхалим несчастный. Главаря взяли? Деньги нашли? – буркнула посетительница, опускаясь на стул.
– Увы, ни то, ни другое. Но ведь двоих из трёх мы уже арестовали. Будем колоть. Как говорится – до самого пупа. Всё расскажут, куда денутся.
– Максим, не томи, давай излагай всё по порядку. Глядишь, ещё какая мысль нам в седые головы придёт.
– Для начала, как полагается, отсмотрели все вокзальные камеры наблюдения. Бандит прятал лицо, но пару сносных кадров мы всё же заполучили. Потом, с вашей подачи, изъяли в камере хранения ту злополучную квитанцию. Отнесли в отдел экспертизы. Пальчиков на ней было много, но наши спецы – настоящие асы. Всё просеяли через мелкое сито и вуаля. Держал в руках и получал чемодан по ней ранее судимый, а потому проходящий по нашей картотеке Николай Ерёменко по кличке Технарь. Взяли тёпленького прямо в постели. А когда у него наркотическая ломка началась, он всех своих подельников и выдал. Тут же объявили в розыск. И второго убийцу, Хлыста, почти сразу задержали на автовокзале. Не успел уехать. А вот третьего, некоего Игоря Шпальнова, он же Шпала, всё ещё ищем. Объявили во всесоюзный розыск. На квартире до сих пор засаду держим. Но полагаю, что без толку. Имея при себе такие деньжищи, он назад вряд ли вернётся.
Протокол первого заседания жюри поэтического турнира имени Самуила Яковлевича Шкасса «По-Гамбурскому счёту».
Тщательно изучив выступления шестнадцати участников жюри большинством голосов решило:
1) Второй тур состязаний не проводить виду слабости представленного для прослушивания материала!
2) В шорт-лист, из которого будет определён победитель, вошли четыре автора:
– Ираклий Баламидзе г. Москва.
– Венеамин Шкляровский г. Ростов на Дону.
– Антонина Волохова. г. Санкт-Петербург
и большинством (с разницей в один голос) добавлена:
Элеонора Лерура, г. Южно-Российск.
3) Поскольку имена финалистов известны – провести финал ОЧНО, но в закрытом от посетителей помещении.
4) Жюри на этом этапе турнира будет присутствовать негласно (за ширмой).
5) Организаторам соревнования исключить любую возможность каких-либо контактов между членами жюри и финалистами как во время состязаний, так и после их завершения.
25 мая. Частное охотничье хозяйство одной из многопрофильных фирм, принадлежащих Силуянову. Домик егеря
А бандюги носом чуют,
где бабло и где нажива –
у богатых чистоплюев
привлекательная ксива…
Шпала, егерь… Кто ещё там?
План с оттенком криминала
ждёт ворюг за поворотом…
Вот заправка… для начала.
– Вечер в хату, – Шпала наклонился, чтобы не задеть косяк невысокой двери, отделяющей жилище егеря Кузьмича от вверенного ему участка леса.
– Вот уж кого не ждал, так это тебя. И каким ветром бродягу в этакую глушь?
Вместо ответа Игорь достал из большого рюкзака и выставил на стол пару бутылок водки, приличный шмат сала, хлеб и консервы.
– Никак в бега подался? Легавые ищут? – нисколько не удивившись проворчал егерь, – предупреждаю сразу, шконку дам дня на три, не более.
– А чё так неласково? Я ведь не за харчи. Я и заплатить могу. Щедро. Как за номер в пятизвёздочном отеле. И, вообще, за тобой должок. Забыл? – Шпала швырнул под лавку свою ношу и, достав нож, стал нарезать угощение.
– Кто старое помянет, тому…. Ну не мог я тогда тебя с детдома забрать. Сам только от хозяина откинулся . Ни работы, ни жилья. Куда бы я тебя притащил? На вокзал ночевать, или в подвал к бомжам? Да к тому, тебе тогда почти восемнадцать стукнуло. И таким, как ты, по достижению совершеннолетия квартира от нашего щедрого государства полагается. Мне дружбаны бакланили, что ты её таки у городской мэрии отжал. Но, как видишь, мир не без добрых людей, Силуянов, он из наших, из братвы. Бывший законник , через своих меня отыскал и сюда определил. Работаю теперь на законных основаниях, даже трудовую книжку имею. Скоро пенсию буду оформлять…
– Да знаю я всё про тебя, родственник дальний… – бесцеремонно оборвал его Шпала, – почему только на три дня приют даёшь? Что, потом конец света наступит?
– Двадцать восьмого вон в тот гостевой трёхэтажный терем толпа народа нагрянет во главе с хозяином. Финал турнира поэтов проводить будут. Слыхал, что и чиновники всякие набегут, да богатеи всех мастей. Куда же без них? Наверняка поохотиться захотят. Будут шастать туда-сюда. Оно тебе надо? И сам загремишь, и меня с собой по 316-й статье потянешь! Так что, родственничек, без обид.
Час спустя
Осоловев от выпитого, Кузьмич болтал без умолку:
– Тут дамочка одна приезжала, кажись, организаторша. Большая любительница лесных прогулок. Я ей грибные да ягодные места показывал, а она мне и навякала, что приз этим болтунам – поэтам – в тридцать лямов определили. И не каким-то там переводом на карточку, а наликом прямо здеся вручать будут. Сечёшь, Игорёша? За стишки поганые такую кучу бабок. Сколь на этом свете живу, такого никогда не слышал! Ну, как такое пропустить-то можно? Грех, да и только!
– Силуянов этот с жиру бесится! Лучше бы нашим браткам на зону передал. Сидельцев подогрел. Совсем забыл воровские законы. Так я напомню, – Игорь положил голову на стол и закрыл глаза.
– Не вздумай, дурила, это же верная… – больше егерь ничего сказать не смог. Пьяный сон сморил и его.
Утро следующего дня
– Ну и врезали мы с тобой вчера. Голова трещит, – егерь подошёл к ведру с водой и выпил в два глотка целую кружку, – опохмелиться треба. Родственничек, может, сгоняешь в соседний городишко, затаришься у одной бабульки, я адресок дам. Автобусы как раз уже начали на маршрут выходить.
– Кузьмич, а давай наоборот, – Шпала вытащил из кармана пятитысячную купюру. За бухлом сгоняешь ты. Сам понимаешь, мне сейчас светиться…
– Да, понял я, понял, – Кузьмич вырвал из рук Игоря деньги, – ещё приказы будут?
– Какой приказ? Ты чё? Только просьба. Да и то одна, маленькая. Не в службу, а в дружбу, вот этот рюкзачок очень надо переправить кое-кому. Только не почтой нашей, а через транспортную компанию. Сейчас их контор в каждом городишке что собак нерезаных развелось. Рекламы свои на всех столбах понавешали. Так что, без труда отыщешь, – Шпальнов достал из кармана бумажку с адресом и завернул в неё ещё одну купюру, – всю сдачу, целиком себе заберёшь. Надеюсь, до обеда без тебя хозяева перебьются.
Выпроводив егеря, Шпала, соблюдая все меры предосторожности, отправился к гостевому терему.
Окно первого этажа было открыто, из него высовывался пучок разноцветных проводов. В большой комнате мастеровые вешали на потолок динамики и сооружали перегородку, разделяющую помещение пополам, приносили столы, стулья и кресла.
Увлечённые своей работой, никто из них не обратил на Игоря никакого внимания, и он спокойно изучил все ходы и выходы.
– Вот же пруха пошла. Тридцать лямов хорошо, но ведь шестьдесят в два раза лучше. И пушку добывать не надо, двухстволка Кузьмича для такого налёта вполне сгодится. Все эти поэты-писаки перед своим состязанием наверняка хорошенько примут, обычное дело для таких тусовок, это ещё один плюс, – обдумывая детали будущей операции, он вернулся в сторожку, нашёл в столе пачку патронов, снял со стены ружьё, почистил его и зарядил.
28 мая. Частное охотничье хозяйство. Большой гостевой дом
Наконец, и пик турнира –
добрались мы до финала.
В зале судьи и кумиры
в ожидании начала…
Напряженье на пределе,
будто что-нибудь случится.
Что хранят на самом деле
рукописные страницы?
– Прежде чем мы начнём турнир, я хочу сделать официальное заявление, – Ираклий Баламидзе встал с места и поправил галстук-бабочку.
– Мы вас слушаем, – раздался из динамика искажённый компьютерной программой голос председателя жюри.
– Покажите приз. Я хочу увидеть то, что вскорости будет мне безраздельно принадлежать!
– Остальные согласны с этой просьбой, – гаркнул динамик, – вы нам не доверяете?
– Внесите деньги, – поддержал собрата по перу Шкляровский.
– Когда я на них гляжу, мне как-то лучше сочиняется, – Антонина Волохова кокетливо повела плечами.
В зале наступила тишина. Но спустя пару минут динамик ожил.
– Дамы и господа! Мы выполним вашу просьбу, но лишь при условии абсолютного единогласия. Госпожа Лелура, вы поддерживаете требование коллег? Можете не отвечать, а просто поднять руку. Мы вас всех прекрасно видим.
Трое финалистов дружно повернули голову в сторону Элеоноры. Но та словно превратилась в статую. Зато вновь ожил динамик:
– Уважаемые финалисты! Дело в том, что ввиду важности проводимого мероприятия в этом доме присутствует ограниченное количество людей. Только вы и судьи. И если это требование будет удовлетворено, то одному из членов жюри придётся вынести на всеобщее обозрение главный приз, и тем самым рассекретить своё инкогнито, после чего он автоматически потеряет право на судейство. Итак! Выносим деньги? Или всё же вы довер…
Лерура не дослушала речь, она вытерла ладонью предательские слёзы и затем медленно подняла её вверх!
Минуту спустя из-за ширмы вышла Крулевская, неся в руках металлический кейс и складной стул. Затем, продемонстрировав конкурсантам пачки денег, села поодаль, не выпуская драгоценную ношу из рук.
– Согласно жребию первым свои стихи читает, – динамик на минуту запнулся, – господин… Венеамин Шкляровский, город Ростов-на-Дону.
Угрюмый мужчина медленно поднялся, размял ноги и руки, как перед боем, и начал:
Замело и закружило,
небо, тучи вперемежку…
Словно дьявольская сила
занесла меня в ночлежку
и пришлось мне выбираться
тёмной ночью на свободу…
Но и там, скажу вам, братцы,
удалось прожить полгода…
– Это же мошенничество! Я такого не потерплю! Полнейший плагиат! Разве вы не слышите? Нахал читает не свои стихи, а раннего Бонисевского! Они опубликованы ещё в восьмидесятых, если мне память не изменяет! Жюри, вы куда смотрите, вернее, слушаете?! – Баламидзе, вскочил с места и кинулся с кулаками на Шкляровского, – прибью заразу! Скотина неграмотная! Не можешь даже пары катренов сочинить, а за деньгами припёрся!
Поэты со всей силы били друг друга, повалившись на пол. Но мгновение спустя в руке Венеамина сверкнула китайская стальная гелевая ручка, по форме напоминающая перочинный нож !
Первой это заметила Антонина и бросилась разнимать дерущихся. Маргарита Сергеевна, оставив кейс, пришла ей на помощь.
Но было поздно! Ираклий, уклоняясь от удара, оттолкнул руку соперника, и авторучка со всего маху вонзилась в сонную артерию Волоховой. Женщина дёрнулась, прижала ладонь к кровоточащей ране, но было поздно…
– Всем замереть и не дёргаться! Иначе стреляю! – ворвавшийся в помещение Шпала щёлкнул курками, подхватил кейс и метнулся к выходу.
Марго, на мгновение бросив взгляд на бледное лицо несчастной поэтессы и поняв, что «Скорую помощь» вызывать уже бесполезно, бросилась за убегающим грабителем, скидывая на ходу туфли на высоких каблуках.
Минуту спустя к ней присоединился Силуянов, вынимая из внутреннего кармана пистолет. Шпала, слыша за спиной топот преследователей, не оборачиваясь выстрелил через плечо.
Это привело Силуянова в бешенство, и он тут же нажал на курок. Промахнулся. Остановился. Тяжело дыша, поднял оружие и начал прицеливаться в убегающего грабителя. Но в этот момент Крулевская, безупречно проведя силовой приём, вырвала из его рук пистолет и свалила олигарха на пол.
А Игорь на секунду обернулся и спустил курок второго ствола. Но выстрела не последовало. Старенькое ружьё дало осечку.
– Стой! Стрелять буду! – прохрипела Крулевская, – первый предупредительный уже был. Второй на поражение. Ясно?
Но бандит её не слушал. Он бросил ставшую бесполезной двухстволку и рванул вперёд, прижимая к груди кейс. Маргарита Сергеевна его догонять не стала. Она медленно подняла пистолет, целясь в ноги убегающего.
Но злой рок, царивший в этом доме, решил проявить себя во второй раз. Поднимающийся с пола Силуянов головой толкнул женщину в бок… И пуля, выпущенная в эту секунду умелой рукой бывшего следователя советской прокуратуры, изменила траекторию и угодила точно в голову преступника.
– Мои адвокаты на раз-два докажут, что ты действовала в пределах допустимой самообороны. И вообще, это не ты сейчас стреляла, а я, – Силуянов забрал у женщины пистолет, – он у меня на совершенно законных основаниях. Огнестрельное оружие таким, как я, по статусу положено.
Девять дней спустя. Отдельный кабинет в ресторане «Халкидики»
Получилось очень странно,
криминально и трагично.
И финал прошёл спонтанно
без поэзии публичной.
– Помянем. Не чокаясь. Замечательная была поэтесса. Царство ей небесное. Предлагаю следующий турнир провести в её честь, – председатель жюри, главный редактор популярного московского литературного журнала, поднял рюмку.
– Не надо больше таких турниров. И этого было вполне достаточно, – возразила Ханатектова.
– А приз кому же достанется? – поинтересовался один из присутствующих, – кто победитель? Творческая общественность хочет знать?
Главред с минуту помолчал, а потом еле слышно молвил:
– Ввиду дисквалификации двух подравшихся поэтов и смерти женщины, победителем следует признать присутствующую здесь Элеонору Леруру.
– Не надо мне никакого приза, я от него отказываюсь. Я его не заслужила. И стихи прочесть не успела.
– Так прочтите их прямо сейчас. Просим вас, – Силуянов поднялся с места и подошёл к женщине, – деньги ваши, и всё честно, согласно регламенту данного турнира. Хотя там подобные печальные обстоятельства, конечно же, предусмотрены не были...
Женщина задумалась, опустив голову, а затем, резко подняв её, произнесла:
– Ладно, согласна. Но самое короткое…
…И вот партер встречает зрителя,
взлетает палочка Маэстро.
Свет яркий гаснет, и стремительно
звучит прелюдия оркестра.
Смычок, что бабочка весенняя,
над скрипкой кружит вдохновенно,
и в зале публика почтенная
за ним взлетает постепенно.
Какой пассаж, какая грация!
Скрипач сегодня в центре бала.
Ещё мгновенье…и овации,
и оглушительное «Браво!».
– Конечно же, браво! Нет слов, – Силуанов восторженно зааплодировал. – Заслуженная победа! И деньги заслуженные…
– А давайте построим на этот гонорар новый, большой Дом культуры! – оборвала олигарха критикесса, – там будут собираться поэты, писатели и журналисты. Будут проводиться открытые, публичные турниры… по Гамбургскому счёту.
Следственный комитет. Кабинет руководителя П.П. Зналенко
– Ну что, Каверин?! Поздравляю! Дело об убийстве Самуила Яковлевича Шкасса завершено. Все виновные наказаны или убиты. Твои подчинённые могут рассчитывать на заслуженную премию, – генерал встал и пожал руку Максиму, – жду от тебя результатов расследования смерти этой поэтессы, как её...
– Антонины Волоховой – подсказал Максим. – Работаем. Ждём экспертизы. Но, Павел Павлович, я бы просил дело по Шкассу не закрывать. Его деньги мы так и не нашли. Пока.
– Это ты зря. Третий из этих уродов их куда-то припрятал. А у него теперь, увы, не спросишь. Да и требований от наследников Самуила Яковлевича в следственный комитет не поступало. Так что, с юридической точки зрения… В общем, ступай, лови и сажай убийц. Это гораздо важнее банальных цветных бумажек с водяными знаками, даже если их очень много, – Зналенко сел в кресло, давая этим понять, что разговор закончен.
Районный детский дом имени А.С. Макаренко. Кабинет директора
Ну, а деньги, просто чудо –
под всемирный праздник мая
появились ниоткуда…
Вот история какая…
Главный бухгалтер стояла перед директрисой, переминаясь с ноги на ногу.
– Варвара Сергеевна, что у тебя, говори быстрее, дел полно. Мне в Южно-Российск ехать надо. Деньги клянчить…
– Не надо, – молвила бухгалтерша.
– Что не надо? Не поняла? – директриса внимательно посмотрела на Варвару.
– Есть деньги. Много. Очень. Только что курьер транспортной конторы привез. Вот, сами читайте.
«Это вам на хороший капитальный ремонт и новую одежонку для пацанов и девчонок. И ещё, купите им много игрушек и оборудуйте, наконец, компьютерный класс со всеми прибамбасами.
Ваш бывший непутёвый воспитанник Игорь Шпальнов».
– И сколько много? – ещё раз перечитывая записку поинтересовалась хозяйка кабинета.
– Тридцать... миллионов. Наличными!
Быть богатым в наше время очень накладно.
Майкл Харрингтон
Рестораны не для пива,
а для бизнеса и дела…
Но Лерура часть активов
продавать не захотела.
И остался Силуянов
без ответа и привета…
Для богатых донжуанов
нехорошая примета.
Вечер. Ресторан «Халкидики».
Сначала швейцар на входе, а потом и метрдотель были обескуражены видом дамы, вышедшей из потрёпанной легковушки и бесцеремонно проследовавшей в отдельный кабинет.
На ногах посетительницы были простые, изготовленные ещё в период распада СССР, туфли, шикарное платье от Dolce & Gabbana, в руках она держала простую сумочку – изделие завода «Кожгалатерея».
Увидев Леруру Силуянов вскочил и пододвинул к ней стул и вручил приготовленный заранее огромный букет роз:
– Элеонора, – я правильно произнёс ваше имя?
Поэтесса кивнула и уткнулась в цветы, чтобы не выдать своего смущения.
– Мы с вами встречаемся, кажется, в третий раз и вы не перестаёте меня удивлять, – олигарх протянул ей толстую кожаную папку с вложенным туда меню.
– Это чем же? – гостья открыла папку и водила пальцем по строчкам, не поднимая глаз на хозяина ресторана.
– В первый раз – удивительным хладнокровием и выдержкой, второй раз – отказом от баснословного гонорара…
– А сейчас? – оборвала его Лерура.
– Если честно и откровенно, то вашим нарядом. Что будете заказывать?
– Спешила к вам, а выбор обуви у каждой женщины отнимает уйму времени, так что мимо этого отдела я пролетела стрелой, потому как приходить в назначенный срок у меня в крови, орднунг превыше всего, как утверждали мои далёкие предки по отцовской линии. Я ответила на ваш вопрос?
– Только на первый, – Силуянов улыбнулся. Поэтесса ему определённо нравилась.
– Полагаю, что вы в этом заведении завсегдатай, следовательно, мне только и остаётся, что положиться на ваш вкус, – при этих словах Элеонора вернула ему папку и продолжила:
– Господин Силуянов, давайте начистоту, вы же пригласили меня сюда не мусаку с фасоладой кушать. Я устала за день и если не сложно, то огласите, пожалуйста, цель этого рандеву.
Олигарх развёл руки в сторону.
– Не знал, что в городе есть такие прямолинейные поэтессы. Ну что же, воля ваша. Продайте мне акции «Энергоинвеста», с нашим общим знакомым Саввой Абрамовичем Бергом я это предложение обсудил. И можете мне поверить, он двумя руками за! К чему вам лишние хлопоты и проблемы? Заседания, собрания акционеров, контракты, конкуренты. Согласитесь – это не ваше. А я дам хорошую цену, и вы сможете на эти деньги до конца своих дней безбедно жить где-нибудь на Мальдивах или в ухоженной и тихой Швейцарии.
– Нет! И ещё раз нет! – Лерура резко поднялась с места и направилась к выходу, – всего доброго, господин Силуянов, и спасибо за приглашение.
В дверях она столкнулась с официантом, чуть не выронившим поднос с заказанными деликатесами, буркнула извинения и почти бегом поспешила к выходу.
Уже сидя в автомобиле Антонины подумала, что этот сотрудник элитного общепита, с которым она только что столкнулась нос к носу, сильно смахивает на греческого бога Апполона, и если бы захотела и набралась наглости, то могла уже сегодня пригласить гарсона полюбоваться на её новую квартиру со всеми вытекающими последствиями. Подарила бы ему… допустим… самый дорогой смартфон или хорошую иномарку или… купила бы трёшку в местных Черёмушках.
Но минуту спустя устыдилась сама себя и густо покраснев попросила Тоню остановить автомобиль и почти приказала охраннице ехать домой отдыхать.
Сама же поспешила к остановке троллейбуса.
Силуянов размышляет,
как подход найти к Леруре,
чтоб ужиться в общем рае
с несговорчивой фигурой.
Силуянов оставшись один тоже предался размышления, тыкая вилкой во вкусно пахнущую мусаку. В памяти услужливо всплыли фрагменты прошлой, уголовной жизни, коронация его в воры в законе. Первый уставной капитал его легальной фирмы, который он нахально позаимствовал из «общака» – воровской кассы, и вместо того, чтобы греть сидельцев в СИЗО, на пересылке, в колониях и на зонах, пустил деньги в оборот. Потом, правда, всё вернул с хорошими процентами, поэтому и остался жив, но был раскоронарован по решению, принятому на сходке авторитетных воров разваливающейся страны.
Одна мысль сменила другую: «А что, если эту несговорчивую поэтессу вообще… убрать? Авария или ещё какой несчастный случай. Кто её охраняет, ах да, вспомнил, новая Маргошина-сотрудница. Ерунда, а не телохранитель. Она не помеха. Но что это даст? Скорее всего, Лерура не писала никакого завещания, ведь до последних сногсшибательных событий ей и завещать-то было нечего. Значит, в случае её смерти контрольный пакет «Энергоинвеста» перейдёт государству. И тогда его уже не выцарапать. А значит, пусть живёт да здравствует госпожа миллионерша. Тратит Шкассовские деньги. Будем, как-нибудь с ней договариваться и дружить. Хотя это и непросто. Уж больно строптивая! Ну да ничего, соучредитель «Сыскного бюро», госпожа Крулевская, обязательно найдёт к ней подход.
А подруга постаралась –
поэтессе натащила
столько всякого, что малость
в чём-то чуть переборщила…
Охранник элитного комплекса, повидавший много чего необычного за время своей работы, был поражён не меньше, чем до этого сотрудники ресторана «Халкидики».
Новая обитательница пентхауса пришла пешком с остановки общественного транспорта, нагнулась и бесцеремонно пролезла под шлагбаумом, при этом чудом не порвав дорогущее платье. И не обращая на него ни малейшего внимания поспешила к сверкающему лифту.
Зайдя в квартиру Лерура чуть было не грохнулась на пол, споткнувшись об огромную гору коробок и пакетов, сваленных вдоль всего коридора.
Обойдя преграду женщина вошла в зал и обомлела – встроенный стеной шкаф был открыт настежь и заполнен платьями, костюмами, куртками, пальто и прочими предметами женского гардероба.
– Это я тебя прибарахлила маленько, – зевая сообщила Анна, появившаяся на пороге одной из спален, – еда там, в сайт би сайте , но я категорически не советую тебе на ночь нажират…, в общем, я спать... ибо уже отпахала две смены.
– Ты что, с ума сошла? Всему нашему гипермаркету годовой план за один день сделала? Куда мне столько барахла? Надо завтра прямо с утра же всё вернуть!
– Не получится, подруга, – ухмыльнулась Ханатекстова, – я сей твой шаг предвидела, и все этикетки, того, в мусорное ведро, фьють! Кстати, сюда приходила уборщица. Оказывается, она раз в неделю здесь пыль протирает и всё моет. Знаешь какая у неё заплата? Нет, тебе это лучше не знать, а то расстроишься. Сильно.
– Уволю её. Сама буду здесь прибираться. Ещё чего, деньги за уборку платить?
– Не получился, подруга, – ей уже за год вперёд жалование выплачено. По конр... конр... по контракту, – критикесса ещё раз зевнула и скрылась за дверью.
Лерура, погрозив ей вслед кулаком, поплелась на кухню и, открыв холодильник, обомлела: однопроцентный обезжиренный кефир, диетические йогурты, цельнозерновой хлеб и ещё много чего полезного, но мало аппетитного заполняло всё пространство бездонного агрегата. Поверх горы снеди лежала записка.
«Помнишь своё обещание – нанять меня домоправительницей за… большую, дополнительную плату?! Так вот, с сегодняшнего дня я к ней уже притупила. Не забудь мне в табеле нарисовать восьмёрочку!
Скамейка в парке на берегу реки Кавани.
А Леруре в самом деле
жить становится опасно –
зло и жадность одолели
несговорчивое счастье…
– Вот эту особь надо ликвидировать, и как можно быстрее. Плачу двадцать тысяч, причём аванс, половина – прямо сейчас... И не наших рублей, а свободно конвертируемых евро, – Акоп Хачикович протянул наёмному убийце по кличке Решальщик фотографию поэтессы и пакет с деньгами:
– Только сделай всё элегантно, мол, поскользнулась, упала с моста в реку или под трамвай угодила, или как ты умеешь… укол в шею, и привет. Инфаркт с новоиспечённой миллионершей вдруг приключился, от жадности такое с любым человеком… запросто...
Наёмный убийца дослушал заказчика, потом поднявшись с места вернул тому деньги и фото:
– У меня принцип! Ни детей, ни женщин на тот свет не отправлять! Зарок дал! Давно. Ищи другого, – он повернулся, чтобы уйти, но Абрамян схватил его за полу пиджака.
– Ну, хоть жидкости свои фирменные, безотказные продай. Ну, пожалуйста, ради памяти о нашем химфаке, – Акоп с силой запихал в карман убийцы конверт, – надеюсь, этого хватит? Пару ампул, а лучше три. На всякий случай. Договорились? Только чтобы наверняка! Раз ... и в дамки!
Решальщик с минуту подумал, потом кивнул в знак согласия и, ускоряя шаг, растворился в ночи.
Полдень следующего дня. Кабинет главного редактора журнала
«Творческий Южно-Российск» Игоря Ильича Писаренко.
А в редакции знакомой
до краёв переполоха –
у неё владелец новый.
Для кого-то это плохо…
Гравред выглянув в окно и, взглянув на подъезжающую к зданию представительскую «Тойоту», стремглав метнулся к выходу и успел встретить на пороге ставшую знаменитой посетительницу.
– Элеонорочка, золотко, какая радость, какая честь, – распахивая все попадающиеся на пути двери, любезничал Писаренко, – вы только не думайте о том, что мы с вами заключили договор на публикацию цикла стихов и уже все сроки прошли.., я давно об этом позабыл. Понимаю, на вас столько проблем разом навалилось, такая ответственность на хрупкие плечи. Кофе, чай, пирожное или, может быть, помаленьку чего покрепче? У меня для таких посетителей, как вы, настоящий французский ХО припасён...
– У меня к вам деловое предложение, – не дослушав хозяина кабинета Лерура бесцеремонно уселась за его стол.
– Элеонорочка… вы...вы... читаете мммои мысли..? И согласны дать нам эксклюзивное интервью на три страницы, а может быть, и больше? Прямо сейчас, чего тянуть. Я приглашу сюда наших лучших…
– Никого не надо приглашать. Сядьте и слушайте, – ледяным тоном произнесла поэтесса, – по дороге к вам я заехала в контору Берга, к сожалению, нотариус сильно занят и не смог лично сопроводить меня сюда, но вот эту бумагу он подписал, читайте.
Лерура протянула редактору фирменный лист с печатью и подписью.
«Я, нотариус Савва Абрамович Берг, в соответствии с условием завещания моего клиента Самуила Яковлевича Шкасса даю своё согласие Элеоноре Брониславовне Лелуре на приобретение ста процентов акций ЗАО “Южно-Российск литературный», в настоящий момент находящихся в залоге у банка “Югкредит“».
Игорь Ильич дрожащей рукой вернул посетительнице бумагу, затем налил себе из графина полный стакан воды и залпом его выпил:
– И вы... уже… нас выкупили… со всеми… потрох.., вернее, долгами?
– Не успела ещё. Но уверяю вас, за этим дело не станет.
– И меня, того? На выход, с вещами… Я же к вам как ...к ...дочке..., как к сестре… со всей любовью. Всегда авансик, как только попросите, так сразу.
– Знаете, чего я хочу больше всего? – Лерура встала и с силой отобрала у редактора графин, – сжечь это контору к чёртовой матери! И все местные поэты и писатели придут сюда и много часов подряд будут танцевать тарантеллу на пепелище. А потом этот день сделают городским праздником. Но, к сожалению, даже мне МЧС не позволит. Застройки кругом, огонь на них перекинутся может. Так что, повезло вам, будете работать и дальше. Замом.
– Вашим? – обрадовался Игорь Ильич, – так я со всей душой и тело... Вот тут у меня планчик на следующий квартал составлен, командировки намечены, творческие. В Москву и далее… в Лондон… Париж. Сейчас я вам всё в деталях…
– Не моим, а госпожи Анны Ханатекствовой. Она через недельку сюда нагрянет с независимыми аудиторами. И уж после этого решит, в какие края вас командировать, европейские или калымские.
Но, увы, Элеоноре
от опасности не скрыться –
в шею к ней вонзилось горе
в виде маленького шприца…
Но просто так покинуть здание редакции новоиспечённой миллионерше не удалось. Её затаскивали во все отделы, расспрашивали, угощали чаем в пакетиках и... бутербродами с варёной колбасой и плавленым сыром.
С большим трудом, но всё же уговорили поэтессу выпить пару-тройку рюмочек горячительного за победу по «Гамбургскому счёту», за новую жизнь, за то, чтобы найти того единственного, который не из-за её шальных денег, а за красивые глаза...
Не раз Лерура порывалась сходить за своей телохранительницей и пригласить её в редакцию, но её не отпускали. Журналисты и репортёры сыпали вопросами без устали. Ещё бы, когда к ним вот так запросто заглянет самая настоящая современная Золушка.
Вконец измотанная, в полуобморочном состоянии Лерура покинула здание, когда на дворе уже было совсем темно.
На негнущихся ногах брела до машины, придумывая на ходу самые искренние слова извинения. Хотела тут же предложить Тоне новую работу: стать личным водителем с окладом «втрое, нет, вчетверо выше той, которую девушка получала в “Сыскном бюро”».
– Опаньки, а почему ты на пассажирском месте? Здесь лучше спится? Давай просыпайся, едем домой. Баиньки! – Элеонора искренне удивилась увидев, что Антонина сидит не за рулём, а прислонилась к правой двери «Тойоты».
Легонько постучала в лобовое стекло, завидуя крепкому сну своей телохранительницы, и в то же мгновение почувствовала на шее что-то холодное и острое. Под кожу потекла какая-то жидкость, а в нос ударил противный, ни на что не похожий запах.
– Марш на заднее сидение, сука! И не вздумай орать, убью сразу, – прошипел сзади знакомый голос.
Поэтесса напрягла память, пытаясь вспомнить, где она его слышала, но не смогла и, подчиняясь команде, открыла дверцу и в полуобморочном состоянии плюхнулась на заднее сиденье.
Она уже не видела, как похититель сел за руль, включил зажигание и рванул с места.
Элеонора то приходила в себя, то погружалась в какой-то сон, похожий на забытьё.
В голове как заезженная пластинка крутилась одна и та же мысль: почему Тоня сидит рядом с негодяем и ничего не делает? Она что, ним заодно?
Наконец автомобиль остановился, и похититель сунул ей под нос вату, смоченную нашатырным спиртом:
– Слушай и запоминай. Повторять не буду! Я вколол тебе гидрорицинхлорид, и ты сдохнешь через три, нет, уже через два с половиной часа, если я не дам тебе антидод. А я его не впрысну, пока ты, зараза, не подпишешь дарственную на моё имя. Усекла? Кивни, коль согласна, и тогда будешь жить как и прежде, даже лучше. На твою роскошную квартиру я не претендую.
– Берг не… не даст согласия ни за что… – еле ворочая языком молвила поэтесса.
– А это не твоя забота, сейчас мы поедем к одному нотариусу и там ты будешь паинькой, поставишь где надо свои писательские каракули.
– Нет, не поставл.. Тоня проснётся и задаст тебе...
– На неё надеяться уже нет смысла. Заснула твоя заступница. Навсегда. Потому что была молодая и наивная, поверила всему, что я наплёл. Сказал, что одна миллионерша срочно послала меня за ней. И эта дурочка открыла дверку и мгновенно получила укол. А от раствора соли синильной кислоты ещё никто не выживал. Ну что, едем? Времени у тебя всё меньше!
У Леруры опять закружилась голова, но прежде чем потерять сознание, она успела кивнуть, соглашаясь.
Офис сыскного бюро «Крулевская и партнёры»
Снова офис Маргариты.
Всё понятно – будет дело.
А верней, уже открыто
и работа закипела…
Анна, запыхавшись, ввалилась в помещение:
– Элеонорка пропала! – едва отдышавшись выпалила она, – срочно звоните этой вашей охраннице… Тоне. Ибо телефон Леруры вот уже битый час не отвечает.
– Прежде всего успокойтесь и расскажите толком, почему вы решили, что ваша подруга исчезла, куда она поехала? И почему без вас?
– В эту треклятую редакцию, будь она неладна, а меня отправила в магазин. Мы вчера немного пошопились, но не до конца. Платья я ей прикупила, а вот сумочки и кое-какую косметику не успела. Вы же тоже женщина и должны понимать, что старая синяя сумочка к новому зелёному брючному костюму ну никак. Вот я с утра взяла такси и помчалась прямиком в гипермаркет. Мы договорились, что она после этого чёртого «Творческого Южно-Российска» приедет в обувной бутик. Согласитесь, не могу же я для неё без примерки….
– Хватит! – Марго повысила голос, – вам что, трудно было бросить всё и самой махнуть в редакцию? В чём проблема?
– Так я, я и поехала. А её там уже нет. И автомобиля тоже. Никого нет…. Писаренко утверждает, что убыла в неизвестном направлении аж два часа назад. Представляете? И ни разу не позвонила.
Критикесса ещё что-то говорила, но Марго её уже не слушала, она набирала номер телефона телохранительницы. Но тот тоже не отвечал. И тогда она нажала на смартфоне цифру «два». Её «правая рука» – Виктор Половинкин – ответил сразу.
– Веду их по маячку. Прикрепил немедля, как получил задание, чтобы не срисовали мою «Весту». Двигаются в сторону посёлка Силикатный. Но у меня серьёзная проблема. Заканчивается бензин, придётся заезжать на заправку, следовательно, отстану от них на пару десятков километров и боюсь упустить сигнал маяка. Если я не ошибаюсь, кажется, у твоего Силуянова в этом посёлке есть свои люди, пусть подстрахуют и встретят «Тойоту». Поглядят, что да как. Подстрахуют.
Телефон в руке женщины начал издавать сигналы отбоя. Отложив его в сторону, Маргарита Сергеевна ещё раз взглянула на посетительницу, потом на настенные часы, тревожить в такое время олигарха ей очень не хотелось, но она хорошо запомнила его слова: «Однако одной охранницы может быть недостаточно».
Извлекла из ящика стола особый телефон прямой связи и нажала кнопку «Вызов».
– Хм..хм...Селикатный? – недовольно бубнил олигарх, – никто там из моих ребят не живёт. Ошибся твой зам. Но вот зачем она туда едет, это интересный вопрос? И почему молчат их телефоны – вдвойне непонятно.
Трубка пару минут безмолвствовала, потом отчётливо послышался стук ладони по лбу:
– Вспомнил, там же дом у нотариуса Бориса Хранова. Шикарная вилла, моя фирма ему этот дворец и строила. Говорят, что не чист на руку, но нотариальная палата региона проверку проводила и, как обычно, ничего не нашла. Давай, звони Каверину, пусть он тамошнего участкового подключит. Пока проверка документов, то да сё, Половинкин приехать успеет.
Интересно, что же будет
и с Лерурой, и с деньгами
в Селикатном, на безлюдье?
Разберёмся вместе с вами…
Акоп поднял на руки потерявшую сознание поэтессу и внёс в дом.
– И что мне прикажешь делать с этим добром? Зачем ты её сюда припёр? Как она дарственную будет подписывать?– тем не менее хозяин дома всё же открыл сейф и извлёк из него заранее составленные документы.
– Сейчас я её оживлю, правда, ненадолго. Минут двадцать тебе хватит? – при этих словах Абрамян поднёс к носу Леруры ватку, пропитанную дурнопахнущей жидкостью.
Элеонора с трудом разлепила веки:
– Где я? Что со мной? Тоня, Тонечка, помоги мне, пожал…
Акоп вложил ей в руку авторучку.
– Подписывай, сука! Кому говорю! Вот здесь и здесь. Если жить хочешь!
– Ты что ей вколол? Она не умрёт у меня дома? Мы так не договаривались! Тебя кто-нибудь видел, когда ты подъезжал? – затараторил Хранов.
– По-твоему я совсем идиот? Её на служебной машине сюда привёз. Так что, здесь всё чисто. А в «Энергоинвесте» по её милости я уже не работаю. Это во-первых, а во-вторых, за такие бабки, которые я тебе отвалил, мог бы заткнуться и следить за тем, чтобы эта зараза подписи разборчивые ставила.
Перед глазами Леруры плыли разноцветные круги, женщину сильно тошнило и ей очень хотелось покончить со всем этим как можно быстрее.
Акоп наклонил её голову к листу, – ну же, подписывай… вот здесь, где мой палец... и я вколю тебе антидот. Может быть, – он довольно ухмыльнулся и повалился на пол.
Отечественная «Веста» частного сыщика не подвела, на последних каплях топлива, но дотянула до посёлка. Правая рука – тоже.
Отработанный годами удар пришёлся куда надо.
Абрамян рухнул на пол, увлекая за собой ворох бумаг.
На него сверху свалилась поэтесса, лишившая опоры и чувств.
– Всем оставаться на местах и руки вверх! – за спиной Половинкина появился молоденький лейтенант-участковый, на ходу расстёгивающий кабуру.
Девять дней спустя. Южно-Российск. Клиника «Передовые медицинские технологии».
Обошлось почти нормально –
в дело пущено наследство.
Жаль, что грустно и печально…
Но от этого не деться.
Лерура, облачённая в накрахмаленную до синевы больничную пижаму, стояла у стойки регистрации и, внимательно прочитав, подписывала бумаги, утверждающие, что она добровольно отказывается от дальнейшего лечения и покидает данное медицинское учреждение.
– Ну, и чего ты так спешишь? – Ханатекстова протянула ей большой фирменный пакет с купленным по такому случаю импортным деловым костюмом, – повалялась бы ещё недельку-другую. От этого мир бы не перевернулся.
– Нет! С меня хватит! Сейчас поедем на кладбище, хочу с Тонечкой попрощаться. На похоронах не была, так хоть сегодня пообщаюсь. Говорят, что в этот день Господь велит ангелам привести невинную душу к Его престолу.
– Я уже дал поручение Крулевской, чтобы её родителям выплачивали причитающуюся ей зарплату до конца их дней. Я им дом новый построю. В любом районе, который выберут, – гаркнул Силуянов, протягивая поэтессе огромный букет роз:
– С выздоровлением. Переодевайтесь, и трогаемся. Мой «Бентли» к вашим услугам. А по дороге вернёмся к нашим баранам, то есть акциям. Не надумали от них избавиться? Ведь из-за этих презренных бумажек у вас чуть было не отняли самое ценное – поэтичную душу… Надеюсь, Каверин с Маргаритой Сергеевеной вас уже просветили, что этот проходимец Акопян и не думал вкалывать вам никакой антидот. У него его просто не было. Да и такая свидетельница, как вы, ему была без надобности...
– Душу отобрать нельзя! – перебила его Лерура, – да будет вам известно, что она бессмертна! А от этих «презренных бумажек» я при помощи нашего общего знакомого Саввы Абрамовича Берга уже избавилась. Пока тут валялась, создала трастовый фонд «Антонина» и передала в него все принадлежащие мне активы. Он и будем спонсировать наш областной литературный журнал, материально помогать творческим людям, и, конечно, проводить конкурсы, исключительно по «Гамбургскому счёту»!
После кладбища лучшие подруги отправились в автосалон, где очень долго и придирчиво выбирали личный автомобиль для главного редактора «Творческого Южно-Российска», после чего Анна отвезла свою благодетельницу в район элитных новостроек.
– Дальше я сама! Моя квартира, мне в ней и порядок наводить! – Лерура решительно пресекла намерение Ханатекстовой подняться вместе с ней.
– Но я же твоя домоправительница! Ты разве забыла? – не унималась Анна.
– С сегодняшнего дня я тебя увольняю, – устало буркнула Элеонора и, аккуратно прикрыв дверь сверкающего авто, побрела к подъезду.
Увидев её, консьерж заученно улыбнулся и протянул ей фирменный пакет управляющей компании.
– Что это? – Новая жилица удивлённо округлила глаза.
– Ничего особенного. Обычные коммунальные счета, – ответит тот и слегка покраснел.
Поэтесса вытащила квитанции, напечатанные на дорогой финской бумаге, и чуть не грохнулась в обморок.
– Да что же это такое? Грабёж средь белого дня! Я что, по их мнению, миллиардерша что ли? Завтра же с утра отправлюсь в их поганую контору! Буду разбираться! Они меня ещё не знают, но они меня узнают!
ЯПОНСКИЙ ПАРК ГАЛИЦКОГО, ГОРОД КРАСНОДАР
Фотографии Александра Ралота
К оглавлению...
