ПЕРЕСТРОЕЧНАЯ № 1
Спят вповалочку,
Спят в пристеночку,
Тётя Клавочка
С дядей Сенечкой.
Примостилися, кто как мог.
Хуже всех «примостился» Бог.
Его бедного, милосердного,
Не нахального, но опального,
Чтоб не шлялся он, дескать, бродягою
Прямо тащут к кресту и притягивают.
Что за грех такой
Непростительный
Совершил святой -
Он общительный:
Задушевный святой и ласковый,
Только с виду чуть-чуть потасканный,
Вроде всё хорошо, но…
Молоточками бьют
Его выученики,
Да гвоздочками шьют
Его рученьки,
Чтоб не сеял он зла социального,
Чтоб не рушил им плана квартального.
Встать с повалочки,
Встать с пристеночки,
Тётя Клавочка
С дядей Сенечкой.
Просим милости выйти вон,
А не ндравится - за кордон.
И в этой низменной ситуации,
Как в пожизненной эмиграции:
Присмыкнёшься, то будешь бог,
Не захочешь - иной итог.
Быстро думали:
И десяточку
В руки сунули
Для порядочку.
Чтоб не хмурила брови милиция,
Мол, такая в народе традиция.
У нас все профессии
Уважаемы.
Всех на пенсию
Провожаем мы.
Незаслуженных - нет у нас,
А особенно среди вас.
И от слов таких
Совестливый Бог
На кресте затих:
Голова набок.
Не хватило ума Господнего
Дорасти до таланта народнего.
Что за грех такой
Непростительный
Совершил святой -
Он общительный,
Задушевный святой и ласковый,
Только с виду чуть-чуть потасканный,
Вроде всё хорошо, но…
Эх, перестроечка, ускореньеце!
Нету водочки в воскресеньеце.
Приспособился, кто как мог.
Гонит зелие из сапог.
А тётя Клавочка
С дядей Сенечкой
С подприлавочка,
Да с наценочкой,
Хошь бутылками, хочешь в разлив…
- Мы таперича - коператив.
Легальный, советский кооператив!
Сентябрь, 1988 г.
Павелецкий вокзал, Москва.
ПЕРЕСТРОЕЧНАЯ № 2
Эх-ма, эх-ма,
Щас бы денег тьма.
Да пошёл бы я в кабак,
Да напился б как дурак.
Только денег нет,
И не мил мне свет
Белый, чёрный ли
Да не всё равно ли,
Коль у нас судьба,
Да на всех одна:
Иль потуже затянись,
Да на Господа молись,
Или в гроб ложись:
Маета - не жизнь.
Но про Гос-по-да
Думать не ког-да.
Коль всё про Гос-по-да,
Ну, а есть ког-да.
И в среде людской
Родился застой.
И в умах, и в сердцах,
И под крышей в домах.
А государственные шишки:
Лёни, Вани, Мани, Мишки
Не хотят того понять,
Всё лукавять, да хитрять.
Ох, аукнется им, отзовётся.
Балычком, да икрой отрыгнётся.
Эх-ма, эх-ма,
Щас бы денег тьма.
Я б купил себе машину,
И катал на ней бы Нину.
Только денег нет
И не мил мне свет:
Чёрный, белый ли,
Да не всё равно ли,
Коль у нас судьба
Да на всех одна:
Иль потуже затянись
И на Господа молись,
Или в гроб ложись:
Маета - не жизнь.
Но про Гос-по-да
Думать не ког-да,
Коль всё про Гос-по-да,
Ну, а спать ког-да.
И народ с тоской
Весь ушёл в запой.
Колобродит, не спит,
Да наверх
Всё глядит.
А верховные тузы
Наплевали на низы.
Не желают потакать,
Унизительно, дескать.
Ох, аукнется им, отзовётся.
Балычком, да икрой отрыгнётся.
Эх-ма, эх-ма,
Щас бы денег тьма.
Я б поехал за бугор
И купил бы там ковёр.
Только денег нет.
И не мил мне свет:
Белый, чёрный ли,
Да не всё равно ли.
Коль у нас судьба
Да на всех одна:
Иль потуже затянись
И на Господа молись,
Или в гроб ложись:
Маета - не жизнь.
Но про Гос-по-да
Думать не ког-да,
Коль всё про Гос-по-да
Ну, а жить ког-да.
И душевный храм
Затрещал по швам:
По кускам, по частям
Полетел ко всем чертям.
Представители ж народа:
Холуи, лжецы, уроды
Не желают без печати
В ситуацию вникати.
Ох, аукнется им, отзовётся.
Балычком, да икрой отрыгнётся.
Эх-ма, эх-ма,
Щас бы денег тьма
Хотя зачем они мяне
В безалаберной стране.
Да и денег нет,
И не мил мне свет:
Белый, чёрный ли
Да не всё равно ли.
Коль у нас судьба
Да на всех одна:
Иль потуже затянись
Да на Господа молись,
Или в гроб ложись:
Маета - не жизнь.
Затяну-ли-ся
Уже не-ку-да.
Присогну-ли-ся
Благо есть ку-да.
И вскипел народ,
Не стерпел народ,
В деревнях, в городах,
И прибрежневых селах.
И те, что были наверху
Полетели ко всем ху..
Чтобы всем им было пусто,
В рот компот и пачку дуста!
Вот так аукается и отзывается,
То, что народным словцом прозывается.
Ноябрь 1988 г.
ПЕРЕСТРОЕЧНАЯ № 3
Мы - Ура! - забросили в помойку,
И - Даёшь! - забвению предали.
Объявили жизни перестройку
И штаны по локоть закатали.
Мы арендный уровень хозяйства
До высот не досягаемых подняли,
То, что Там зовётся разгильдяйством
Мы себе для подражанья взяли.
Мы своей продукцией экватор
Опоясать можем много раз.
Это наш советский экскаватор
Раскопал под Куйбышевым газ.
Раскопал и выпустил на волю,
Ведь у нас свободная страна.
Мы живём под чутким партконтролем.
Слава Богу, жизнь у нас одна.
Но, зато, мы многого добились
В форме выступлений и речей,
Если раньше еле шевелились,
Нынче дело движется бойчей.
В самый раз бы слову подтвержденье,
Чтобы не пропал у нас запал,
Чтоб крепчало наше убежденье,
И исчез с лица кривой оскал.
Нам бы лишь толчок, а дальше - сами,
Да мыла бы ещё початок, тройку.
Мы б хотели чистыми руками
Совершать сегодня перестройку.
И покорно подчиняясь воле,
Ведь у нас свободная страна.
Мы живём под чутким партконтролем,
Слава Богу, жизнь у нас одна.
А возьмём конфликт в Узбекистане.
Как же мы такое допустили?
Мало что ли нам Афганистана,
Или жертвы те не убедили?
Не страдаем, вроде, мазахизмом,
И система нервная здорова,
Но налётом лёгкого цинизма
Наши души плесневеют снова.
До чего же мы не постоянны
В выборе пути, жены и друга.
Ожидаем всё небесной манны,
И не можем вырваться из круга.
Может, и хотел иной я доли,
Но у нас свободная страна.
Я живу на воле под контролем.
Слава Богу, жизнь всего одна.
1989 г.
ПЕРЕСТРОЕЧНАЯ № 4
Флаги красные на башнях
Гордо реют над страной.
Утопают в мелких шашнях
За Кремлёвскою стеной
Старожилы перестройки,
Превращаясь в перегной.
Провозвестники свободы,
Революции грачи,
Политические снобы,
Социальные рвачи.
Набивают рты, утробы,
Жрут народные харчи.
Как найти на них управу,
Поумерить аппетит.
Посоветуй, Боже правый,
Подскажи, издай вердикт,
Чтобы жили по уставу,
А иначе не простит
Люд обманутый измены,
Он итак настороже.
Не к добру нам перемены
В этом, верхнем, этаже.
Жди опять уклоны, крены,
Чай, не глупые уже.
Было время, шли под танки,
Но всему, ведь, есть предел.
Или снова на тачанки,
Чистить ржавый самострел:
Брать вокзалы, почты, банки…
Надоело, куча дел.
За туманные идеи
Расплатилися с лихвой.
Вы горшочком с орхидеей,
Мы своею головой.
Как бы новые затеи
Не окончились войной.
Намереньями благими
Пролегла дорога в ад.
Жили тёмными, глухими,
И всё, как-то, невпопад.
Семист лет мы шли за ими ,
А теперь пора назад.
И прозревши, в одночасье,
Огляделись. Мать честна!
Нам толдычили, что счастье -
Это мистика одна.
Но разветрилось ненастье,
Пей же горькую до дна.
И решили, хватит строить
Что попало, кое-как.
Надо жизнь свою устроить,
Не наладимся никак.
Хватит заседать и спорить
И работать за пятак.
Присмирели, хвост поджали,
Запросили мировой,
Те, что власть в руках держали
За кирпичною стеной.
- Мы всегда вас уважали,
Отпустите нас домой.
Что ж, сказали им, идите,
Но учтите наперёд.
На носу ли зарубите,
Крест поставьте на живот,
Где угодно запишите,
Не обманывать народ.
Мы вам больше не позволим.
Долго слушали и так.
Вы трава на нашем поле,
Вредный, умственный сорняк.
Заартачитесь, прополем
И отправим всех в Спитак.
Октябрь 1989 г.
ПЕРЕСТРОЕЧНАЯ № 5
На судьбу я не в обиде,
Не кляну и не ропщу.
Не мечтаю о корриде,
К эскимосам не хочу.
Не сижу у транспаранта
- Помогите эмигранту!
Лишь мечтаю о сортире…
В пятикомнатной квартире.
Я мечтаю о квартире,
И о тепленьком сортире.
Я не думаю о мнении,
Пусть слухом полнится земля,
Но мне сказали в управлении,
Что о таком мечтать нельзя.
Вот, если б вы бы отказались,
И в общежитие прописались,
То досталась бы квартира…
Безработным из Алжира.
Безработным из Алжира,
Вдруг досталась бы квартира.
Но не будем о квартире,
Дело, собственно, не в ней.
Я согласен на Памире
Поселиться, средь камней,
Но за что, скажите, люди,
Получают всё на блюде
Коммерсанты мейд ин джапн
А тебе - сосите лапу!
Получают всё на блюде
Коммерсанты мейд ин джапн.
Наш закон гостеприимства
Знают все за рубежом.
Едут в целях предприимства,
Загрузившись багажом.
Мы встречаем их радушно,
Улыбаемся до ушно:
- Френд, майн либн, не забудь!
И медаль ему на грудь.
Улыбаемся до ушно,
- Френд, майн либн, не забудь!
У меня вопрос, простите,
Интересное кино,
Им, пожалуйста, возьмите,
А тебе запрещено?
Возмутительное дело,
Аж, под мышками вспотело,
Шведы, финны, турки, греки,
Заселили все Артеки.
Заселили все Артеки
Шведы, финны, турки, греки.
А, может, я перегибаю,
Зря на их волну гоню.
На тунгусов из Китаю,
Может, я их зря хулю.
Но возьмите в рассужденье,
То ли с ними обхожденье,
То ли с нашим русским братом:
По спине его ухватом.
То ли с ними обхожденье,
То ли с нашим русским братом.
Что ж, эт, граждане, такое?
Хамство, фальшь кругом, и лесть.
Променяли на жаркое
Мы достоинство и честь.
И в погоне за жар-птицей,
Распроклятой заграницей,
Пребываем в нашей жизни
В пред инфарктном оптимизме.
В пред инфарктном оптимизме -
В пост-социа-капитализме.
1988 г.
СОВЕТСКОЙ АРМИИ
В день 23 февраля, посвящается
Чеканя шаг и сотрясая землю,
Едины духом, телом и судьбой,
Держа равнение на Краснозвёздный Кремль,
И автоматы, придержав рукой,
По Красной площади уверенно и сильно
Идут полки, решимостью горя.
Они верны присяге и Отчизне,
Короче, щит державы Октября.
НО
Страна у нас богата и могуча.
И защитить себя вполне по силам ей.
Так почему ж опять сгустились тучи,
И скорбь легла на лица матерей.
Круша врага мечом социализма,
Идя к вершинам трудовых побед,
Полки редели от того же «изма»,
Но почему, не в силах дать ответ.
В чём тут причина, где её истоки?
Я разобраться в этом не спешу.
Не устанавливая заданные сроки
Ни вдохновенью, ни карандашу.
ДА
Страна у нас богата и могуча,
И защитить себя вполне по силам ей.
Так почему ж опять сгустились тучи,
И скорбь легла на лица матерей.
Их, видно, в детстве так уж воспитали,
Что по-другому просто не могли.
Как жить, вожди им точно указали:
- За мной, сказали, и они пошли.
Была надежда, что не за горами
То время Мира, Счастья и Любви.
Но почему туда вели дворами,
И крик топили в собственной крови.
НО
Страна у нас богата и могуча,
И защитить себя вполне по силам ей.
Так почему ж опять сгустились тучи,
И скорбь легла на лица матерей.
Мелькали годы окнами вокзалов:
О прошлом судим только по кино.
Стыд, прикрывая горсткой иделов,
Самоуверенно идём на дно.
Вот это жизнь!
Восторгам нет предела.
Вот это да! Вот это да! Вот это да!
А наши роты что-то снова поредели,
Опять в гранит оделась алая звезда.
ДА
Страна у нас богата и могуча,
И защитить себя вполне по силам ей.
Так почему ж опять сгустились тучи,
И скорбь легла на лица матерей.
Смотри, забава, всем на удивленье.
Здесь главный клоун - чей-то бывший муж.
Поторопись на смертопредставленье
Ценой в тринадцать, с лишним, тысяч душ.
А устроитель этого веселья
В бору, на даче, кофе пил, коньяк,
И раздавал чины и ожерелья.
Хотел Маньяни, т.е. был маньяк.
ДА
Страна у нас богата и могуча,
И защитить себя вполне по силам ей.
Так почему ж опять сгустились тучи,
И скорбь легла на лица матерей.
Но, не смотря, на НАТО-окруженье
И, не смотря, на хунты и на путч,
Убеждены, к замку разоруженья,
Мы подберём надёжный мирный ключ.
Ну, а пока, уверенно и сильно,
Ну, а пока, решимостью горя,
Чеканит шаг и сотрясает землю
Надёжный щит державы Октября.
Ведь от Кремля до Британских морей
Красная Армия всех сильней!
Сентябрь 1988 г.
***
Рвалась душа, как горлица из клетки,
И рот кривило, будто от лимона.
Я нервом, как поводьями пролётки,
Сдирая с рук кровавые ошмётки,
Остановить пытаюсь время Оно.
Пускай сегодня семь на одного,
Пусть мордой в грязь, и сапогом под печень.
Случилось так - сегодня по Его,
Но завтра мы посмотрим кто кого:
Готовить не спешите траурные речи.
Остановить, хотя бы на мгновенье,
И расспросить его, ну, как же так?
Ну почему такое невезенье,
И скоро ли наступит просветленье?
Мне опостылел вечный полумрак!
Пускай сегодня семь на одного…
И вот, сдержав коней разгорячённых,
Красивое, в терновеньком венце,
Вдруг по душе моей незащищённой,
Оно прошлось с восторгом, восхищённо,
Хлыстом с судьбой свинцовой на конце.
Пускай сегодня семь на одного…
В гортани тесно стало сдавленному стону.
Он захлебнулся, но не замолчал.
И не сбиваясь с искреннего тона,
Я вслед пролётке, что по небосклону
Умчало Время, дерзко прокричал.
Пускай сегодня семь на одного…
Эпоха - мать, по-русски, троекратно
Благослови меня для будущих времён.
Я не в чести у нынешних - понятно,
Моё лицо им видно неприятно,
Но я не раб, хотя им был рождён.
Пусть и сегодня семь на одного,
Пусть мордой в грязь, и сапогом под печень.
Случилось так, что вышло по Его,
Но завтра мы посмотрим кто кого.
Я не прощаюсь, Времечко, до встречи!
20 июня 1989 г.
г. Москва, Курский вокзал
ВОКЗАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ
(происшедшая со мной на Павелецком вокзале летом 1989 г. и записанная в театре на Солянке, 16 октября 1989 же года.)
Сегодня моя личность не вызвала доверия
И внешность не внушила спокойствия менту
И вот ко мне подходит сегодняшний наш Берия
Никак мы не простимся со снами наяву.
Подходит, улыбается нахальною усмешкою
Уверенный до наглости сам чёрт ему не брат
Он всех кто не в погонах считает просто пешкою
И каждому при случае готов поставить мат.
А я без всякой мыслишки без задней, без передней
Сижу себе на стульчике, немного задремав,
Сижу спокойно, смирненько комарика безвредней
Вдруг, чувствую, как кто-то меня тянет за рукав.
- Да что за безобразие? Когда же это кончится?
Я - Хомо, братцы, сапиенс, уже ли не видать?
А с вашей подозрительностью сразу жить не хочется
Итак, насквозь просвеченный чего там проверять?
Но долг в глазах сержантовых глядел испепеляюще
Не терпит возражения служебное лицо
Какая, к чёрту, Дания! Ну-ну, повыступай ещё!
Я понял всё немедленно, вот это и спасло.
Вам паспорт, ах, пожалуйста. Фамилия разборчива?
А вот две фотографии. Похожий или нет?
Я на платформе партии стою вполне устойчиво
Мне курс её единственный, что в тёмном царстве свет.
Наговорил с три короба к врагам, мол, нет почтения
Моя бы воля взял бы их и выгнал за рубеж
И чтоб во всех учебниках, пособиях для чтения
О них ни слова не было, ни в строчках и ни меж.
Гляжу, очеловечились глаза у нашей Берии
Вернул документ вежливо - Счастливого пути!
Действительно, а то ведь мы находимся в преддверии,
А всякие прослойки не дают вперёд идти.
Откинув руку к козырю, мигнул уже по-дружески
Сержант - лицо служебное и удалился прочь
Не дай бог снова встретиться, подумал вслед я с ужасом,
А за окном, на улице, прощалась с утром ночь.
1989 г.
***
Окно в Европу заросло бурьяном.
Дверь скособочилась и крыша потекла.
Мужик российский пел в угаре пьяном
О грусть-тоске, что на сердце легла
Тяжёлым камнем и просвета нету:
С овчинку - небо, с варежку - земля.
Кого призвать за жизнь свою к ответу,
Кому вручить по смерти векселя.
Гуляли в доме ветры лихолетья,
Шатали стены и плясали на гербе,
А на полу, раскинув руки - плетья,
Желанья гасли сами по себе.
Тупели мысли от непониманья,
Дурак на троне, Господи, прости.
Назад, не агнец выбран для закланья.
Кричать нет сил, беду не отвести.
Изба стонала, строенная наспех,
Кляня, за прошлые, строителей, грехи.
И поднимали курицы их на смех,
И запоздало пели петухи.
Ах, слишком поздно голоса раздались,
Ах, слишком поздно спели про судьбу.
Не углядели, как и оказались
На самом дне, на дне и на краю.
Финал в итоге получился грустный.
Прибавить нечего и нечего отнять.
Не просто съесть пуд соли и капусты:
Умом Россию точно не понять.
Октябрь 1989 г.
К оглавлению...
