Бабушкина деревня была маленькой, как теперь говорят – неперспективной, поэтому в лучшую сторону не менялась. Да и в худшую – тоже, была как была. И бабушкин домик в одну комнату всё так же смотрел своими окнами на большую поляну, раскинувшуюся через дорогу от него. До шестидесятых годов на ней останавливались кочевые цыгане. Разбивали шатры и устраивали вечера с танцами и песнями возле костра. О, цыганские песни с надрывом, огневые пляски, звенящие мониста, цветные юбки... Много народу собирал этот праздник.
Шли годы. Кочевых цыган лет сорок никто не видел. Две-три семьи осели в деревне: надоело по свету горе мыкать. Их дети стали учиться в школе и даже получать высшее образование.
Лушанка (как называла её мать) стала нашей бабушкой и щедро делилась с нами воспоминаниями о молодости, о жизни российской деревни, об истории страны и своего рода. А мы с сёстрами внимательно слушали, запоминали, записывали, чтобы не пополнить ряды не помнящих родства.
Бабушкин дом с годами тоже не менялся, лишь время от времени красилась крыша, да палисадник теперь был огорожен не штакетником, а металлической сеткой. Не хватало старого Людкиного друга – развесистого клёна: темно из-за него в доме было. А вот электрический столб – тот же. И на нём полинявшие буквы «Людка». Как давно это было… а может быть, не так уж и давно…
Лето в разгаре. Позади девятый класс и волнения последней учебной четверти. Людка наслаждается свободой, летом, солнцем. Сейчас она идёт по главной улице села в новом платье (собственноручно сшитом) и улыбается. Кудри то и дело падают на правый глаз, она привычно отбрасывает их. Ни платков, ни других головных уборов она не признаёт с ранней весны до поздней осени. Вот косынка на шее – другое дело. Её и узнают издалека по гриве волос да косынке.
А всего лишь год назад у неё была коса до пояса. Обрезала назло бестактной учительнице, сделавшей неуместное замечание при всём классе. Наутро все ахнули – и девчонки в классе, и учителя. А директор, Сергей Николаевич, так сокрушался о её косе, будто это он лишился чего-то дорогого.
И так было всегда. «Спонтанность» - её второе имя. Даже не знаешь, что ей больше подходит, или «не ведает, что творит», или «сделает, что задумает». Но не могла же она в четвёртом классе задумать отлупить своего вечного обидчика. Однако терпение закончилось, откуда-то смелость взялась, обидчик потерпел поражение и стал будто шёлковый, а подрос – взял да и влюбился в неё.
Всем существом не переносит она слова-паразиты. Эти ничего не значащие «ну», «это», «в общем» в речи одноклассников просто раздражают её. И вдруг, отвечая не очень хорошо подготовленный урок, она сама начинает, подыскивая нужное выражение, мямлить это ненавистное «в общем». Тогда она совсем прекращает отвечать, и даже угроза двойки не заставит её больше раскрыть рот.
Косы стричь она не собиралась, хотя пошла такая мода, и многие девчонки уже расстались со своим богатством. «Взвилась» она после замечания «химички». Стоя во время контрольной работы за спиной у Людки, она сказала:
- Снежкова, у тебя не школьная причёска.
А «причёска» эта была до того школьной и безобидной, что проще и придумать нельзя, - пучок волос, как все тогда носили, только у Людки они были пышнее, чем у других. Что же тут недозволенного? Но… слово сказано, дело сделано. И вот уже год «воюет» она со своими непослушными кудрями, которые всё время норовят закрыть от неё белый свет.
Итак, Людка идёт и улыбается, и румянец на щеках ярче обычного. Уж не солнышко ли виновато? Да нет, не в этом дело. Ей только что встретился молодой связист, которого она видела у бабушки в деревне. Парень посмотрел на неё и белозубо улыбнулся.
- Ну и что, - ощетинился её внутренний ёжик, - а может, он всем улыбается…
- Какие у него голубые глаза, - рассказывала она потом своей подружке Фаечке, - а волосы и усики совершенно чёрные. Правда, интересно?
Какое-то время они посматривали друг на друга издалека, потом всё-таки познакомились.
Это произошло следующей зимой у бабушки в деревне, где жил и Коля, в кино, на вечернем сеансе. Места их оказались рядом, надо полагать, не случайно.
Говорят, первая встреча, обстоятельства, при которых произошло знакомство, навсегда врезаются в память. Людка же потом не могла вспомнить ни названия кинофильма, ни происходящего на экране. Она сидела, как во сне. Сердце её то замирало, то бешено колотилось. Она давно ждала этого момента, но вдруг испугалась.
Что её пугало? Может быть, она боялась разочароваться? Образ парня уже сформировался в её воображении. А вдруг он не такой, каким она его придумала…
На улицу они вышли вместе. Ночь была светлая от снега, звёзд и луны. Звёзд было очень много, это она хорошо запомнила.
- Я вас провожу?
- Нет, - поспешно и испуганно ответила Людка.
Он улыбнулся своей красивой белоснежной улыбкой.
- Какая жаль, - совершенно искренне огорчился парень. Именно так и сказал, и это почему-то обрадовало Людку, и все её опасения выветрились тут же. Но домой она шла одна: не менять же принятого решения.
Они стали встречаться чаще, и однажды зимним морозным вечером губы Людки согрел необыкновенно нежный первый поцелуй. Близко-близко она увидела усыпанное яркими звёздами тёмное небо, а потом глаза почему-то закрылись. Окружающая действительность растворилась в морозном воздухе, приятно кружилась голова.
- Снова звёзды, - прошептала она.
- Что?
- Звёзды. Как тогда.
На них любовались и заранее всё за них решили. А у них, как у всех влюблённых на земле, были радостные дни, случались и размолвки. Ох уж эта гордость и нелепая неуступчивость, ссорились-то по пустякам. Когда назревала такая минута, оба понимали – нужно что-то делать, но никто не мог уступить первым. Они обрекали себя на бессонную ночь, расставшись навсегда (значит, до завтра).
Вот и сейчас, у калитки дома Снежковых, нашла коса на камень.
- Я ухожу, - спокойно говорит Николай, а думает: «Скажи, чтобы остался».
- Ну, иди, - говорит Людка и думает о себе: «Дура».
- Я пошёл.
- А тебя разве держат? – и напустила на себя такое равнодушие, что он действительно пошёл прочь от калитки.
- Вернись! – молча кричала ему вслед.
Он уходил, не оглядываясь.
«Вот дойдёт до первого фонаря – позову… нет, до второго… до третьего…»
«Неужели не окликнет? Вернусь сам: всё равно же стоит, ждёт».
Но она не окликнет и он не вернётся.
Ночью она будет строчить что-то в своём дневнике, он тоже не сомкнёт глаз. Мысли гордецов будут стремиться друг к другу через разделяющие их четыре километра, может быть и встретятся где-то на полпути.
На следующий день они помирятся, пойдут в кино или просто будут гулять по улицам. В субботу Людка придёт в гости к бабушке и увидит на столбе возле её дома свеженаписанный номер и голубеющие над ним буквы.
«Людка» - старательно вывел голубоглазый монтёр на видном месте, признаваясь в своей светлой любви и ей, и всем вокруг.
Да, давно это было. А впрочем, не так уж и давно, каких-нибудь сорок лет тому…
К оглавлению...
