Мучительно хочется счастья.
И я называю им лес,
окошко, раскрытое настежь,
холодную ласку небес.
И боль, и тоску, и страданье
я радостью назову.
Не так уж важно названье,
во сне или наяву.
* * *
Листая как-то книжку, нахожу
обёртки от давнишних шоколадок.
И в памяти счастливо ворошу, –
как детства вкус пленителен и сладок.
Таких уже названий даже нет,
и нет родных, что мне дарили сласти.
Остался в книжке их бумажный след,
обёртка, под которой было счастье.
Закладки детства бережно хранить...
Счастливым фантом станет этот фантик.
А если и прервалась где-то нить –
ты сможешь вновь связать её на бантик.
* * *
Пестрят и рвутся тут и там
клочки по всей округе:
"Сниму", "куплю", "продам", "отдам
в заботливые руки",
"вишнёвый сад", "добротный дом",
"собаку" или "дачу"...
А в сущности, все об одном
толкуют, пишут, плачут.
Как будто бы один блокнот,
разодранный на части,
взывает, жаждет – не банкнот –
тепла, уюта, счастья!
Бумаги рваные листки
трепещут, словно флаги –
куски надежды и тоски,
промокшие от влаги.
* * *
"Весна" Боттичелли, "Весна" Боттичелли,
летящие линии в солнечном теле,
струящийся, плавный, томительный танец,
шары золотые, хитонов багрянец.
О чудо чудес, "боттичелиев контур",
мазок, убегающий вдаль к горизонту.
В изломах материй и складках капризных –
сознание хрупкости, зыбкости жизни.
В изменчивых лицах мадонн Боттичелли
есть то, что мы втайне от жизни хотели,
всё то, что пленяет нездешнею властью –
пронзительно-чёткая формула счастья.
* * *
Помню какую-то передачу,
где журналист у народных масс
всё выпытывал наудачу:
«Что такое — счастье для вас?»
И отвечали ему — нелепей
трудно придумать: «Когда весна!»
«Счастье — когда две радуги в небе!»
«Счастье — когда нам поёт «На-На»!
Всё молодые ему девчонки
под микрофон попадались тогда.
Щёки горели, взлетали чёлки.
Что они знали в такие года?
А журналист их слушал вполуха,
всё кружил средь этих лолит,
и вдруг сказала одна старуха:
«Счастье — когда ничего не болит».
Девочка плачет у Окуджавы —
шарик спрятался в небесах.
Но не её, а старушку жалко —
слёзы той тяжелей на весах.
Целая жизнь пролегла меж ними,
путь от шариков — до молитв.
«Счастье — когда две радуги в небе!»
«Счастье — когда ничего не болит».
Солнце не ведает ночи озноба,
рассвет никогда не поймёт закат,
как юность — того, кто у двери гроба,
как нищету — кто, как Крез, богат.
Детских пирожных в песочнице прелесть
сменит старости чёрствый пирог.
Радуйте сердце, обманы апреля,
пока не настанет декабрьский срок!
Когда моего вдруг коснётся слуха
восторг наивный, что с фальшью слит,
мне вспоминается та старуха:
«Счастье — когда ничего не болит».
Что мне добавить к словам старухи?
Уточню только ряд идей.
Счастье — когда не стреляет в ухе.
Счастье — когда не стреляют нигде!
Счастье — когда наполнены миски,
когда хоть что-то есть впереди.
Счастье — когда не болеет близкий.
Когда не болит планета в груди.
* * *
У счастливой любви не бывает стихов.
А. Кушнер
У счастливой любви не бывает стихов?
Как я счастлива Вас опровергнуть!
У меня их — как в поле цветов, как грехов,
всяких-разных, пусть даже и скверных.
Фотовспышками строчек ловящих момент,
передать его прелесть бессильных...
Вспоминается кстати любимый фрагмент
из любимого старого фильма.
Там девчонка кружилась рассветной порой,
и струилась вода дождевая.
"А ведь так не бывает!" — кричал ей герой.
"Нет, бывает, — смеялась. — Бывает!"
* * *
Это счастье далось мне с кровью.
Трепетали ресницы трав,
ветер встрёпанный бесконтрольно
демонстрировал дикий нрав.
И прижались тела и души,
как у Бога в одной горсти,
околесицу леса слушать
и такую же вслух нести.
Хлынул на плечи тёплый ливень,
выжег радугой всё дотла.
Я такою враздрыг счастливой
никогда ещё не была!
И запомнила день-виденье,
замечательный и большой.
Окончательность совпаденья
с самой близкою мне душой.
* * *
Ты мне такое счастье принёс,
такого нету нигде.
Оно не просто однажды сбылось –
сбывается каждый день.
Оно родимее всех отчизн,
стариннее всех эпох.
Такой, должно быть, бывает жизнь,
когда в неё входит Бог.
Оно свечою украсит тьму,
укутает, как в меха.
И нет никакого дела ему
до моего стиха.
* * *
Лохматое, неприбранное счастье
без серенад, сонетов и свечей.
Браслеты не теснят ему запястья,
не режет слух возвышенность речей.
Домашний круг. Уютный отсвет лампы.
Банальнее картины не найти.
Но в личной жизни нам милее штампы
и низких истин торные пути.
* * *
Как бы вы вашу душу в страстях ни метелили,
как бы ваша мечта ни витала воздушно –
настоящее счастье всегда незатейливо:
тесный столик на кухне, ночник над подушкой.
Проторёнными тропами жизнь устилается.
Не беда, коль не хватит в ней соли и перца.
Поцелуи чужих на губах могут плавиться,
но они никогда не доходят до сердца.
Настоящее счастье – простое, но прочное,
познаётся бок о бок, в обнимку, впритирку.
Ты один настоящий, все бывшие, прочие –
только бледные оттиски через копирку.
* * *
Коса на камень, плеть на обух,
тень на плетень.
А мы с тобой живём бок о бок
который день.
Что нам Гекуба, мы Гекубе,
любое дно,
когда мы есть, когда мы любим
и заодно.
За разговорами, за чаем
часов как нет.
А если вдруг и заскучаем -
есть Интернет.
Хоть мы ещё не очень стары,
но наш уклад
нас сделал старосветской парой
на новый лад.
А Гоголь хоть женат и не был,
прожил как волк,
но в счастье истинном семейном
он ведал толк!
* * *
Я отбилась от стаи,
заблудилась в былом.
Из себя вырастаю
угловатым крылом.
Жизнь, как старое платье,
узковата в плечах.
Чем мы только не платим
за сиянье в очах.
Старомодное счастье,
непошедшее впрок,
разберу на запчасти
отчеканенных строк.
Пусть не хлеб, а лишь камень
на ладони как шрам,
залатаем стихами -
что разлезлось по швам.
* * *
Довольно огнём любоваться в сосуде.
С годами душе от него холодней.
Да здравствуют вина в гранёной посуде,
где истина пьяно искрится на дне!
И пусть накопилась тоска и усталость,
а ты всё равно выбираешь to be.
Цени, что имеешь, люби что осталось.
Чем меньше осталось — тем больше люби.
* * *
Я несчастлива? Я счастлива.
Жизнь застыла у причала.
А вокруг всё так участливо
и внимательно молчало.
Я одна? О нет, единственна!
И совсем не одинока.
С неба чей-то глаз таинственный
на меня глядит в бинокль.
Я замечена... Отмечена...
Здравствуй, канувшее в небыль!
На губах горчинка вечера
и прозрачный привкус неба.
* * *
Стихи, стихи... А в жизни — как придётся.
Ныряю в это лето, словно в Лету.
И, может быть, мне счастье улыбнётся
на циферках трамвайного билета.
Трамвайное игрушечное счастье,
как часто ты меня манило пальцем,
бумажные раскидывая снасти,
но я предпочитала ехать зайцем.
Лучи зари давно уже погасли.
Рисунок звёзд похож на милый почерк.
Не получилась жизнь — ну и Пегас с ней.
Ведь главное — что было между строчек.
* * *
Не там, не здесь, а где-то между,
жду, как гирлянды фонарей
зажгут во мне огни надежды,
и мир покажется добрей.
Намёки ангелов так тонки,
так звонки птичьи голоса.
В колясках детские глазёнки
впервые видят небеса.
Вплету в венок кружащих улиц
цвет своих глаз, волос, одежд
и затеряюсь среди умниц,
упрямиц, модниц и невежд,
чтоб притвориться, раствориться
в водовороте бытия
и стать счастливою частицей
чего-то большего, чем я.
* * *
Какая-то тихая тайна
незыблемо дремлет в груди.
Я верю, что всё не случайно.
Я знаю, что всё впереди.
Бреду по осенней аллее.
Деревья цветные, как сны....
И солнечный зайчик милее
холодного сердца луны.
Прощайте, прощайте, прощайте...
Я вам навсегда улыбнусь.
Бросаю монетку на счастье -
вдруг в будущей жизни вернусь?..
К оглавлению...
