Петля
Сразу же после приезда профессора Брауна в Вашингтон, ему позвонили из Госдепартамента.
– Добрый день, профессор, – послышался в трубке знакомый голос. – Надеюсь, вы успели отдохнуть с дороги? Прошу прощения за бестактность, но машину за вами я уже выслал. Время поджимает.
Через полчаса Ричард Браун был в кабинете госсекретаря Делмана.
– Ну, как, – спросил тот, не скрывая своего нетерпения.
– Да, – вздохнул профессор, опускаясь в кресло – вы были правы. Они лихорадочно готовятся к войне. Все исследования в области ядерной физики засекречены. То, что нам показывали, не имеет никакого военного значения. Они кричат о своем стремлении защищать мир, но сами непрерывно совершенствуют орудия уничтожения. Я видел на параде в Москве модели рассекреченных ракет. Боже мой, сэр, это ужасно! Несколько таких ракет и…
– А ведь это лишь то, что они сочли возможным рассекретить, – задумчиво произнес Делман.
– Да, – подхватил профессор, – меня охватывает дрожь при мысли о том, какое оружие у них скрыто от посторонних глаз. И если они почувствуют своё превосходство перед нами, то вряд ли не захотят им воспользоваться.
– Все это так, но народ, – немного помолчав, сказал госсекретарь, – какова реакция народа? Неужели он допустит войну?
– Народ! – фыркнул профессор. – Ему напрочь забили голову пропагандой об американской опасности. Радио, печать, телевидение твердят целыми днями, что Америка только и ждет случая, чтобы покончить с Советским Союзом, что мы – всемирный агрессор, мировой жандарм. Ну и всё такое в том же духе. Соединённые Штаты, мол, угрожают всему миру, и священная миссия СССР – дать достойный отпор агрессору. И хотя они всегда были против войны – заметьте, Джон, они против войны – но, пока существует реальная опасность со стороны США, они должны быть и будут ко всему готовы.
– Но ведь это же чушь! Неужели этому верят?
– Еще как! Видели бы вы, с какой ненавистью советские люди произносят слово «Америка».
В кабинете воцарилось тягостное молчание.
– Ну, что ж, профессор. Спасибо большое за информацию. У меня были сведения о положении в СССР, но в душе я не хотел в это верить. Что ж, теперь отпали последние сомнения. Еще раз благодарю вас. Отдыхайте.
Профессор молча поклонился и пошел к выходу.
– Да, Ричард, ответьте мне еще на один вопрос, – остановил его Делман. – Как относились к вашей делегации советские ученые? Все-таки, это интеллигенция, наиболее мыслящая часть общества.
– Что я могу сказать, Джон? – печально ответил профессор. – Они держали себя корректно и доброжелательно, но, боюсь, что это было только внешнее. Во всяком случае, они явно не были с нами откровенны.
– Ну, что ж, до свидания, Ричард!
После ухода профессора Джон Делман долго сидел за столом в задумчивости. Его мысли прервал осторожный стук в дверь. Секретарь напомнил, что через четыре минуты в конференц-зале состоится внеочередное заседание Совета Безопасности.
Спустившись в конференц-зал, Джон Делман сразу же приступил к делу. Представитель нефтяной компании начал было говорить о необходимости снять эмбарго с ввоза нефти в ЮАР, но госсекретарь резко оборвал его:
– Ах, перестаньте, господа, сейчас есть дела поважнее. Вопрос стоит о безопасности нации, а вы всё печётесь о прибыли. Пора, наконец, понять, что Родина превыше всего. С каждым днём растёт военная мощь СССР, с каждым днём нарастает угроза свободе и демократии….
После совещания Джон вызвал своего помощника по делам иностранных ученых.
– Вот что, Сэм, – сказал Делман, – на днях в Штаты прилетает делегация научных работников из СССР. Вам поручается организация их встречи. Проследите, чтобы всё было о,кей. Привлеките к этому делу наших крупнейших ученых. Покажите русским всё, что они выразят желание осмотреть, но не более того. Сделайте упор на развлекательной части программы. И ничего лишнего. Особенно постарайтесь не привлекать их внимания к новому научному центру в Калифорнии.
– Так что, сэр, разве работы в Калифорнии не будут рассекречены?
– Нет, Сэм. Мы не можем этого сделать. И видит бог, не по нашей вине. По всему видно, что СССР готовится к войне. Может быть, уже сейчас их военный потенциал выше нашего. Мы не имеем права прекращать исследования. Силе нужно противопоставлять силу. Так что, Сэм, сделайте так, чтобы русские не увидели того, что им не следует видеть.
Вечером, когда Иван Николаевич Коробов удобно расположился в кресле перед экраном телевизора, к нему зашёл старый товарищ и коллега по академии Виктор Иванович.
– Ну, друже, с приездом, – весело хлопнул он по плечу Ивана Николаевича. – Рассказывай, какие впечатления, что видел.
– Что рассказывать, – сказал Коробов, разливая по рюмкам виски из красочной фигурной бутылки.– Впечатлений много. На любой вкус. Даже не соображу, с чего начать.
– Ну, как она, Америка? Всё-таки, иной мир. Какие там люди, что думают, чем живут?
– Люди как люди, самые обыкновенные. Ничего особенного. Машин, правда, побольше. Магазины пошикарней. Ну, конечно, реклама на каждом шагу. Купите то, купите это. Я бы сказал, агрессивная реклама. Слава богу, у нас до такого не додумались. Я там ловил себя на мысли, что порою хочется купить абсолютно не нужные мне вещи. Очевидно, идет обработка на подсознательном уровне. Хорошо, что командировочные не позволяли особо шиковать. Впрочем, и американцев в магазинах не густо. Все шикарно, но словно в музее.
А люди такие же, как и здесь. Нас сопровождали американские ученые, – так я успел к ним присмотреться – ничего парни. Умные, веселые. Один профессор физики на банджо играет. Другой возил нас на океанскую рыбалку. Здорово отдохнули. Представляешь, они там на спиннинг акул ловят как мы щук. В общем, нормальные, компанейские ребята. Только вот временами проскальзывает какая-то настороженность.
– Например?
– Да ничего конкретного. Так, недоговоренности, внезапная перемена темы. Словно и обидеть нас боятся и нашего любопытства опасаются.
– Видно, здорово им голову забили красной опасностью.
– Да, очевидно, – кивнул Иван Николаевич, – другого объяснения у меня тоже нет. Понимаешь, ведь ученые всё-таки. Аналитический склад ума. Должны вроде уметь отличать черное от белого. А они в капитализм верят. Как можно в двадцатом веке не видеть, что это – тупик для общества. Вот этого я не понимаю. Ну ладно там чиновники какие-нибудь. Но учёные!
– А что тут не понимать, – заметил Виктор Иванович, прислушиваясь к вкусу виски,.– ты же сам говоришь – реклама. Не только товаров, но и образа жизни. С детства, по капле, одно и то же. Пропаганда – великая сила.
Скажи лучше, как там наука по сравнению с нашей. Кто всё же впереди?
Коробов пожал плечами:
– Сам бы хотел это прояснить. Они умудрялись говорить много и охотно, не говоря ничего нового по сути дела. Особенно явно чувствовалась стена недомолвок, когда разговор приближался к разработкам, которые могут иметь военное значение. Видно, прав был сопровождающий, предупреждая нас, что Америка готовится к войне. Как ни печально, но опасность такая есть. И никуда от этого не деться.
– Да ладно, – философски произнес Виктор Иванович. – Нет худа без добра. Зато мы с тобой без работы не останемся. Пока есть угроза извне, оборонка будет на высоте. А для оборонки нужна наука. А для науки нужны мы. Не чиновники от науки, не трибунные болтуны, а настоящие учёные. А в реальность войны я не очень верю. Эйнштейн был прав: ученые сделали третью мировую войну невозможной. От победителя тоже мокрое место останется. Ведь не дураки же американцы. И сами это прекрасно понимают.
– Да, скорее всего, ты прав, – печально улыбнулся Коробов. – Только ведь чертовски обидно за человечество. Ничему оно не учится. Тысячи лет проходят, а мы – те же дикари с дубинками, только теперь ядерными. Все разговоры о прогрессе, развитии общества, по сути, остаются лишь разговорами. Действительность постоянно рушит желаемое. Весь прогресс сводится к внешним атрибутам. А сами люди не спешат меняться. Словно какая-то петля вокруг. И разорвать её не в нашей власти. У нас в стране хоть фантастика с какой-то долей оптимизма. Пусть маленький, но, всё же, кусочек веры в светлое будущее. А на Западе все картины будущего – или гибель цивилизации или межгалактические драчки.
– Зато у них виски отменный.
– Да ладно тебе. Самогонка в красивой упаковке.
– Не скажи. Лично мне очень даже по вкусу. Как дым отечества. Запах осени. Запах горящих листьев. Воспоминание о старом и предчувствие нового…
– Остапа понесло, – засмеялся Иван Николаевич.
Ежегодный сеанс связи был хоть каким-то столбиком на бесконечной тропе дежурства. Как всегда, Лаверкью тщательно обследовал извлечённую из хранилища форму, удалил несколько пылинок, непонятно каким образом постоянно оказывающихся на мундире. Затем ещё раз проверил астрохроны, прозондировал пространство вокруг и ровно в назначенное мгновенье включил монитор. Звенящее розовое сияние поглотило кабину, и глаз Магистра уставился на Лаверкъю:
– Доброго времени суток, обсерватор! Докладывайте.
– Градиент изменений на нуле, Магистр. Петля цивилизации по-прежнему совершает хаотические колебания. Амплитуда не доходит до критического порога.
– Доклад принят. Благодарю вас. Спокойного дежурства.
– Магистр!
– Что ещё?
– А может вмешаться? Немного подтолкнуть петлю?
– Этого я не слышал, обсерватор. Вы прекрасно знаете, что наше вмешательство исключено согласно Пятым межгалактическим соглашениям о Приоритетной Ротации. Земляне должны сами затянуть петлю. Иначе нам целую вечность придётся составлять объяснительные. Ещё вопросы?
– Вопросов нет, Магистр.
Кабина погрузилась в привычный полумрак, и Лаверкъю застыл на несколько минут, уйдя в воспоминания о прошлой жизни. Затем он снял мундир и аккуратно упаковал его в хранилище до следующего года.
Мерно пощелкивали десятки тысяч инфокристаллов, собирая, регистрируя и анализируя потоки непрерывной информации. Свернувшись пятимерной спиралью, Лаверкъю ритмично пульсировал мыслительными ресницами и неторопливо размышлял о планете, с которой немного свыкся за последние пятьсот лет. Планете, которая когда-нибудь, возможно, станет ему домом.
Апрель 2007 г.
Мираж
Они шли на восток, по колено проваливаясь в холодный рассыпчатый снег. С тех пор, как они прилетели на Терру-4, еще ни разу не было видно солнца. Казалось, небо здесь было способно только на одно: равномерно сыпать на планету все новые и новые порции снежинок. Снежинки кружились перед глазами, садились на комбинезон, и тогда тело пронизывали острые электрические искры. Сначала это казалось изощренной пыткой. Люди мгновенно реагировали на каждую искру и тут же щелкали кнопкой антистатика. Но постепенно ощущения притупились, и космонавты перестали обращать внимание на непрекращающиеся уколы. Страшно было другое: время от времени электрические разряды начинали вызывать галлюцинации. И тогда только помощь товарища возвращала к реальности.
– Отдохнем?– Лейтенант Матвей Климов снял со спины термос.
Капитан Шульгин молча кивнул. На асбестовой подкладке они разожгли костер из синтетического горючего. Климов разлил кофе в пластмассовые стаканы. Они сидели рядом, усталые, замерзшие и бледные как снег под ногами.
– Не нравится мне этот снег. Такого я еще нигде не видел. Скорей бы добраться до Корпуса.
– Ничего, лейтенант, кажется, еще немного.
– Кажется?
– Здесь ни в чем нельзя быть уверенным.
– Этот проклятый снег сведет меня с ума, капитан. Я прямо-таки чувствую, как все больше наполняюсь электричеством. Кажется, еще немного, и я превращусь в аккумулятор.
– Что ж, будет очень кстати, Матвей, – улыбнулся Шульгин. – Нам не придется экономить энергию…
– Вы все смеетесь, а мне совсем не до шуток. Черт бы побрал эту аварию, из-за которой мы сели так далеко от Корпуса! Как вы думаете, нас заметили?
– Вряд ли. Если бы нас заметили, то давно бы уже выслали поисковую группу. Да, все к одному. Сплошные неувязки. Над нашей экспедицией словно злой рок повис. Радиосвязи помешала магнитная буря. Прилетели мы вне графика. Опять же, авария. Так что, рассчитывать приходится лишь на самих себя.
Некоторое время они сидели молча, затем поднялись и пошли через снежную равнину к такому далекому и желанному Корпусу. Далеко позади, в сугробе, лежала обгоревшая ракета, а где-то впереди космонавтов ждали тепло и кров.
К вечеру следующего дня капитан заметил Оазис. Оказывается, рассказы инструкторов не были обычным вымыслом. Это райское место и вправду существовало.
Выход тепла из недр планеты образовал посреди снежной пустыни огромный круг цветущего разнотравья. Посередине круга синела водная поверхность, над которой поднимался пар. И самое удивительное – над Оазисом был кусок чистого синего неба, в котором сияло оранжевое солнце.
Радость захлестнула капитана. Он сразу же почувствовал небывалый прилив сил и устремился к Оазису. Каждый шаг, дававшийся ранее с изнуряющим упорством, теперь становился все легче и легче. Шульгин бежал, не замечая ничего вокруг и, наконец, сорвав с себя холодный комбинезон, упал на чистый теплый песок, с наслаждением ощущая, как песок с готовностью принимает его в свои нежные объятия.
Мысль о Климове мелькнула в голове, и капитан на мгновение ощутил смутное беспокойство. И тут же он услышал радостные восклицания товарища. Капитан поднял голову и увидел лейтенанта. Тот уже сбросил с себя тяжелую одежду и плескался в горячей воде.
– Присоединяйтесь, капитан, – позвал он, – здесь настоящая баня.
Шульгин блаженно вздохнул. Как все-таки мудро устроен этот мир. В любой самой тяжелой ситуации, в какую только может попасть человек, всегда можно встретить вот такой Оазис. Оазис Надежды. Никогда не нужно отчаиваться. Всегда можно надеяться на чудо. Ведь чудо – это лишь то, чего мы пока не в состоянии объяснить. А сколько такого необъяснимого во Вселенной! Шульгин потому и стал космонавтом, что тяга к необъяснимому, подсознательный зов несбывшегося владели им с детства. И что значат все трудности, все неминуемые тяготы профессии космонавта перед мгновениями прикосновения к Тайне. Перед такими, как сейчас, сладостными мгновениями.
Оазис! Островок живительного тепла среди суровой равнины Терры-4. Но это в принципе можно объяснить. Законы физики с легкостью позволят это сделать. Чудо Оазиса в другом. Каждому, оказавшемуся в этом месте, выпадала редкая возможность загадать желание, которое тут же исполнялось. Это и являлось главной загадкой Оазиса и не поддавалось никакому объяснению. Пока не поддавалось.
Подошел Климов. Бодрый, улыбающийся, счастливый.
– Кто бы мог подумать, что это окажется правдой, – сказал он.– Я будто заново родился. Вот ради таких минут и стоит жить.
– Да, нам с тобой повезло. Если честно, я уже начал было терять надежду. Теперь в этом не стыдно и признаться.
– Да и я, капитан, был до того измотан, что уже готов был пустить себе пулю в лоб, чтобы прекратить эти мучения. Хорошо, что вы вовремя заметили Оазис.
– Ну, насчет пули это ты загнул. Не вздумай сказать об этом на Земле. Всегда есть надежда.
– Да, теперь я это знаю. Так что теперь будем делать? Надеюсь, вы не собираетесь
уходить отсюда?
– А ты что, намерен остаться здесь на всю жизнь?
– Нет, конечно. Но одна мысль о том, что снова придется ползти через эти проклятые сугробы, уже вызывает у меня дрожь.
– Не торопись, Матвей. Сейчас перекусим и спокойно все обсудим.
Капитан разровнял песок и расстелил пленочную карту планеты. Они сервировали нехитрый походный стол. Крекеры, упаковка орехов, кофе. Подумав немного, капитан достал из НЗ тюбик коньяка.
Они с наслаждением потягивали кофе с коньяком и смотрели на извивающиеся снежные занавеси, со всех сторон окружавшие круг Оазиса.
– Так что будем делать, капитан? – начал Климов. – Я вот думаю: а вдруг в этом месте и вправду исполняются желания? Тогда мы могли бы просто сообщить о себе в Корпус и вызвать помощь. Как вы к этому относитесь?
– Ты читаешь мои мысли, дружище.
– Тогда чего же мы ждем? Вы помните, как это делается?
– Да вроде нужно просто очень сильно захотеть. Точно никто ничего не знает. Ведь все, кто рассказывали об Оазисе, говорили о нем с чужих слов. Давай попробуем. Закроем глаза и на счет «три» мысленно представим себе, что к нам пришла помощь.
Они закрыли глаза, и Шульгин сосчитал вслух до трех. Он попытался отвлечься от всех посторонних мыслей и представить как будто со стороны Оазис и спасателей, приближающихся к нему. Капитан сидел с закрытыми глазами и с трепетом ждал чуда. Минута, вторая, третья.… И вот в тишине заснеженного мира послышался быстро приближающийся рокот. Шульгин открыл глаза и увидел в небе плавно опускающуюся ракету. И в эту же минуту, раздвинув завесу падающих снежинок, в Оазис ворвался грохочущий снегоход.
«Спасены», – мелькнуло в голове у капитана.
Он повернулся к Климову и вздрогнул, увидев его перепуганное измученное лицо. Яркая вспышка ослепила капитана, и мир вокруг изменился…
Шульгин лежал в холодном снегу, а рядом на коленях стоял лейтенант, приводивший его в чувство.
– Очнитесь, капитан, – как заведенный повторял Климов, все еще продолжавший щелкать кнопкой антистатика.
Шульгин отстранил его руку и с трудом приподнялся, потрясенный и обескураженный
– Неужели ничего этого не было? – произнес он, прекрасно зная ответ.
– Чего не было? У вас снова была галлюцинация. Слава богу, антистатик пока работает. А если он выйдет из строя? Ну и шутки у этой проклятой планеты! А что вы видели, капитан?
– Мечту, Климов, – вздохнул капитан.– Но это уже не важно. Идем.
Капитан взглянул на компас и, сжав зубы, сделал первый шаг сквозь нехотя отхлынувший снег. Второй шаг дался немного легче. А дальше капитан шел уже автоматически, думая только о том, что ждет его впереди. Сзади так же молча и понуро двигался Климов. Космонавты уже давно не вздрагивали от электрических уколов и только время от времени машинально щелкали переключателями антистатиков.
Снег доходил уже до пояса. Поднимаясь на небольшой холм, Шульгин поднял голову и увидел высокую крышу Корпуса.
– Лейтенант, – изо всех сил закричал он, обернувшись к темной фигурке человека, еле видимой сквозь густую снежную пелену, – Лейтенант, скорей сюда! Я вижу Корпус!
Он подождал запыхавшегося товарища, и они полезли на холм.
– Корпус! Корпус! Наконец-то! – радостно повторял Климов.
Падая, скользя и вновь поднимаясь, они добрались до вершины. Внизу стояли пять одинаковых строений.
– Что это? – удивленно обратился Климов к капитану.– Разве их пять?
– Нет, – досадливо поморщился Шульгин, – это мираж. Преломление лучей света в снежных кристаллах. Но один из них, – добавил он с надеждой, – обязательно должен быть настоящим.
Они бросились к первому Корпусу. Добежав до двери, Климов протянул руку, но его рука прошла сквозь дверь точно сквозь туман.
– Мираж…– вздохнул он и, пройдя сквозь Корпус, пошел ко второму.
Все пять оказались всего лишь обманом зрения. Проверяя последний, капитан увидел еще один, шестой, Корпус, стоящий метрах в пятидесяти от остальных.
– Это и есть настоящий, – уверенно произнес он. – Пойдем.
Климов только покачал головой:
– Куда? – тихо сказал он.– Вы уверены, что это и есть настоящий Корпус?
А может быть, этот? Или тот? Да вы только посмотрите вокруг! – Климов с отчаянием взмахнул рукой.
– Боже мой! – вырвалось у Шульгина. Кругом – и справа, и слева, и позади – угадывались силуэты пикообразных строений. Они то скрывались за колоннами снежинок, то вновь проглядывали из-за них, как бы приглашая космонавтов скорее добраться до столь желанного крова.
Грудь капитана сдавило отчаянием как при перегрузке в семь «g». Только собрав всю свою волю в кулак, он сумел заменить отчаяние, вводящее в оцепенение, отчаянной злостью. Той злостью отчаяния, которая только и помогает выстоять даже тогда, когда весь мир, кажется, ополчился против тебя.
– Ничего, – крикнул капитан. – Ничего, Климов. Мы уже столько с тобой прошли. Столько выдержали. Выдержим и это испытание. Что нам какие-то паршивые миражи. Дай только время, и мы с тобой доберемся до Корпуса. И будем вспоминать обо всем этом как об увлекательном приключении. Вперед, дружище!
Однако слова капитана не произвели на Климова особого впечатления. Он молча стоял, погруженный в свои мысли. Затем, все так же молча, снял со спины ранец и уселся на него.
– Вы как хотите, – медленно сказал он, взвешивая каждое слово, – а я больше не могу. Давайте смотреть правде в глаза. Планета просто издевается над нами. Мы только бессмысленно изнуряем себя. Мы уже сделали все, что в человеческих силах. Зачем же заниматься самоистязанием? Блуждать среди этих призраков, пока не сойдем с ума? Нет уж, увольте. С меня хватит.
– Но ведь у нас нет другого выхода, Матвей. Вставай! Мы обязательно дойдем. Я тебе обещаю.
– Да бросьте, капитан. Вы сами не верите в то, что говорите. А если и вправду верите, то мне вас искренне жаль. Идите, если думаете, что сумеете дойти. А я уже дошел. Я надеюсь, что здесь я найду, наконец, покой. Прощайте, капитан.
Климов пошарил в своем ранце и снова повторил:
– Прощайте…
И, прежде чем капитан успел что-нибудь сделать, прозвучал выстрел.
Снег раздвинулся под упавшим телом, но сверху опускались новые миллиарды белых мух, и вскоре это место уже ничем не отличалось от остальной равнины.
– Да, он нашел себе покой, – прошептал капитан.
Он постоял немного перед снежной гробницей, затем, с трудом пробираясь сквозь вязкое белое покрывало Терры-4, пошел к очередному Корпусу. Девять раз он с надеждой подходил к Корпусу, и девять раз его рука проходила сквозь иллюзорную дверь. Все чаще приходила в голову мысль о бессмысленности дальнейших попыток. Шульгин гнал ее прочь, но, покрутившись в глубинах подсознания, эта мысль упорно возвращалась обратно. Отчаянно хотелось передохнуть, поспать хотя бы полчасика, однако капитан понимал, что этого делать никак нельзя. Если раньше они с Климовым могли отдыхать по очереди, то теперь, потеряв хоть на минуту контроль над ситуацией, капитан рисковал навсегда остаться в мире галлюцинаций. И помощи ждать будет неоткуда. Хотя, чем дальше, тем все менее угрожающей начинала выглядеть такая возможность.
«Уснуть и видеть сны,… что может быть прекрасней…» – нашептывал внутренний голос.
Наконец капитан решил: «Еще пять – и все. Нужно передохнуть. Отдохну – пойду дальше. Еще только пять Корпусов…»
И сразу стало легче. Предчувствие близкого отдыха словно придало сил. На заплетающихся окоченевших ногах капитан побрел к ближайшему Корпусу.
Подойдя к двери, он в нерешительности остановился.
«Опять мираж», – с отчаянием подумал Шульгин и с размаху бросился на Корпус, в одно и то же время и надеясь и боясь пройти сквозь кажущиеся такими настоящими стены.
Боль от удара привела его в себя. Он улыбнулся, открыл дверь и, переступив через порог, вошел в жарко натопленную комнату.
Главный Психолог повернул выключатель на пульте управления. Исчезла заснеженная равнина, и вспыхнувшие под потолком юпитеры осветили пустой павильон, ряд иллюзоров по периметру и ряд кресел у стены. Капитан Шульгин стоял, опустив голову. Он все понял.
– Итак, – повернулся Главный Психолог к членам комиссии, – ваше мнение?
– С Климовым все ясно. Это наш просчет, – сказал представитель Школы космонавтов. – Для дальнего космоса он не годится. Его уже привели в чувство, и сейчас мы сможем с ним поговорить. Но я уверен, что он и сам не будет настаивать. А вот Шульгин.…Все-таки, он дошел…Он один из наших лучших курсантов. Думаю, что первую практику можно зачесть и перевести его на второй курс.
– Да, он дошел, – повторил сотрудник Комиссии по контактам, – но один. Один! Так или иначе, он бросил товарища. И я бы не хотел, чтобы по нему когда-нибудь могли судить о людях Земли. Мое мнение – отчислить.
Они посмотрели на Главного Психолога. Его голос оказался решающим.
– Я согласен, что Шульгина сейчас нельзя посылать в космос. Мало обладать собственным мужеством и выносливостью. Надо уметь ощущать боль другого и помогать переносить ее. Короче, у Шульгина, на мой взгляд, недостаточно развито чувство эмпатии. То, что в реальной экспедиции Климов наверняка бы погиб, напрочь зачеркивает все знания, волю и мужество Шульгина. Но человек – не застывший камень. Он непрерывно меняется. Шульгин закончил только один курс обучения. У него еще есть время. Нужно сделать так, чтобы характер Шульгина изменился в нужную сторону. И это зависит от всех нас. А решит все следующая практика.
Неясная угроза
Костя смотрел телевизор. Захватывающий детектив с выстрелами, драками и полуобнажёнными красотками так увлёк его, что он не обратил никакого внимания на то, что происходило в его комнате.
А происходило там следующее. Сначала за окном послышалось мелодичное жужжание, затем окно тихо распахнулось, и на пол плавно опустилась летающая тарелочка. Выдвинулся перископ, и, оценив обстановку, снова скрылся. Тарелочка подпрыгнула вверх сантиметров на двадцать и быстро скользнула по воздуху под кровать. Некоторое время оттуда была слышна какая-то возня, затем всё стихло.
Костя ничего не замечал. Он не отрывал горящего взгляда от голубого экрана, на котором герой-любовник хладнокровно уложив из пистолета десяток бандитов, страстно целовал спасённую им очаровательную незнакомку. Но вот промелькнули последние кадры, и на экране появилось улыбающееся лицо диктора, провозгласившего:
– Вы смотрели 835 серию многосерийного телевизионного фильма «Любовь под пулями». Следующую серию смотрите завтра, 13 апреля 2014 года…
Костя пощёлкал пультом управления и, не найдя больше ничего интересного, выключил телевизор.
Затем он сел за компьютер и открыл вордовский документ. На белом листе была крупная надпись «Спасти галактику и остаться живым. Сценарий».
Задумчиво покусывая губы, Костя поиграл пальцами на клавиатуре. Потом посмотрел на потолок и долго пытался разглядеть сквозь него далёкую галактику. Попытки успехом не увенчались. Костя вздохнул и вновь перевел взгляд на монитор. Затем решительно напечатал:
«Сцена первая» – и снова задумался.
– Нужен толчок для мысли, – пробормотал он.
Подойдя к полке с книгами, Костя порылся в стопке потрёпанных журналов и, раскрыв один, медленно прочитал, вслушиваясь в музыку слов классиков жанра:
– Объятый галактическим мраком утюг зловеще подкрадывался к шлёпанцам спящего космонавта….
– Как сказано, – восхищенно протянул Костя и нервно заходил по комнате.
Сделав пять или шесть кругов, он бросился к столу и резво напечатал:
«Каюта капитана звёздного лайнера. Капитан спит. На его мужественном лице бродит лёгкая улыбка. Ему снятся жена и дети. Ему снится возвращение домой. На столике фотография в рамке. На ней капитан с семьёй. Рядом с фотографией – кофеварка. На её дисплее – дата и время. Бегут секунды. Капитан спит. Внезапно по дисплею кофеварки пробегает рябь, затем появляются ряды непонятных знаков. Вокруг кофеварки появляется зеленоватый ореол. Из него формируются щупальца и сканируют каюту. Кофеварка начинает зловеще подрагивать и медленно перемещаться по направлению к постели спящего капитана. И вот, в тот момент, когда она уже рядом, капитан открывает глаза. Лазерный луч настигает кофеварку в момент прыжка. Её частицы разлетаются по каюте».
Костя бросил печатать и довольно откинулся на спинку кресла.
– Ай, да Клюшкин! Ай, да молодец! – довольно произнёс он, решив, что начало положено и на сегодня хватит.
Выключив компьютер, Костя завёл будильник на семь утра и лёг спать.
Заснул он быстро, и снились ему страницы нового сценария. А в полутёмной комнате тем временем реализовывался совсем другой сценарий. Сначала из-под кровати возник зеленоватый луч света, быстро пробежавший по стенам и потолку. Потом появилось бесформенное, переливающееся цветными пятнами, облако. Оно увеличилось в размерах, наплыло на постель и окутало Костю Клюшкина точно покрывалом.
Всплеском необычных звуков пронеслась по комнате звонкая мелодия, облако резко мигнуло и исчезло.
Костя проснулся необычно рано. Не было ещё и двенадцати. Однако солнце, заглядывавшее в окно, не дало продолжить сладкий сон. Клюшкин потянулся и обвёл взглядом комнату. На полу валялся разбитый будильник, на столе помигивал светодиодом ноутбук, словно приглашая Костю к работе.
Умывшись и сварив кофе, Клюшкин сел за ноутбук. На душе было легко и спокойно. Пожалуй, впервые в жизни он твёрдо знал, что следует делать. День обещал быть насыщен новыми интересными впечатлениями. И следующие дни тоже.
Костя вышел в Интернет, зашёл на свой почтовый ящик в Яндексе и написал письмо:
«Уважаемый редактор!
Прошу исключить меня из числа ваших сотрудников с 13.04.2014.
Клюшкин К.И.»
Указав в графе получателей штук сорок адресов, Костя нажал на кнопку «Отправить» и довольно отодвинул ноутбук в сторону…
Весеннее настроение, царившее на улицах Москвы, словно разбивалось о стеклянные двери останкинского телецентра, не в силах прорваться внутрь. Внутри царило уныние и витало беспокойное ожидание чего-то не очень приятного.
В последнюю неделю о разрыве сотрудничества с редакциями телепрограмм заявили почти все авторы. Руководители телеканалов не понимали, что происходит. Тем более, что похожее происходило и на провинциальных телестудиях. Более того, по техническим причинам приостановили свою работу практически все крупные мировые телестудии.
Число сериалов и различных телешоу таяло как снег с началом весны. Это была катастрофа, тем более пугающая, что в причинах её никто не мог разобраться.
Толпы звёзд шоу-бизнеса организовывали марши протеста. Редакторы день и ночь ломали головы, обдумывая выход из создавшегося положения.
В результате этого нового и непривычного для них занятия у многих начинались страшные головные боли. Врачи диагностировали переутомление и советовали взять отпуск. Редакции постепенно пустели. Одни сотрудники уходили в отпуска, а другие, особо чувствительные к ветру перемен, вообще подыскивали себе другое доходное местечко. Число работающих телеканалов уменьшалось с каждым днём. На цивилизованный мир надвигалось что-то пугающе неясное…
Мусороуборочный корабль, замаскированный под бесформенную скалу на поверхности Плутона, непрерывно оперировал шлюзами, принимая возвращавшиеся исполнительные модули. Маленькие летающие тарелочки сбрасывали информацию в головной компьютер и занимали своё место в ангаре.
Когда вернулась последняя тарелочка, командир корабля занёс в электронный бортовой журнал очередную информацию:
«День 387 887. Операция по уборке интеллектуального мусора в Двенадцатой Галактике завершена. Источником загрязнения оказалась третья планета в системе желтого карлика на окраине галактики. Была проведена временная нейтрализация источника в пределах моих полномочий. Возвращаюсь на базу».
Корабль плавно оторвался от поверхности, несколько секунд был виден среди звёзд, а затем исчез в облаке Оорта.
К оглавлению...
