Закон, который работает
На планете было сыро как в подвале многоэтажного дома с постоянно текущими трубами. Правда, труб не планете не было. Зато был неизменный туман, который клубился, струился и принимал самые причудливые очертания. Временами туман пульсировал, и тогда в некоторых местах на почве образовывались маленькие лужицы.
Сапожков старался обходить эти лужицы. Но стоило ему хотя бы на мгновение поднять голову, чтобы сориентироваться на местности, как из-под его ног вновь летели брызги. Казалось, лужи сами бросались под ноги, пытаясь остановить чужака.
Кириллу Сапожкову, старшему инспектору космопоиска, было скучно. Вторую неделю они с напарником на этой планете. Вторую неделю они по очереди обходят подозрительные участки. Но ведь основную работу выполняют сотни датчиков, усеивающих скафандр со всех сторон. По сути дела, человек используется как средство передвижения. Нонсенс. Но поручить всё автоматам не рискнули. Слишком многое поставлено на карту. Одной логики не хватит. Нужны люди с их интуицией и способностью принимать неожиданные, порой парадоксальные решения.
Однообразная равнина навевала уныние. Как бы в противовес серому окружению, в памяти всплывали красочные картины земной природы. Нет, всё-таки, лучше Земли планеты нет.
Но Земля уже слишком мала.
Сапожков вспомнил последнее предполётное совещание. Зал, в котором собрались лучшие специалисты космопоиска. Огромный экран, транслирующий обращение правительства Земли. И ощущение важности происходящего…
– Нам нужны новые территории. И как можно скорее. Времени у нас почти не остаётся. Речь идет о выживании земной цивилизации. Нам уже известно 50 планет земного типа, пригодных для создания поселений. Ни на одной из них нет разумной жизни. Эти планеты готовы стать для людей новым домом, и мы должны этим воспользоваться. В ближайшее время планируется основать на этих планетах земные колонии. Правительство объявляет о начале формирования отрядов добровольцев.
Координатор выключил монитор и обвёл взглядом оживлённый, светящийся радостными улыбками зал.
– Правда, есть одна проблема, – сказал он.
И, глядя на замершие в ожидании лица, чётко произнес:
– На некоторых планетах есть жизнь. Не разумная, но всё же…
Координатор налил стакан воды и стал пить маленькими неторопливыми глотками.
Зал ждал.
– Так вот. На некоторых, – он выделил это слово интонацией, – планетах есть неразумная жизнь. Возможны следующие сценарии. Во-первых, жизнь может стать разумной. Это для нас самый нежелательный вариант, ибо возможен конфликт цивилизаций. Но, даже если этого не произойдёт, инопланетная жизнь может оказаться враждебной и, возможно, смертельно опасной для колоний. Тогда жизнь колонистов будет представлять собой лишь борьбу с окружающей средой. Ни о каком развитии колоний говорить тогда не придётся. Этот вариант нас также не устраивает. Я обрисовал вам два наиболее вероятных сценария…
В зале возник шум, и кто-то выкрикнул:
– Но ведь можно допустить и третий сценарий. Колонисты могут приспособиться к инопланетной жизни. А это откроет новые горизонты для земной цивилизации.
Координатор поднял руку, призывая к тишине:
– Это возможно. И при других обстоятельствах это был бы весьма интересный вариант. Но, к сожалению, у нас просто нет времени на исследование. Колонистам и так придётся столкнуться со многими непривычными вещами. Поэтому принято единственно верное в данной ситуации решение: прежде, чем размещать на новых территориях земные колонии, нужно убедиться в отсутствии на планетах любых форм внеземной жизни. Другими словами требуется предварительная зачистка.
В зале вновь стало шумно. Координатор подождал тишины и продолжил:
– Конечно, на первый взгляд может показаться, что не всё здесь безупречно с этической точки зрения. По этому поводу было много споров. Но ведь, в конце концов, любая этика должна быть направлена на благо человечества.
И словно убеждая самого себя, Координатор после минутного молчания закончил:
– У нас просто нет другого выхода. Это закон выживания….
Кирилл обошел очередную лужицу и повторил задумчиво:
– Закон выживания. Dura lex, sed lex. И он работает...
И сейчас 50 инспекторов, так же как и он, бредут где-то по незнакомым планетам, ища малейшее проявление чуждой жизни, малейшую опасность для будущих колонистов.
И если где-то обнаруживается намёк на жизнь, она уничтожается, чтобы избежать возможной конкуренции с земной жизнью.
Сапожков мысленно представлял всё это и поражался масштабам задуманного. Он испытывал естественную гордость от причастности к проводимой грандиозной операции. Только иногда в глубине души он вдруг ловил себя на мысли, что если какая-то ВЦ когда-нибудь поступит таким же образом с Землёй, то это будет, пожалуй, справедливо.
Пройдя намеченные двадцать километров, Сапожков с удовольствием нажал зелёную кнопку коммутатора, вызывая авиетку. Через несколько минут он был на корабле, где Майкл уже готовил ему кофе.
– Чисто, – бросил Сапожков в ответ на вопросительный взгляд напарника.
– Ну и слава богу, – выдохнул тот с широкой улыбкой.
Сапожков согласно кивнул:
– Да, похоже, мы вытащили счастливый билет.
Первым делом Сапожков принял контрастный душ и с наслаждением выпил кружку обжигающего кофе. Затем быстро составил ежедневный отчёт и лег спать. Несмотря на большую порцию кофе, усталость давала себя знать, и он быстро заснул.
Снился туман, который обволакивал его со всех сторон и назойливо лез в глаза, вызывая неестественные радужные картины. Звучала унылая повторяющаяся мелодия. Сапожков брёл по бесконечной равнине. Каждый шаг давался ему всё легче и легче. Наконец он перестал даже переставлять ноги, но, всё равно, продолжал двигаться. Он скользил сквозь туман, и одновременно туман скользил сквозь него. И, наконец, он растворился в тумане.
На следующий день Майкл вылетел на очередной маршрут, а Кирилл занялся просмотром анализа вчерашних данных, обработанных компьютером. Не найдя ничего необычного, он вновь подумал о том, как же повезло им с Майклом. Ведь, окажись на этой планете признаки жизни, им пришлось бы гораздо труднее. Конечно, они были к этому готовы, но где-то глубоко внутри время от времени просыпалось какое-то беспокойное чувство. Словно подсознательное ощущение вины. Это чувство быстро вытеснялось осознанием важности их миссии для человечества. Но уже одно то, что такое беспокойство иногда поднимало голову, создавало постоянный душевный дискомфорт.
Впрочем, слишком погружаться в психоанализ не было времени. Ещё на Земле всё было распланировано так, чтобы у инспекторов почти не оставалось свободного времени. Маршруты выматывали не только физической нагрузкой, но и напряжением от ожидания любых неожиданностей. А тому, кто оставался на корабле, предстояло выполнить множество мелких дел, не особо сложных, но поглощающих уйму времени. Сапожков едва успел покончить с этой рутинной работой до возвращения Майкла…
Наступил последний день. Планируемая инспекция была завершена. Планета была готова к приему колонистов. Корабль пронзил серую атмосферу и взял курс на Солнечную систему.
После возвращения и сдачи всех отчётов им был положен трёхдневный отпуск. Кирилл вышел за ворота космопорта, собираяь вылететь к семье в мегаполис Хоста. Он шёл к стоянке авиатакси, улыбаясь и представляя встречу с родными. Продолжая улыбаться своим мыслям, он миновал стоянку и зашагал к старому парку на берегу небольшой извилистой речушки. Берега речки густо заросли кустами черемухи, но в одном месте кусты расступались, образуя проход к маленькому песчаному пляжу. Именно сюда и привела тропинка Сапожкова. Он вышел на пляж и увидел Майкла.
– Майкл! Ты же улетел домой…, – изумленно начал Кирилл и осёкся. Майкл беспомощно смотрел на него и таял на глазах. Руки, ноги, а затем и всё тело Майкла расплывались, превращаясь в клубящуюся туманную дымку. Последними растаяли глаза и пульсирующий туман, сгущаясь, образовал на песке небольшую лужицу, которая быстро исчезла, оставив только тёмное пятно.
Кирилл попытался бежать, но не смог даже сдвинуться с места. Ноги не слушались его. Возможно, потому, что их уже не было. Ужас, охвативший Сапожкова, вдруг исчез, сменившись чувством любопытства и настороженности. В памяти пронеслись видения туманной равнины. Но они уступили место другим, залитым солнечным светом картинам. Облачко тумана на пустом песчаном пляже вскоре растаяло в воздухе. В воздухе чужой, но, кажется, весьма интересной планеты. Планеты, которую нужно исследовать. Планеты, которая должна принять новую жизнь.
Декабрь 2012 г.
Тайник на Марсе
Мерзкое чувство овладело Шмаковым. Ему уже не хотелось ни сокровищ, ни золота, так манивших его в Центрограде. Да, он представлял себе совсем иначе этот поход. Там, в столице, все казалось очень простым. Шмаков думал, что, добравшись до Большой Пустоши, они сразу же найдут место, указанное в документе. Ну а дальше дело техники. А, вернувшись с золотом, он снова войдет в большую политику. И еще покажет всем, кто приложил руку к его падению. После очередных выборов в парламент Шмаков лишился поста председателя комитета информации. А там и все его близкие были вытеснены с руководящих постов. Оставалось одно – работа на энергостанции. Но это не для него. Не для того он столько лет просидел в номенклатуре, чтобы теперь уподобиться нищим колонистам. По счастью, перед тем как покинуть парламент Шмаков вынес из архива ящик электронных документов. И наткнулся на описание допроса одного из туземцев, в котором упоминалось о тайнике с золотом. Это был шанс. Он объединился с несколькими бывшими сослуживцами, также потерявшими работу, и организовал эту экспедицию. Да, все выглядело довольно легко. Как небольшая прогулка. Но вот уже около месяца они идут по бесплодной марсианской пустыне, днем задыхаясь под палящими лучами маленького, но раскаленного багрового солнца, а ночью коченея от пронизывающего тело ледяного дождя. И все это время потрачено напрасно: ни одной из указанных примет они не встретили.
Все пятеро были измучены затянувшимся походом. Они почти не разговаривали и еле держались на ногах. Только супохопарый Марат Керимов, привыкший к изменчивому климату Марса, шагал довольно легко…
Прошло уже много лет с тех пор, как на Марс прибыл первый земной корабль. Доверчивые марсиане радушно приняли посланцев с другой планеты. Среди множества заблуждений марсиан была и вера в Разум с большой буквы. Марсианам и в голову не могло прийти, что разумные существа могут нести в себе опасность для других разумных существ. Земляне же, не отягощенные подобными предрассудками, отнеслись к марсианам так же, как когда-то европейцы отнеслись к коренным американцам. Особенно это проявилось тогда, когда постепенно раскалявшееся Солнце сделало жизнь на Земле невозможной. На Марс потянулись караваны переселенцев, считавших туземцев лишь досадной помехой. И хотя наука Марса достигла больших успехов, все ее достижения были направлены отнюдь не на отражение никем не ожидаемой агрессии. Было, правда, старинное марсианское оружие, о страшной мощи которого ходили многочисленные легенды. Но этические нормы марсиан делали невозможным его использование. И древняя марсианская цивилизация пала под напором молодой и агрессивной цивилизации Земли.
Сначала марсиане были выселены из более–менее удобных для землян мест в пустыни. Затем они, потеряв цель жизни, постепенно потеряли и саму жизнь. Марсианские поселения опустели, и только песок знал, где похоронены прежние жители планеты. Земляне же бывали в пустынях лишь для поисков легендарных кладов, которые
в конце концов, марсиане стали нагло прятать от собратьев по разуму.
Вот и сейчас группа кладоискателей во главе со Шмаковым идет по пустыне.
Впереди Керимов, за ним Джонс и Браун, которые уже брели уже давно бессознательно, автоматически переставляя ноги.
Позади плелись Мюллер и Шмаков, нервы которого постепенно начинали сдавать. Временами ему хотелось убить всех, и тогда его рука тянулась к излучателю. Но он пересиливал себя, понимая, что одному не дойти.
Утром они нашли пещеру. Все приметы в точности совпадали с описанными в документе.
Усталость мгновенно была забыта. Кладоискатели бросились вперед. Нетерпение овладело ими, и они бежали, не замечая ничего вокруг. Внезапно сзади раздался жесткий и резкий скрежет, словно отворили старую дверь. Шмаков обернулся и увидел, как большая черная решетка, опустившаяся откуда-то с потолка, разорвала на части Мюллера, бежавшего последним.
– Проклятье! – вырвалось у Шмакова.
Путь назад был отрезан. Но нетерпение и жажда золота победили страх, и Шмаков кинулся вслед за своими компаньонами.
Вбежав в огромный зал, стены которого испускали яркий электрический свет, они застыли от изумления.
У стены вдоль всего зала ослепляющим огнем горели груды благородного металла. Здесь были и четырехугольные пластинки с изображениями какого-то города – старинные марсианские деньги, и всевозможные украшения и, наконец, просто слитки золота.
– Вот это да!.. – взволнованно прошептал Браун. – Да на это можно купить весь мир…
Некоторое время все стояли в оцепенении, не в силах оторвать глаз от сверкающих сокровищ. Первым пришел в себя Шмаков.
– А теперь за работу, – приказал он, – до вечера мы должны убраться отсюда.
Браун вынул из кармана небольшую металлическую коробку, стенки которой пронизывали большие и малые отверстия, и, нажав кнопку, поставил предмет на пол.
Затем они достал короткий стержень и, вставив его в одно из центральных отверстий, замкнул контакты. Послышалось равномерное гудение. Из отверстий появились металлические отростки, постепенно увеличивающиеся в длине. Некоторые из них вытягивались навстречу друг другу. Когда между какими-либо двумя отростками оставалось не более 3-х см, между их концами возникала синяя силовая дуга, и они накрепко присоединялись друг к другу.
Вскоре вместо маленькой коробочки перед отрядом появилась 10-метровая машина, специально предназначенная для передвижения на планетах с затрудненной проходимостью.
Когда вся машина была завалена золотом, Джонс устало вздохнул и проговорил:
– Ну вот, теперь можно ехать. Фух!.. Устал как черт…
И он приготовился залезть в машину.
– Погоди! – сурово остановил его Шмаков. – Принеси-ка еще вон тот слиток.
– Да куда его! Машина и так перегружена…
– Давай, давай! Не разговаривай! – прикрикнул вожак. – Браун! Помоги ему.
Когда Джонс и Браун, пошатываясь от усталости, потащились к стене, Шмаков взглянул на Керимова. Тот понял его без слов. Мгновенно выхваченные излучатели, и два человека, вспыхнув словно факел, исчезли.
– Вот теперь можно ехать, – удовлетворенно сказал Шмаков. – Пошли!
Они сели в машину и выехали из зала. Однако путь им преградила огромная решетка. Между нижними прутьями виднелись окровавленные части тела Мюллера.
– Дьявол! – Шмаков схватился за голову. – Я совсем забыл про нее.
Керимов вынул излучатель, но решетка была сделана из какого-то сверхтвердого вещества, и все старания уничтожить ее не увенчались успехом.
Они вернулись обратно в зал.
– Попробуем пробиться сквозь стены, – не теряя надежды, произнес Шмаков.
Они направили излучатели в одно и то же место, и в стене образовалась ниша, которая стала все более и более углубляться. Когда углубление достигло метров десяти, неожиданно отказали излучатели.
– Весь заряд вышел, – упавшим голосом протянул Керимов.
– Да, веселое дело. Заживо погребены. – Шмаков горько усмехнулся, но тут же вздрогнул от бешеного крика.
– Аааа!.. Ты еще смеешься, скотина! Ты, ты завел нас в этот проклятый склеп!
– Заткнись! – презрительно процедил Шмаков, но сильный удар в челюсть отбросил его к стене. Упав на спину, но сразу же поднявшись и опираясь руками о стену, Шмаков увидел, как Керимов вновь бросился к нему. Тогда, собрав всю свою волю, Шмаков сам прыгнул ему навстречу и со страшной силой ударил его носком ботинка в солнечное сплетение.
Марат рухнул замертво. Шмаков выплюнул выбитые зубы и без сил опустился на кучу золота.
…..Зал пещеры светился ярко-желтым огнем. У входа стояла машина, доверху нагруженная золотом. Груды золота валялись у стен. Повсюду сверкало золото. Много золота. Еще ни один человек не видел сразу столько золота. Посреди зала тоже лежат слитки золота. Но почему это золото багровое? На нем кровь! Кровь Марата Керимова!.. А вот он и сам. Он лежит на спине, раскинув руки, и у него изо рта стекает кровавый ручеек.
Он мертв! Все, кроме Шмакова, мертвы. Но что это? Марат зашевелился! О, боже! Он встает!! Вот он вытянул вперед руки. Вот он идет к Шмакову.
Почему он так нехорошо смеется? Он хочет убить Шмакова! «Убить, убить!» – шепчут его губы. Нет! Нет, Шмаков не хочет умирать. Он хочет жить. Жить!..
Шмаков схватил большой слиток, приготовился бросить его в Керимова и… проснулся.
«И приснится же такая чертовщина», – Шмаков брезгливо поморщился. Он взглянул на золотой слиток, затем перевел взгляд на то место, где этот слиток лежал раньше, и вздрогнул от неожиданности: за золотом он увидел голубую полукруглую дверь. Он осторожно толкнул ее, и дверь бесшумно отворилась.
Шмаков увидел такой же светлый круглый зал, как и тот, в котором он находился. Только вместо золота на полу лежало множество каких-то разноцветных трубок.
«Да ведь это знаменитое марсианское оружие!» – Шмаков вошел в зал и поднял одну из трубок.
Она была довольно тяжелой, хотя и отличалась небольшими размерами. На поверхности трубки были нанесены непонятные значки. Посередине строго в ряд были расположены три кнопки: белая, красная и черная.
Осторожно держа в руках трубку, Шмаков прошел через оба зала к решетке, преграждавшей путь на свободу. Здесь он остановился, направил оружие на решетку и нажал на белую кнопку.
Из ствола вырвался тонкий, как острие иглы, луч, но с решеткой ничего не случилось. Тогда он нажал черную кнопку. Преграды больше не существовало. На том месте, где мгновение назад возвышалась громада из металлических прутьев, сейчас клубилась лишь кучка черной пыли.
Весело насвистывая, Шмаков вернулся в зал с оружием. « Вот это находка, – думал он. – Да несколько таких трубочек во много раз дороже всего золота».
Он подошел к машине и, выкинув из нее все слитки, стал на их место укладывать марсианское оружие. Уложив первую партию, Шмаков отправился за второй.
Подойдя к куче оружия, Шмаков споткнулся о незамеченную раньше черную шкатулку. Он поднял ее и открыл крышку. Послышались еле слышные щелчки, на которые он не обратил внимания. Шкатулка была пуста. Шмаков без сожаления отбросил ее в сторону и принялся собирать смертоносные трубки.
Вдруг из дальнего угла зала вышел человек и направился к Шмакову. Тот работал, ничего не замечая. Незаметно приблизившись, человек протянул руку и произнес:
– Внимание! Приступаю к операции «Возмездие»!
Резко обернувшись, Шмаков сначала ничего не понял .Потом прерывающимся от страха голосом он произнес:
– Ты …. Кто?.. Марсианин?..
Ответом ему было молчание.
– Кто ты? – в ужасе закричал Шмаков во второй раз.
Человек ответил ровным и спокойным голосом:
– Я кибернетическое устройство на атодзегорах « КРЦ – 95».
– Это всего лишь робот, – облегченно вздохнул Шмаков.
– Да, я всего лишь робот. Я долго ждал тебя, существо с планеты Земля. Мои создатели рассчитали точно. Ты пришел сюда за тем, что тебе не принадлежит. Ты не вернешься к себе домой.
Робот отошел от Шмакова и, загородив собой выход, произнес:
– Я не выпущу тебя из этого зала.
– Ты так считаешь, глупая машина? Жалкий механизм, считающий себя всемогущим! Я уничтожу тебя!
– Это было предусмотрено. Я не включен на самосохранение. – робот отодвинул в сторону грудной щиток, за ним стал виден матовый яйцеобразный экран.
Шмаков хотел выстрелить, но экран вспыхнул искристым зеленоватым светом, и он почувствовал, что не может сделать даже малейшего движения. Все его мышцы были парализованы.
На экране появилось изображение марсианина, закутанного в красный плащ. Шмаков увидел на плаще знак Ученого Совета. Марсианин поднял руку и стал говорить. Его речь с характерным марсианским акцентом отчетливо звучала под гулкими сводами пещеры:
– Мы знали, что вы когда-нибудь придете сюда, подлые убийцы. И приведет вас тяга к желтому металлу. Много лет назад вы впервые появились на нашей планете. Мы предложили вам дружбу, вы же выбрали войну. Вы воспользовались тем, что наши братья не были приучены к войнам, и уничтожили нашу цивилизацию. Мы – представители Хранителей знаний – последние из оставшихся в живых законных властителей Марса. Мы с горечью следили за тем, как растут ваши поселения и расползаются по планете, словно злокачественная опухоль. Мы видели, как вы бессмысленно губите все вокруг, не желая даже попытаться изучить природу нашей экосистемы.
Мы легко могли бы уничтожить всех землян, но сама мысль об убийстве разумных или псевдоразумных существ нам неприятна. Мы не в силах понять ваших поступков, но, может быть, у вас были на то свои причины. Наверное, в развитии земной цивилизации был какой-то изъян. Если так, то вы, очевидно, не виноваты. Ибо не ведают они, что творят, как сказал один из великих сынов Марса. Вам просто нужно лечиться.
И такой шанс у вас будет. Вы сами уже запустили механизм отброса этого мира на десять миллионов лет назад. Мы даем вам возможность пройти пути марсианской цивилизации. Покорите первобытный Марс, и вы будете заслуженно владеть этой планетой…
Послышался глухой толчок. Пол в пещере дрогнул. Марсианин медленно опустил руку, и экран потух. Шмаков почувствовал, как оцепенение покинуло его. Он выстрелом уничтожил робота и бросился к машине.
Выехав из пещеры, он увидел, что все кругом изменилось. Появились диковинные растения, каждую секунду увеличивающиеся в размерах. Воздух был пропитан ароматом неизвестных цветов. Повсюду раздавались странные звуки, – то стон, то визг, то вкрадчивое рычание.
Из зарослей неуклюже выбежало похожее на динозавра животное и, пронзительно завывая, пустилось вслед за машиной. Несмотря на сумасшедшую езду, этот динозавр постепенно стал догонять Шмакова.
Дорогу машине преградил большой корень какого-то колючего дерева. Машина с размаху ударилась об него и остановилась. Едва Шмаков успел выпрыгнуть из кабины, как налетевший сзади зверь превратил машину вместе с ее содержимым в беспорядочную груду металла.
Шмаков метнулся в заросли. Отчаяние придало ему силы, и он долго бежал, продираясь сквозь гигантскую паутину и царапая лицо об острые ветви растений.
Но куда бы Шмаков ни бежал, перед ним снова и снова вставала густая стена из переплетающихся колючих стволов. Наконец он понял, что ему никогда не найти дороги к зоне колонистов.
Багровое солнце медленно опускалось за деревья. Его последний луч осветил переплетение черных стволов, мрачную поляну и мечущуюся по ней маленькую фигурку Шмакова. Затем солнце погасло, и наступила тьма, в которой слышались чей-то ужасный хохот и целый хор звериных голосов, приближающихся к поляне.
Июль 2006 г.
Вперёд!
– Внимание! Навстречу движется флотилия неизвестных космических аппаратов. Идентификация по каталогу Берга отрицательна, – тревожно предупредила система внутренней связи «Икара».
Она подождала ответа и, не дождавшись его, упавшим голосом – не правда ли, странно, что голос машины может менять интонацию? – произнесла:
– Провожу анализ сложившейся ситуации.
Корабль замигал разноцветными индикаторами, защелкал переключателями приборов и стал рассуждать:
– Вероятность того, что неопознанные объекты являются врагами, равна вероятности того, что неопознанные объекты являются друзьями. Мне не хватает данных для окончательного вывода. Пробую получить недостающие данные непосредственно из действий наблюдаемых космических объектов. Запускаю программу внешней диагностики. Выполняю маневр номер один.
«Икар» просигналил на космолингве во всех доступных ему диапазонах, пытаясь наладить связь с новыми объектами. Приемные антенны проанализировали полученные сигналы. Но это был обычный космический шум. Пришельцы же на призыв к общению никак не отреагировали.
Корабль включил ускорение и стал медленно удаляться от чужих аппаратов. На тех сразу же заработали двигатели, и шестерка неизвестных, окружив «Икар», замерла в ожидании. Корабль продолжал размышлять:
– Вероятность того, что это дружеские корабли, снизилась до двадцати процентов. Жду дальнейших действий противника.
На чужих аппаратах выдвинулись переливающиеся фиолетовым цветом сфероиды и корабль ударило высокими силовыми полями. Отразив их, «Икар» уверенно заключил:
– Это враги! Приступаю к уничтожению.
Корабль стал аннигилировать вокруг себя космическое пространство. Оставаясь на месте, вражеские аппараты, в то же время, начали стремительно приближаться к «Икару». Он подпустил их на точно заданное программой расстояние. Затем, непрерывно отражая силовые поля, которыми враги пытались раздавить корабль, «Икар» выпустил пучки фотонных лучей. Мгновенная вспышка озарила пространство. Космическая пыль – вот и все, что осталось от вражеской флотилии.
Немного помолчав, корабль сказал спокойным голосом:
– Программа защиты успешно завершена. Противник уничтожен. Продолжаю полет. Будут ли указания изменить курс?
Он так и не дождался ответа. Последние указания насчет перемены курса командир дал два года назад. С тех пор стрелка указателя курса неподвижно стояла против слова «Вперед».
И корабль продолжал лететь вперед.
В кают-компании «Икара» висела тишина, нарушаемая лишь ровным гулом приборов. На большом плазменном экране подмигивали показатели многочисленных датчиков, информирующих о состоянии систем корабля. В удобных кожаных креслах неподвижно полулежали трое космонавтов. На лице радиста застыла маска безразличия. Капитан, откинувшись на спинку, задумчиво смотрел в огромный иллюминатор, за которым неторопливо пробегали звезды и планеты. Третий член экипажа, космозоолог, рассеянно улыбался, рассматривая каталог животных Земли. Каталог был раскрыт между 22 и 23 страницами. Пальцы зоолога сжимали верхний уголок 23-й страницы. Очевидно, он собирался перевернуть страницу, но так и не успел этого сделать.
Какая загадочная болезнь поразила экипаж? Никто не мог ответить на этот вопрос. Мгновенная смерть как нежданная гостья посетила космический корабль.
Но корабль ничего не замечал. Он продолжал верить, что люди просто отдыхают после трудной экспедиции на Сатурн. Он спрашивал у своего экипажа совета в трудную минуту, докладывал обо всем, что замечал нового и интересного. Корабль ждал ответа и, не получив его, долго и мучительно думал: чем же он обидел людей, почему они не хотят разговаривать с ним?
Только одно, самое простое, никак не приходило в его электронный мозг. Он ни разу не предположил, что люди просто умерли. Механизм корабля не знал смерти и верил, что люди тоже не знают ее.
Каждый день приборы автоматически отмечали пройденный путь. На огромной карте околосолнечного пространства пролегала прямая как стрела пунктирная линия.
Давно убежала назад знакомая галактика, а «Икар» продолжал нестись все дальше и дальше в глубины необъятного космоса.
Для него существовал лишь один курс – «Вперед!»
Май 2004 г.
Оглянуться, чтобы почувствовать
У каждого человека бывают минуты, когда он неожиданно для самого себя начинает осторожно пробираться по тропинке памяти в своё прошлое, чтобы лишний раз прикоснуться к тому Прекрасному, что было в жизни.
Да, чаще вспоминается именно хорошее, что-то замечательное. Будто тогда, в
детстве, в юности или в зрелые годы, дрогнула невидимая струна чего-то великолепного – и звук её не умолк с годами, а живёт и звучит, стоит только хорошенько прислушаться. Разве можно не преклоняться перед тем чувством восторга, которое испытал много лет назад, но которое до сей поры так и не стёрлось в памяти?
В минуты воспоминаний вмещаются годы прошлого. Помню (мне было тогда лет шесть-семь), как мы, группа пацанов, летом босиком шныряли по улицам своего райцентра и перед нашими взорами открывались и чудесные, и гнусные картины жизни. Мы находили для себя не только новые впечатления, но и что-нибудь, так сказать, материальное. Самые удачливые становились обладателями красивых пуговиц, значков или монет, которые тут же тратились на газировку без сиропа. Но однажды мы нашли три рубля. Причём, нашёл не кто-то один, а эту трёхрублёвую бумажку увидели сразу двое из нас или даже трое. А посему эта невероятно большая для нас сумма денег без каких-либо споров автоматически стала достоянием всей компании. Трёхрублёвая купюра кружила наши головы, потому что каждый из нас от своих родителей лишь изредка получал десять, а в лучшем случае двадцать копеек. Десять копеек – это билет в кино или сто грамм самых дешёвых конфет под названием «подушечка». Но эти конфеты нами покупались редко, потому что были тяжёлыми, и сто граммов умещались в одной ладошке. Предпочитали покупать за восемь копеек длинную конфетину, которая была разделена на мелкие дольки, или брусок прессованного чая из сухофруктов за двенадцать копеек, или пачку кукурузных хлопьев за десять копеек. Ну а на те три рубля мы по единодушному мнению купили большой кулёк зефира, после чего в едином порыве съели его, запивая холодной водой из колонки. Но такое счастье выпало лишь один раз. Зато почти каждый день мы находили косточки от чернослива, урюка и ещё чего-то. Разбивали эти косточки и как деликатесы съедали их содержимое, получая при этом неописуемое удовольствие. Хотя до сегодняшнего дня мне, честно говоря, не понятно, каким образом эти косточки попадали на тротуары и прилегающую к ним территорию.
Нельзя сказать, что все радости детской жизни касались только гастрономических удовольствий. Хорошо помню, как мать уехала в областную больницу, чтобы сделать тяжёлую операцию. И как же томительно тяжело прошли те три дня, пока я не узнал, что операция прошла успешно и с моей матерью всё в порядке. Вот тогда я и испытал радость, которая была неизмеримо большей, чем уличные находки.
Незабываем и тот день, когда впервые мою душу заполнила гордость за свою страну. На центральном стадионе нашего совсем небольшого городка проводилась демонстрация, где первыми мимо трибуны маршировали офицеры-лётчики с обветренными лицами. На груди каждого из них позвякивали боевые ордена и медали. На фоне довольно пыльной беговой дорожки стадиона бросались в глаза их до блеска начищенные сапоги. Тогда я впервые живьём увидел так много тех самых лётчиков, которые ковали в небе победу над фашизмом, – и от этого захватывало дух. Второй раз такую же необыкновенную гордость за свою страну я испытал лишь спустя несколько лет, в тот день, когда наш советский человек Юрий Гагарин первым прорвался в космос. Такого всенародного ликования я в жизни больше не видел. Подозреваю, что сегодняшние хулители прошлого скажут мне, что яркие впечатления возможны лишь на тёмном фоне.
Школьные годы принесли новые радости, и эти радости были связаны прежде всего с процессом познания окружающего нас мира. Математика и физика толкали к абстрактному мышлению. История поражала страданиями, которые испытали целые народы. Литература завораживала своими образами, и библиотека манила уже гораздо сильнее, чем улица. Биология, химия география… Стало ясно, что в океане знаний берегов не существует.
Минуты восторга от находок случались и в школьные годы. Мы постоянно что-то искали: в реке – рыбу, в лесу – грибы, в ночном небе – пролетающие космические корабли… И находили иной раз то, о чём не могли и мечтать. Как-то летом, пробираясь за городом по оврагу, который превратился в свалку, я нашёл настоящую боевую винтовку, правда, изрядно подпорченную ржавчиной. Прибегнув ко всем мыслимым и немыслимым способам конспирации, я притащил винтовку на чердак родительского дома и зарыл её в опилки. Я так ликовал, такой восторг охватил меня, что в тот день вечером я долго не мог уснуть. Тайком от родителей изо дня в день я приводил винтовку в порядок. Ни одна душа не знала о моей находке, однако я был на седьмом небе от того, что именно мне посчастливилось стать обладателем этого оружия. Первого сентября я пришёл в школу и шёпотом рассказал своему другу-однокласснику Сергею о винтовке. Уже после обеда мы были на чердаке, клацали затвором и размышляли, где бы достать патроны. Мой друг-шестиклассник, как и я, не знал, где найти патроны, но зато узнал, где хранится винтовка. На следующий день, после четвёртого урока, Сергей сказался больным и исчез из школы. Спустя два часа мой отец пришёл домой на обед и, услышав возню над головой, поднялся на чердак и застал бедолагу во всеоружии. В тот день я увидел, что граница порядочности осталась без охраны, и впервые всерьёз задумался над вопросом, что такое дружба.
А над вопросом, что такое любовь, я стал думать уже через пару лет,
когда на рамке своего велосипеда прокатил свою одноклассницу и впервые
почувствовал пьянящий аромат девичьих волос. Вот это была находка! Это вам не ржавая винтовка. Это – выстрел, и прямо в сердце. Потом каждый день я смотрел в её глаза и больше ничего не видел. Ничего! Тогда я ещё не знал, что женщина всегда хорошо выглядит, если смотрит на мужчину, которого любит.
Школьные годы как в тумане, а вот студенческие – будто всё было буквально вчера. И хотя я не верил в чудеса, но убедился, что есть восьмое чудо света – это тело любимой женщины. Тягу к женщине можно сравнить лишь с силой земного притяжения.
А сколько именно в те студенческие годы было прочитано интереснейших книг. Мы не гнались за количеством: интуитивно чувствовали, что качество нам этого не простит. Мы старались читать литературную классику и философию. Поражали глубокие мысли, погружаясь в которые мы зачастую не могли достать дна. Мы до хрипоты спорили с мудрецами и между собой, разжигая свою фантазию и темперамент. В мире мудрых мыслей, как оказалось, мира нет. На вечные вопросы есть множество сиюминутных ответов, – это было для нас открытием. В поисках истины заблудилась не одна сотня мудрецов, однако мы чтили их за то, что они добровольно отправились в великий поход. Мы добросовестно штудировали учебник по научному коммунизму и с не меньшим азартом вглядывались в окружающую нас действительность. Было над чем задуматься, а в плодах раздумий всегда заводятся черви сомнений. Новые мысли по новому наводят порядок в лабиринтах мозга. На собраниях иногда приходилось аплодировать, чтобы окружающие не догадались, о чём ты думаешь. Кто не умеет думать, вынужден верить. Однако мы предпочитали думать, начиная понимать, что догма – это элемент стабильности. Позже мы увидели, что догматики плохо наступают, но хорошо держат оборону.
Закончилась учёба в институте, и началась работа. Работа не волк, но что-то звериное в ней есть. В лице руководства часто хотелось видеть другое лицо. Денег не хватало, но, расставаясь с деньгами, мы всегда надеялись на новую встречу. Мы всерьёз впервые столкнулись с бюрократией и заметили: бюрократы гнездятся вокруг тех мест, где кто-то работает. Специалистов готовят вузы, профессионалов – труд. И уже через месяц-другой мы начали получать удовольствие от того, чем занимались с утра до вечера. С годами мы поняли, что постоянно счастливыми нас делает только труд. Труд – это воздух, которым дышит деятельный человек. Как и в институте, мне и на работе постоянно хотелось быть первым. Но мой друг, склонный к сарказму, сказал мне так: «Не стремись быть первым: их часто бьют. Не будь последним: их бьют сильнее, чем первых. Не стой в середине – задавят». А сколько интереснейших людей встретилось на дороге жизни! Ведь даже если человек не интересен своим умом, он интересен своими глупостями. Я, например, заметил, что среди тех, кто сам себе создаёт проблемы, изрядное количество добровольцев. Чужая глупость – это ведь тоже пища для ума.
Рука судьбы берёт за шиворот целые народы: к нам пожаловала «демократия». Правда, демократия болталась на нашем народе как костюм на вырост. Иначе как объяснить, что на всех уровнях власти в первую очередь избирали тех, кто смог больше украсть. Правда, не всем, кто залез в государственный карман, удалось вовремя выбраться обратно. А сколько промелькнуло перед глазами политических карликов; и каждый из них питал иллюзию, что он продолжает расти. Они изо всех сил рвались к власти с обещаниями сделать народ счастливым. Но мы-то знали, что, если мухи летят на мёд, это ещё не повод считать их пчёлами. Многие из них повторяли одно и то же. Так и хотелось воскликнуть: «Сколько единомышленников на одну мысль!» И глядя на этих выскочек, мы лишний раз убеждались, что власть начинается с вешалки, где оставляют ум, честь и совесть. Редкому политику удалось приобрести имя, всё ограничивалось фамилией. Политическая ситуация в стране складывалась как кубик Рубика. Идеи носились в воздухе и выбирали себе жертвы. Был период, когда жизнь зашла в тупик и там ей понравилось. Но тупик – это всего лишь один из пунктов на пути следования. Выручил неприкосновенный запас терпения народа, ведь роль личности в Истории играют массы. И всё же и в большой политике не всё так плохо. Тот, кто видит мир в чёрном цвете, не замечает оттенков. На поворотах судьбы есть риск не справиться с управлением. Мы, хотя и частично, но справились.
Чтобы каждый день был в душе солнечным, нужно иметь светлую душу. А душа светла, когда её освещает собственный огонь. К тому же жизнь слишком коротка, чтобы быть пессимистом. Время пройдёт, заметая за собой следы. И память снова будет возвращать меня в прошлое. Настоящая жизнь может быть и в прошедшем времени. И безусловно вспомнятся дни сегодняшние, когда пока ещё нет шестидесяти. Когда по утрам относительно легко встаю с постели и, проделав привычные процедуры, отправляюсь на работу решать проблемы. Вспомнятся потому, что после восьмидесяти проблемы начинаются уже с того момента, когда утром откроешь глаза. И будет тяжело, неимоверно тяжело. Будет больно до того самого мгновения, когда сердце последний раз шевельнётся в груди. И если сознание меня не покинет, я обязательно оглянусь на Прошлое, чтобы почувствовать, что жизнь была прекрасна. Прочитав эту фразу, пессимист наверняка усмехнётся и подумает: «Твёрдость в убеждениях ещё не гарантирует их прочности». Но пусть он вспомнит, как однажды Иван Бунин воскликнул: «Нет в мире смерти, нет гибели тому, что было, чем жил когда-то! Нет разлук и потерь, доколе жива моя душа, моя Любовь и Память!»
Март 2012 г.
К оглавлению...
