На сцене Женщина средних лет, в одном из кризисных периодов. А кризис, как известно, в женской судьбе может быть абсолютно в любом возрасте.
Сцена напоминает кабинет психолога, хотя может быть абсолютно абстрактным пространством.
Кроме главной героини на сцене может быть столько персонажей, сколько их допустит воображение режиссёра.
Сеанс первый
Женщина долго молчит перед тем, как начать.
Не торопите меня!.. Пожалуйста. Не торопите… Рассказать просто какую-то историю из жизни – это одно, а, чтобы самое неприятное воспоминание… Да ещё и из самого раннего… Да, доктор, я понимаю, что это необходимо… да, понимаю, что надо найти… я всё понимаю. Но вы меня не торопите, я вам деньги за время плачу, и какая вам разница, буду я этот час историю рассказывать или буду трепаться, почему я эту историю рассказать не могу… Я не сержусь! (Пауза.) И вспомнила я одну историю, но я не уверена, что это самое неприятное. А домашние задания я всегда выполняю, от учителей или от врачей, всегда делаю всё, что требуют… Даже если мне это кажется бессмысленным. Потому что я – отличница, не в смысле отметок, а по жизни. Ну это я уже рассказывала. Так вот, из детства… Только не торопите…
Пауза.
Он стоял на площади. Да – среди машин, людей и асфальта. Он стоял на высоком постаменте. Чтобы его увидеть, надо было задирать голову вот так (Показывает.)
Он был огромный, недоступный, независимый. Он стоял напротив ресторана «София». Сейчас там какой-то Ростикс или Старбакс, и вообще там всё сейчас совсем не так, но Он стоит. Хотя напротив ресторана ему, наверное, нравилось больше... Что вы улыбаетесь? По-вашему, если ты памятник, то у тебя уже и собственного мнения быть не может? А тогда я вообще не думала, что он памятник. Он был великан. То есть, я та, маленькая, думала, что он – великан. Когда меня водили гулять, и мы приходили к площади Маяковского, я всегда задирала голову и с ним разговаривала. Мысленно, конечно, чтобы не смущать окружающих взрослых. Это выглядело так: я задирала голову и молча не сводила с него глаз. Кажется, мама однажды попыталась мне рассказать, кто он такой, что написал, почему ему памятник поставили. Но я поняла только, что великана зовут дядя Маяковский. И Он стал моим другом. А потом однажды... В начале зимы... я вдруг поняла, что Он очень несчастный. Потому что Он был в пиджаке. А уже выпал снег, и ему, наверняка, холодно! Зимой все в пальто, а Он – в пиджаке. Это несправедливо! Вот дядя Пушкин на Пушкинской площади – в пальто!.. А дядя Маяковский на Маяковской – без… И там на площади я сразу заплакала, а бабушка не поняла ничего. Но бабушка ладно, бабушки могут не понимать, они же старенькие. Я еле дождалась вечера, когда с работы придут родители.
Обращается к одному из зрителей.
– Папа! Ему нужно пальто! Ему холодно! Дай ему пальто!.. У тебя только одно пальто?.. Тогда плащ! Одолжи ему хотя бы плащ! Как кому?! Великану дяде Маяковскому, на площади!.. Почему?! Ну папа! Я целую неделю буду слушаться бабушку во всём! Я даже буду есть манную кашу! Ну пожалуйста…
Пауза.
Вообще мой папа очень добрый, но тогда он посмеялся, сказал что-то типа «не фантазируй» и ничего не дал дяде Маяковскому.
Обращается к зрительнице
– Мама! Ну хоть ты… Мамочка! Понимаешь... Ему холодно…
Пауза.
Но у мамы было такое уставшее лицо, что я ничего не стала ей говорить.
И всю зиму потом меня боялись выводить на площадь, гуляли во дворе. Как увижу Маяковского в пиджаке под снегом – сразу слёзы градом. Мне казалось, что ему очень холодно, а я ничем не могу помочь…
А к лету, когда все люди уже ходили без пальто, мы всё-таки пошли на площадь. И я уже так по нему соскучилась, по дяде Маяковскому. И мы пришли на площадь. И я задрала голову, и поздоровалась с ним! И он тоже был рад меня видеть. И я ему рассказала, почему меня так долго не было. А он ответил, что совершенно не сердится на моего папу, ему всё равно не подошёл бы размер. Так что папа не виноват, просто размер другой… И мне тогда стало так весело и хорошо! А потом… Потом прилетели голуби. И они сели дяде Маяковскому на плечи, на руки, и даже на голову. И потоптались там, а потом… они почему-то решили, что у них там туалет… А он их не отогнал, дядя Маяковский… Я сначала подумала, что он дружит с голубями, и они прилетели его навестить, ну в смысле в гости. А когда они начали ему на голову гадить… А гости разве гадят тебе на голову?.. Ну, наверное, бывает и так, не знаю… но так не должно быть! Особенно, если в гости к Маяковскому! И тут я вдруг поняла, что ничего он с ними не дружит. Он просто не может их прогнать, и вообще ничего он не может. Потому что он – не великан. А просто памятник. И от этого понимания стало так больно…
Пауза.
Нет, я не заплакала. Я тогда просто сказала бабушке, что не хочу больше никогда сюда приходить. И мы долго не приходили. А потом вообще уехали их центра в какой-то очень новый район, где все дома были одинаковые, и никаких памятников вообще не было.
Пауза.
Это, наверное, совсем не такая история, которой вы от меня ждали… Я вас разочаровала… Почему нет? Я же по глазам вижу! Вы хотели что-нибудь про секс, про какую-нибудь травму от подглядывания за родителями… Ну, не ждали, так не ждали, ладно, не будем ссориться. Доктор! Я не истеричка, я просто допускаю, что и у врачей, как у памятников могут быть живые человеческие чувства. Вы видите, доктор, я сравниваю вас с памятником, а это значит, что я очень хочу вам верить!
Сеанс второй
Женщина снова долго молчит перед тем, как начать.
Не торопите меня! Сегодня у меня голова квадратная. Я столько прочитала про этот ваш психоанализ и вообще про разную психологию… Я знаю, что вы меня просили этого не делать. Знаю. Вы просили. Но я вам не обещала. Вы можете теперь от меня, как от пациента отказаться. Ваше право. Я вам плачу за каждую сессию по факту, а вперёд не плачу. Так что, можете отказаться. Но вы не будете этого делать, потому что вам нужны пациенты, это ваш хлеб. Ну что вы хмуритесь? Я, может, дамочка со странностями, но в целом современные реалии понимаю, и про кризис, и про безработицу. И деньги, которые я вам за сеансы плачу, тоже мне не с неба падают. Но это уже моя взрослая жизнь, а мы говорим о той, которая эту каким-то странным образом подсознательно обусловила… Вот как я выражаться научилась! Хотя, не верю я в этот ваш психоанализ… А зачем тогда хожу?.. (Пауза.) Я вспомнила ещё одну историю… да, из раннего, про торт. (Смеётся. Потом резко становится серьёзной.) Это очень смешная история. Если бы её рассказывал артист, она была бы очень смешная. А я расскажу, как получится.
Пауза.
Итак, про торт. Впрочем про тортик, потому что он был не очень большой. Скорее даже маленький. Но очень вкусный. Бисквит, безе, крем и орехи. Я такие обожаю. А вы такие любите?.. Что? Совсем сладкого не едите?! Диабет?.. Простите, я забыла, я про вас ничего не должна знать, это мешает. Всё, про вас больше ни слова, вернёмся к торту. Обычно все сладости до чая стоят в холодильнике. Но на этот раз торт почему-то оказался на столе сразу, как только его принес кто-то из гостей. Праздник начался. Помню, как гости пили, ели, смеялись. Все было как всегда, ужасно скучно…. И я уже хотела незаметно улизнуть, чтобы заняться куклой. Такого пупса мне подарили, правда я мечтала совсем о другой кукле. Но про куклу как-нибудь в другой раз расскажу, это отельная история. Так вот, торты обладают магической силой: они притягивают к себе до тех пор, пока их не отправишь в рот. У вас тоже так?.. Ой, забыла, вы же сладкого не едите. Лишние калории? Бережёте фигуру?.. Ой, простите, я опять про вас. Всё, больше не буду. Так вот… Гм… на чём я остановилась? А… Мама была в тот вечер в хорошем настроении, и она разрешила мне съесть кусочек, не дожидаясь чая. Торт порезали, но поленились идти на кухню за блюдцем и поставили передо мной всю коробку. И я начала есть. (Блаженно улыбается.)
Гости о чем-то горячо спорили, чокались, пили, ели… Потом включили телевизор, потом заходила соседка; потом снова пили и ели. А когда мама решила, что пора переходить к сладкому, тут все вспомнили обо мне. И увидели… ну как бы это сказать… Вы уже догадались? Да?.. Вся перемазавшись в креме, я соскребала остатки бисквита с опустевшей коробки. Почему-то наступила тишина. Абсолютная. А я?.. А что я… Это я сейчас сразу бы поняла, что что-то не так, а тогда… Я отодвинула от себя промасленную картонку и сказала, что торт был очень вкусный. И как воспитанная девочка добавила: "Большое спасибо". А они молчат и странно так на меня смотрят. Ну я решила их поразить и говорю: Мерси мон шер ами. Это я в кино видела, там девочка так говорила и её сразу за это хвалили. И я запомнила, девочка из кино несколько раз эту фразу повторила. И её гости её хвалили. А эти молчали…
Потом мама как-то ненатурально засмеялась. За ней остальные. А папа как-то закашлялся, потом вроде бы тоже улыбнулся. Ну, и я решила не отставать от взрослых. И все мы какое-то время смеялись. А потом, отсмеявшись, мама попросила папу сходить в кондитерскую за новым тортом. Я тут же честно сказала: "Спасибо, мамочка, не надо! Я больше не хочу".
Но папа все-таки пошел в кондитерскую. У нас булочная была в соседнем доме, он быстро сходил. И новый торт был тоже красивый, но уже не безе. И мама первым делом предложила кусочек мне... И гости на меня все посмотрели и замолчали. И я тут уже поняла, что от меня чего-то ждут… Но не могла понять, чего! Тогда я честно сказала, что торт без безе я не очень люблю. И мне гораздо интереснее играть с подаренным пупсом. Меня же учили, что надо говорить правду. Вот я и сказала – правду, и мне казалось, что все должны быть довольны моим ответом… Но какая-то тётя тихо так, но я услышала, прошептала: «какой невоспитанный ребёнок». А почему не воспитанный, я же сказала спасибо, и даже на иностранном языке потом сказала, и про второй торт, не безе, тоже честно сказала.
Пауза.
Говорят, что до конца вечера я лежала под диваном и горько плакала. Взрослые что-то говорили про раскаяние, про чувство вины... Но я плакала от обиды. Я действительно тогда не понимала, чем они не довольны. А эта тётя потом ещё сказала, что если я и дальше буду так, то меня никто любить не будет. И это было ещё обидней. И ещё у меня тогда живот разболелся…
Пауза.
А вам в детстве говорили, что вас любить не будут?.. Наверное, говорили, вы поэтому в психологи пошли… Какая связь? Ну, я читала, что пациенты в своих докторов часто влюбляются… То есть, на этой работе у вас меньше шансов остаться без любви… Это я читала, так написано… Ну, может, я что-то путаю. Нельзя верить во всё, что написано. Это я раньше верила всему, что говорят, пишут, показывают… А сейчас… я и себе то не всегда верю… Но в любом случае, влюбляться в вас я не собираюсь. Даже и не надейтесь. Во-первых, вы не в моём вкусе. Во-вторых, там, в одной статье написано даже не «часто», а «все», да, так и написано «все пациенты влюбляются в своих психоаналитиков». А зачем мне быть, как все? Вот уж не надо! И, в-третьих, я вам плачу. А как можно влюбиться в человека, который слушает тебя за деньги?
Сеанс третий
На этот раз Женщина начинает сразу. В руках у неё листок, видимо, готовясь к сеансу, она написала свою историю.
В нашей большой коммунальной квартире были великолепные коридоры. Я уже говорила, что мы жили в коммуналке?.. Коридоры я, конечно, называла – колидоры. Знаю, это совершенно не оригинально. Но мне слово нравилось. Так нравилось, что потом, когда я научилась говорить правильно, чтобы «колидор» всё-таки иногда произносить, я так назвала своего волнистого попугая: Колидор! А потом, когда попугай умер, у меня так звали кота. А ещё… Я сейчас отвлекусь от раннего, ладно?.. Ага… Где-то в подростковом возрасте у меня была теория. Слушайте! (Усмехается.) Впрочем, вы и так меня слушаете, куда вы денетесь… Ой, извините. Итак, моя теория. Когда говорят, что жизнь – путь, дорога, то это неправильно. Потому что с дороги можно свернуть: вправо, влево, хоть по диагонали, стен то нет; а с жизни, куда с неё свернёшь?.. Так что, это не дорога, а – правильно, догадались, да – коридор. Или система коридоров, и поворачивать можно только, когда до перекрёстка дойдёшь. Вот там стой и думай, куда дальше идти, а потом до следующего перекрёстка топай, куда стены ведут… До перекрёстка без вариантов. Ну, если вдруг в тупик не придёшь. Однако, никакого пессимизма, потому что есть секрет. Вот теперь слушайте внимательно! Внимание, секрет! Если этот коридор как-то сделать менее серьёзным… улавливаете? Нет ещё?.. Например, если назвать коридор как-нибудь неправильно, например, колидором, то перекрёстков тогда будет больше, гораздо больше! А тупиков меньше! И если ты этот секрет знаешь, то жизнь у тебя будет гораздо более счастливая, чем у других. Вот. Теперь вы тоже этот секрет знаете. Пользуйтесь. Дарю.
Довольно улыбается. Пауза.
Всё, возвращаюсь к раннему. К истории. (Подглядывает в «шпаргалку».) Значит так, пройти из конца в конец по нашему коммунальному колидору, даже просто дойти от комнаты до кухни – это было целое путешествие. Колидора было собственно два, буквой «Т». Естественно, вся прелесть заключалась в том, который длиннее и темнее… Лампочка? Конечно, была, но… Во-первых, выключатель находился на высоте, удобной для взрослых. А, во-вторых, в темноте гораздо интереснее. Можно было представить, что коридор… то есть, колидор – это страшный сказочный лес, скрипучая дверь в чулан – вход в пещеру Бабы Яги. Или лучше не лес, а подземный ход, по которому маленькая принцесса убегает от злой волшебницы… Злая волшебница тоже была, и очень даже настоящая! Это бабушка, которая заставляет есть кашу. А вы что, любили в детстве кашу?.. Ну вот то-то же… И не надо блестеть глазами, в детстве никто не любил есть кашу. И не отвлекайте меня!.. Потом пишут «пациенты, мол, сами влюбляются… а мы только работу свою выполняем…» Ой-ой-ой… А глазами блестеть не надо!
Пауза.
Всё. Возвращаемся в колидор. Ещё по нему можно было не идти и не бежать, а красться на цыпочках вдоль стены и прислушиваться к странным звукам из секретной лаборатории… Лаборатория – это кухня, оттуда всегда странные звуки. Главное, ощущать себя разведчиком, рискующим жизнью. Вот, опять вы смеётесь… Да я по глазам вижу, которые ещё и блестят... Ну, не смеётесь, улыбаетесь… А ничего смешного тут вообще нет. Потому что, опасность обнаружения не так уж мала: на кухне соседка, баба Катя-граммофон. Если она застукает, даст такого шлепка, что сразу начнётся игра в пожарную сирену... Да, нет, она добрая, нормальная такая бабкатя, она вовсе не со зла шлёпнет, а «шоб дитя под нохами не путылось»… Ну да, я вам уже не в первый раз говорю, что у меня было весёлое прекрасное детство. И зря мы время теряем, пытаясь там что-то найти… Ладно, вам виднее, вы врач. Всё не отвлекаюсь.
Итак, самая большая колидорная игра начиналась, когда после долгих уговоров, со мной соглашался поиграть папа. И тут я… нацепив мамино гигантское платье, утопив малюсенькую ножку в маминых туфлях на каблуке, раскрыв над головой старый кружевной зонтик соседки тёти Лиды… Она тоже была добрая, нормальная такая тётьлида. У нас была куча соседок, и все меня очень любили, вот. И вам не удастся меня убедить в обратном. Всё, не отвлекаюсь.
Итак, я брала под руку утомленного моей фантазией отца, и мы торжественно начинали променад по коридору. То есть, конечно, Колидору! Туда- сюда. Сюда – туда. (Показывает, как они гуляют.) Я приветливо кивала головой воображаемым встречным парам, и коридор… Колидор превращался в тенистую аллею дорогого заморского курорта.
– Какой прелестный вид отсюда на горы и закат! – Говорила я тоном светской дамы. Ну, если не считать хромания на букве «р» и оглушительного присвистывания на всех шипящих. Сейчас ещё раз, продемонстрирую, как это примерно звучало: Раз… Раз-раз… Лаз… Какой плелефтный фит отфюда на голы и факат! Плелефть! Вот примерно так. А папа?..
– Да, – вздыхал папа, оглядывая серый, в трещинах и подтеках, давно без ремонта, потолок, – Вид более чем плелестный… Плелесть. Сплошная беспробудная пле…
Что?.. Час уже закончился? Так быстро?.. Но я ещё недорассказала свою историю… Я только начала… Там самое главное дальше… Нет, я в следующий раз не смогу, мне сейчас надо… Давайте я доплачу… Следующий пациент?.. Ну да, конечно. Понимаю. (Рвёт написанную заранее шпаргалку.)
Сеанс четвёртый
Сегодня Женщина одета наряднее, и косметика делает её лицо более привлекательным.
Нет, про колидор я больше не буду. Я вам не сериал пересказываю, чтобы с того же места, на котором закончилась предыдущая серия… И я не компьютер, чтобы можно было на паузу поставить. У вас много пациентов, я понимаю. Но про колидор я больше не буду. (Пауза.) Сегодня я расскажу про Эльвиру. (Пауза.) Какая же она была красивая! Какие оборочки на платье! Какие туфельки с бантиками! А глаза? А волосы? Всё, как настоящее! Вот-вот заговорит… Я так на неё восхищённо смотрела. Мы с бабушкой часто ходили в магазин, как в музей – смотреть. Там много чего было красивого. Но Эльвиры раньше не было. А в этот раз, про который я рассказываю, я как увидела, замерла, даже, наверное, рот открыла.
Там такая приветливая продавщица, она заметила, куда я смотрю и ласково предложила:
– Показать?
А бабушка испуганно стала отказываться – Нет-нет! Не надо, это слишком дорогая вещь.
– Да! Да! Казать! Хочу!!! Хочу!!! – Это я.
Продавщица достала куклу с витринной полки и аккуратно её наклонила. Красавица томно опустила веки с пушистыми ресницами и мелодично пропела «ма-а-ма-а». Ах, как красиво пропела!!! «Ма-а-ма»…
У меня дома были куклы, я с ними часто играла. Одну звали Наташа, другую Ира, третью просто Кукла. А почему я ей не дала имени?.. А… так эта кукла была просто пупс, и не понятно какого пола, а как можно дать имя, если не знаешь, кто у тебя, мальчик или девочка. Хотя ведь можно была назвать Саша или Женя?.. Почему я тогда не сообразила? Гм… Наверное, думала, что малыш подрастёт, я пойму его половую принадлежность и тогда уже назову. Но все мои куклы ни в какое сравнение не шли с этой… принцессой! У Иры и Наташи вместо волос было что-то мочалкообразное, глаза нарисованные, вместо «ма-ма» они жалобно скрипели невразумительное «и-игд», а вместо платья у Иры был кусок бабушкиного халата. Наверное, платье когда-то было, но где и когда потерялось, никто уже не помнит, Ира мне досталась от двоюродной сестры, которая выросла. А у Наташи была магазинная одёжка, но из ткани, очень похожей на бабушкин халат.
А продавщица тем временем поправила кукле волосы, повертела её в руках, оборки на платье заколыхались.
– Нет-нет, пожалуйста, не надо. Это не для нас… – Бабушке кукла почему-то не нравилась.
– Очень хорошая кукла, немецкая, их совсем немного привезли.
Я погладила кружевную юбочку игрушечной модницы, я правда помню это ощущение восторга. Ну как бабушке может не нравится это чудо?! Затаив дыхание от предчувствия счастья, я перевела горящие глаза на бабушку.
– Ну… Может быть, потом… На день рождения…
– Берите сейчас! Расхватают! Потом не будет.
Я почувствовала, что идут переговоры, и что неземное чудо может стать моим, я просто опьянела от восторга, и, осмелев, потянулась к самозакрывающимся волшебным глазам.
Но продавщица отодвинула куклу, – Осторожнее, можешь поломать. Вещь действительно не дешёвая.
– Хо-чу-у! – У меня от волнения губы пересохли… Я так хорошо помню, как это было… Надо же, ведь сколько лет прошло… (Пауза.) Можно, воды? А то правда пересохли, как тогда (Смущенно улыбается, пьёт.) Я вдруг поняла, что именно о такой кукле всегда мечтала. Видела её во сне. Ждала и надеялась на эту встречу. Я назову её Эльвира. И буду с ней дружить. Это был как раз тот момент, когда я потеряла друга – дядю Маяковского. Помните, я рассказывала?.. А Эльвира ещё лучше. И голубям я не позволю пачкать её платье. А сама буду стараться стать похожей на неё, буду такой же красивой… Мы вместе станем рассматривать картинки в книжках и смотреть на прохожих в окно. Я расскажу Эльвире про все свои игрушки, и про всех бабушек-тёть-соседок, и про все свои секреты, и нам вдвоём совсем не будет скучно и страшно, пока бабушка вечно на кухне, а папа с мамой всегда на работе. Эльвира совсем как живая, она не просто кукла, она – самая настоящая подружка. А потом мы пойдём в гости ко всем бабушкам-тётям-соседкам, и каждую в отдельности я познакомлю со своей Эльвирой. А если какая соседка вдруг начнёт ругаться, то это тоже будет теперь не страшно, ведь я буду не одна, у меня будет самый лучший, самый близкий, самый любимый друг – красавица Эльвира! И ночью Эльвира будет спать в моей кроватке, и ей будет не страшно засыпать и просыпаться. А если она ночью проснётся, я её покачаю.
Задумчиво качает воображаемую куклу.
– Берите сейчас, смотрите, как внучке нравится, как глазки сверкают! – Это продавщица.
А что тогда ответила бабушка? Сейчас вспомню… бабушка стала такая грустная… И сказала:
– Да, глазками сверкать, это она умеет.
Именно так. Да, мне и потом часто говорили, что у меня глаза светятся, горят… Я не хвастаюсь, просто так говорили… Раньше. Сейчас уже, наверное, нет… или бывает? Вы не обращали внимание?.. А вот у вас иногда загораются… Или блестят, я в прошлый раз вам говорила. Загораются и светятся, или блестят, не знаю, как правильнее про глаза сказать… Да, у вас вот это самое. Особенно, когда вы говорите, что время истекло, и мне пора заканчивать… Вы, наверное, представляете, что, сейчас будет перерыв, и вы выпьете чашечку кофе… Или что вам сейчас позвонит… или хоть сообщение пришлёт… Кто? Ну, этого я не знаю, это вы должны знать, чьего звонка вы ждёте. Я же вижу, вы всё время на айфон смотрите, он на вибро режиме стоит, и вы дёргаетесь от каждого шороха, вдруг сообщение… Да вы не мучайтесь. Мы можем сегодня пораньше закончить, я вам за час заплачу, как обычно. Или давайте про вас поговорим, о том, о чём вам сейчас хочется. А то ведь целыми днями про чужие проблемы слушать, так и с ума сойти можно. Опасная у вас профессия… Давайте, говорите, а я буду слушать и понимающе кивать. А?.. Врачебная этика. Ну да. Условия игры. Ладно. Тогда давайте просто помолчим. Смотрите на свой айфон. А я на вас посмотрю. И помолчим.
Сеанс пятый
Женщина долго изучающе смотрит на врача, будто это она врач, а он её пациент.
Да, я решила дорассказать ту историю про Эльвиру. В прошлый раз не вы меня прервали, а я сама, по собственному желанию. А это совсем другое дело. Так что… продолжим. Хотя я не уверена, что мне хочется об этом рассказывать… Вы, когда говорили, нужны воспоминания «из раннего», вы обратили внимания… Это ведь не случайно, что так похоже звучит «из раннего» – «изранено»… Рано и рана… корень один! Вы то, наверное, давно об этом знаете? Да?.. А я вот только открыла. Ладно, продолжим.
Вы помните, на чём мы остановились?.. Краткое содержание предыдущей серии не нужно?..
Так вот, продавщица сказала, сколько стоит эта моя мечта – кукла Эльвира. Названная цифра ничего не значила для меня, но бабушка побледнела. Или даже позеленела, схватила меня за руку и, ничего не говоря, потянула к выходу. А продавщица, пожала плечами, наклонила Эльвиру ещё раз, извлекая на свет песенное «ма-ма». Затем поправила и без того идеальные кукольные локоны и развернулась вместе с игрушкой к витринной полке.
И тут я поняла, что меня хотят разлучить с только что обретённым лучшим другом.
– Не-е-ет! – Я вырвалась из бабушкиных рук и бросилась обратно.
А другая продавщица в этот момент показывала рыжеволосому мальчику пожарную машину, и недовольно заметила
– Какая невоспитанная девочка.
Вот опять, как в истории про торт, опять меня назвали невоспитанной. Но в тот момент я об этом не думала, я орала
– Нет! Пожа-аста! Не уходи! – Я прилипла к прилавку, и честно старалась не заплакать, но губы дрожали, в животе горячим острым спазмом шевелился страх. Страх потери.
Продавщица с куклой вздрогнула от моего крика, обернулась, застыла… ещё раз посмотрела на меня, на бабушку, поняла, что покупка всё же не состоится, и поставила Эльвиру на место. А бабушка что-то вкрадчиво стала нашёптывать и пыталась оттянуть меня от прилавка.
Женщина говорит, изображая то девочку, то бабушку.
– Пойдём посмотрим другие игрушки в другом отделе, там мишка и зайчик, и мы вообще не собирались ничего покупать, мы же сразу договорились только смотреть. А договор дороже денег…
– Ни хочу мишку, хочу Элвилу!
– Ну ты же мне обещала ничего не выпрашивать!
Конечно, обещала, да, я и не выпрашивала: ни мишку, ни зайчика, ни ведёрко с лопаткой и формочками, ни яркие кубики со сказочными героями, ни даже переводные картинки, но… Эльвира... это совсем другое! Это не просто игрушка! Это… друг… ну разве можно сравнивать! Я не могу отсюда уйти без Эльвиры…
Кукла смотрела с полки своими безмятежными голубыми глазами, и, казалось, всё понимала. Мне даже почудилось, что Эльвира тоже не хочет расставаться.
– Ну пойдём же! Хватит. – Бабушка обхватила меня за талию и постаралась оттащить.
– Нет! Нет! Нет! – Я стала топать ногами, а руками ухватилась за край прилавка.
– Какая капризная нехорошая девочка!
Пауза.
Можно ещё воды?.. Спасибо. Про нехорошую девочку это продавщица с пожарной машиной подтвердила свой диагноз и добавила: Таким плохим детям вообще никто ничего дарить не будет!
И в этот момент она как раз упаковала машину и отдала её рыжему мальчику.
- Пожа-аста, пожа-аста, пожа-аста… – Как заклинание твердила я волшебное слово. (Пауза.)
Что?.. Нет, воды больше не надо. Со мной всё в порядке…
Там на полке было много кукол. Они все были разные, и все красивее Иры и Наташи, но они не имели никакого значения. Я на них много раз любовалась, и, наверное, хотела какую-то из них себе, но всегда уходила спокойно, когда бабушка объясняла, что это купить сейчас нельзя. Все те куклы были красивые, но только Эльвира – совсем другое.
Пауза.
– Да уведите же этого ребёнка, она сейчас витрину разобьёт.
– А какой пример другим детям… Ай-яй-яй…
– Безобразие! Совсем не умеют детей воспитывать…
Осуждающие голоса из собирающейся вокруг толпы заставили бабушку дёрнуть сильнее, острый край стеклянного прилавка впился в ладони. Было очень больно, но я не отцепилась. Лицо Эльвиры стало таким родным за те несколько мгновений, пока я фантазировала, как хорошо будет вместе в долгие-долгие часы одиночества, когда все взрослые заняты своими делами. Я была уверена, что Эльвира в глубине своей кукольной души тоже плачет, но она, Эльвира, хорошая, не капризная и воспитанная, настоящая принцесса, поэтому в отличие от меня она не плачет и не кричит, а страдает молча.
Пауза.
– Какой ужас, да таких детей пороть надо … – Раздалось из толпы.
– Смотри, какая упрямая, уже кровь на руках, а всё держится… – Ахнул кто-то.
– Милицию надо вызвать…
– Ну а что вы хотите, еврейское отродье…
Пауза.
На последнюю реплику бабушка замерла, напряглась. И вдруг со всех сил ударила меня по попе. Никогда раньше она этого не делала. Мама иногда шлёпала, но не больно, и, конечно, только дома, не на людях. А бабушка… Никогда… Бабушка всегда защищала и выгораживала, и перед родителями, и перед соседками… бабушка была почти такой же любимой, как Эльвира… Хотя, конечно, кормила ненавистной кашей… Бабушка… Я так удивилась, что она меня ударила, что разжала руки. То есть, не удивилась… это другое… Не знаю… Но руки разжались. И, бабушка тут же, подхватила меня и выбежала из магазина. А вдогонку я услышала:
– Вот не зря их Сталин не любил, ой не зря… Пострелять бы их всех, нормальные люди смогли бы жить спокойно… Жиды проклятые…
Пауза.
Какой это был год?.. Официально в СССР антисемитизма не было. И дома никогда об этом ничего не говорили… И бабушки-тёти-соседки меня любили… Да, они меня любили! Хотя… Сейчас… да, вспоминаю, одна очень милая бабуля, Анандревна, Анна Андреевна, как Ахматава… она меня чаем поила, вареньем угощала, а потом по голове, бывало, гладит и говорит: бедный ребёнок, ни в чём вроде ещё не виновата, а уже еврейка…
К зрителю.
Доктор, а вы антисемит?.. Или еврей?.. А ни то, ни другое не бывает… Ну или у вас жена еврейка, или друг. Так бывает, сначала подружились, а потом оказалось, что у него бабушка по материнской линии еврейка, и он такой весь светловолосый, голубоглазый, а еврей, и что теперь делать… Ну да, толерантность, это сейчас модно… В Израиль?.. Не знаю, почему-то никогда не собирались. Почему?.. А у меня, как у вашего друга, по маминой линии евреи, а по папиной – православные… к тому же украинцы, то есть, по нынешним временам тоже выходит, будто враги… вот они две стеночки, а между ними – колидор.
Сеанс шестой
Смеётся. Кокетливо мотает головой.
Нет-нет-нет, на еврейскую тему больше не будем! Может вам и интересно, а я не хочу. А по правилам мы должны говорить о том, о чём хочу я, а не вы. Лучше я дальше про Эльвиру, то есть, что там дальше, когда мы из магазина игрушек выскочили…
Бабушка, наверное, тогда думала:
– Ну что сегодня напало на эту девочку? Напасть какая… Она обычно хороший, спокойный ребёнок, никаких с ней хлопот. И приготовить, и постирать, и в магазин сбегать можно, сидит себе на диване с книжками и игрушками, сама себя развлекает, газеты рвёт, в окошко смотрит, бормочет что-то себе под нос. Даже плачет редко, а тут вдруг… такое…
Хотя я не знаю, что думала бабушка, она меня на руках тащила и дышала тяжело; у неё сердце, а я в пальто, и вырываюсь… Короче бабушка заскочила в соседнюю кондитерскую, начла меня успокаивать, тут мы заметили, что у меня руки все в крови, ладони; я же за край витрины держалась, а она стеклянная. Ни йода, ни одеколона с собой, платок только… но я совсем не помню, чтобы мне больно было… Платок в крови помню, а боли нет. Мне вдруг показалось, что Эльвира, там в магазине на полке, улыбается своим идеальным ртом и хвалит меня за послушание. И я тогда сразу перестала и плакать, и вырываться. Эльвира… Она была такая спокойная, когда меня унесли... Она с достоинством принимала неизбежное. И я должна научиться также, теперь я смогу. Ради своей единственной подруги, Эльвиры. Смогу. А бабушка тут спросила:
– Очень больно?
– Сосем не боно.
Пауза.
– Пирожное хочешь?
Вообще я очень любила пирожные! И торты. Ну про торт вы уже знаете… Я и сейчас люблю сладкое… Слушайте, а как жалко, что мы с вами не можем разговаривать за столом со сладостями! По-моему, сеансы должны проходить на фоне сладкого стола, тогда результат будет достигаться намного быстрее! Попробуйте!.. Ну хотя бы как эксперимент… А?.. Ну, как хотите. Да, так вот, обычно я пирожное хочу всегда, но тут не хотела, я вообще в тот момент ничего не хотела, кроме возвращения Эльвиры. Но зачем расстраивать бабушку? Конечно, после шлепка, там, в магазине, бабушка уже никогда не будет той, прежней, родной, но расстраивать её всё равно не надо, она и так сама переживает, губы синие. Надо вот что сделать: быстрее вырасти, пойти работать и самой себе купить Эльвиру! Это замечательное решение. Хотя, конечно, к тому времени, пока я сама заработаю денег, Эльвиру уже купит кто-нибудь другой. Но бабушку расстраивать всё равно не стоит, и я сказала: «Хочу. Хочу пирожное.» Хотя совсем его не хотела.
Далее Женщина разыгрывает в лицах диалог с бабушкой.
– Какое тебе пирожное? Выбирай. Розочку? Картошку? Эклер?
– Да.
– Что «да»? Эклер?
– Да.
– Эклер за 15 копеек.
Это бабушка уже продавщице. А та ей в ответ:
– Деньги в кассу, только за 15 кончились, а эти побольше за 22.
Бабушка тихо ойкнула. А я смотрела на продавщицу, у этой тётеньки были большие голубые глаза, почти такие же, как у Эльвиры. И эта схожесть… Как же вам это объяснить… продавщица была совсем молодой женщиной, и она была похожа на красивую куклу, на мою обретённую и тут же потерянную подругу. В этом было какое-то таинство.
– Какие грустные глаза у вашей девочки, – тихо сказала продавщица, –- первый раз вижу такой взгляд у маленького ребёнка. – И громче, уже ко мне: Тебе эклер какой, шоколадный? Или ванильный?
– Любой.
А бабушка почему-то начала советовать взять картошку или розочку. А продавщица с глазами Эльвиры улыбалась:
– По-моему, шоколадный вкуснее, я бы взяла шоколадный. Меня тётя Нина зовут. А тебя?
– Вика. – Я не знаю, зачем я соврала. Наверное, если Эльвиру зовут тётянина, то и меня должны как-то иначе звать, чем на самом деле. А бабушка как-то виновато зашептала почти на ухо этой Эльвире-тётенине:
– Простите… но… эклер в другой раз. У меня только 19 копеек с собой.
Бабушка очень нервничала: к отделу подходили другие покупатели. А я совсем не хотела вообще никакого пирожного, и я начала уверять бабушку, что сладкое вообще вредно для зубов… Откуда я это взяла, не помню, от стоматолога что ли… Зубных врачей боюсь до одури: что тогда, что сейчас… А вы боитесь зубных… Ладно, не отвлекаюсь, тем более, что сейчас начнётся самое интересное!
Похожая на Эльвиру тётя Нина вдруг заговорщицки подмигнула:
– Ты очень хочешь эклер?
– Да. – Зачем-то второй раз соврала я. И тётя Нина крикнула в сторону кассы:
– Зина! Пробей 22 копейки за 19, 3 я добавлю.
Пауза.
Но это ещё не всё! Когда бабушка вернулась от кассы с серым билетиком выбитого чека, тётя Нина протянула мне целых два эклера.
Пауза.
Попытавшейся протестовать бабушке она объяснила:
– Второй от меня в подарок. – И снова подмигнула. - За красивые глаза.
А после бабушкиного неловкого «спасибо» совсем тихо сказала: Если будет опять не хватать, всё равно приходите, я всегда дам. И в другой смене у меня подруга на кассе, я ей передам, она вам тоже пробивать будет…
А потом тётя Нина посмотрела на меня Эльвириными глазами и сказала очень серьёзно:
– Вика! Только ты ТАК не грусти, ладно? Договорились?
– Да. – В третий раз соврала я. Потом поняла, что вру, и добавила: Я поплобую.
И это была правда. Я решила попробовать забыть свою Эльвиру. И весь магазин с соблазнительными игрушками, и рыжего мальчика с пожарной машиной, и недовольную толпу, и еврейское отродье, и бабушкин шлепок… Всё, всё, всё… Я буду помнить тётю Нину, которая дарит эклеры, чтобы я не грустила. А всех, кто считает, что я капризная и невоспитанная, я забуду! Я попробую забыть.
Сеанс седьмой
Женщина с букетом цветов.
Это вам. И никаких правил. Потому что… Потому что я больше не буду вашим пациентом. И сегодняшняя наша встреча последняя. Я так решила… Да, мне тоже немного грустно. Может, даже больше, чем вам. Но… если я вам рассказываю про себя, то я хочу, чтобы вы мне тоже рассказали о себе. А это против правил. Мне не нравятся такие правила. Это игра в одни ворота… А то, что вы при этом деньги получаете… ещё хуже. Да, весь мир так живёт. И люди ходят к психологу годами. А я не хочу. Если вам так приятнее, считайте, что я уже излечилась, что у меня больше нет проблем, и поэтому нет необходимости в вас. Я могу отзыв положительный о вашем лечении написать, что вы такой волшебный врач, помогли быстро и эффективно. Да хоть продиктуйте! Всё, что хотите, напишу. И в соцсетях ссылку на ваш сайт дам… Да нет, я не буду искать другого врача. Как же вы не понимаете. Я не могу существовать в режиме монолога. Мне нужен диалог... Вы отвечаете, но только про то, что говорю я, а про вас… про то, что вас действительно волнует… Да что вы так разволновались, я сделаю вам такую рекламу, что от клиентов отбою не будет. А я… (Смеётся.) Я может, в артистки пойду… Почему поздно? Это в балете надо с трёх лет начинать, а в драме… Я тут в театре одном была, так там артисты выходили к залу и свои истории рассказывали, я и подумала, что это я вам одному рассказываю, а они сразу залу, и причём, я вам плачу, а они бесплатно, точнее, это ещё им доплачивают… Что? Они не о себе рассказывают, это им писатели истории пишут?.. (Пауза.) Об этом я как-то не подумала. Это надо столько слов учить?.. Нет, я так не хочу. Учить чужие слова… Гм… Это ужасно скучно. Ну ладно, тогда не пойду в артистки. Я бы вам ещё очень много чего хотела рассказать. У меня есть, что рассказать. И из раннего, и из позднего, и из среднего. Но только, чтобы и вы мне тоже, о своём и раннем, и позднем, и среднем. Без этики и правил. У вас ведь тоже свой колидор, и свой торт, и своя Эльвира. Или вместо Эльвиры… не подаренный велосипед или что там, у мальчишек, бывает?.. Или какая-нибудь девочка из первого класса ляпнула сдуру, что вы «толстый и некрасивый»… А вы решили после таких слов застрелиться, но пистолет был игрушечный и ничего не вышло… Не обижайтесь, это почти цитата… Откуда? Не важно. Последние два сеанса вы на айфон уже не смотрели. Дождались того звонка?.. (Пауза.) Или уже не ждёте?.. И правильно. Главное, надо всегда помнить тех, кто дарит эклеры, чтобы вы не грустили, и сразу забывать тех, кто считает вас капризным и невоспитанным. (Улыбается.) Эти цветы вам вместо эклеров. Вы же сладкое не едите, у вас толи диабет, толи вы худеете… Возьмите цветы. И расскажите о себе. Какой у вас колидор? Как он привёл вас туда, где вы сейчас. Говорите, а я буду вас слушать. Врач, он ведь тоже человек, правда, немного испорченный избытком знаний. Говорите! Это ведь так важно: говорить. И чтобы вас слушали!
Говорите. Говорите…
Раздаёт цветы зрителям. Садится слушать. Свет медленно гаснет.
К оглавлению. . .
