«Есть ли дым без огня» (сборник статей) Юрий Бондаренко

 

Контрпропаганда – термин, ставший модным в СССР годы «развитого социализма» или «застоя». Автор этих строк, как преподаватель общественных наук и сам какое-то время был втянут в этот процесс. Причем, как и очень многие, такие же, как он, в собственно этой самой «контрпропаганде» был искренен. Ведь что такое контрпропаганда, критические удары по чему-либо? – Помимо прочего это же и род интеллектуальной охоты или некое отдаленное подобие шахмат, когда стремишься опровергнуть ход мысли противника.

Но уже в те годы эта самая «контрпропаганда» давала неоднозначные результаты, включая и те интеллектуально-психологические феномены, которые напрямую сказались на судьбе Советского Союза.

Что же это за неоднозначные и «побочные» результаты?

Возможность их появления вполне очевидна. Первый из них – «перекармливание», своего рода информационно-идеологическая «демьянова уха». Тут, с одной стороны, чем чаще повторяется нечто, пусть даже лживое (постулат нацистской пропаганды), тем глубже оно входит в сознание. Кстати, этот постулат активнейшее эксплуатируется и в наши дни. Но с другой… 

Вспоминаю, как в самом конце 60-х я оказался на одной увлекательной для меня встрече (семинаре), куда я каким-то чудом попал вместо занятого тогда одного нашего комсомольского активиста. И в меня на всю жизнь запали слова двух лекторов (или, может быть, даже одного и того же?). Первое из положений – о чувстве меры: Раз скажешь – поверят, два – засомневаются, три – не поверят». Второе же, со ссылкой на пикантных поляков: «Хорошая лекция должна быть, как женская юбка (шотландцы тут не причем – Ю.Б.). Не слишком короткая, чтобы не показаться неприличной. Но и не слишком длинная, чтобы не наскучить.

Увы, эта азбука забывалась. Да и как ей не забываться, если пропаганда. Контрпропаганда, как и всякое иное дело, особенно «почин» автоматически начинала взращивать людей, которые уже начинали чувствовать себя востребованными и даже кормиться этим делом. Прямо, как в сказке Гримм: «Горшочек вари!» И остановиться этот чудодейственный горшочек сам по себе уже не может.

Вполне понятно, что переедание и приедание может родить и сомнение, а затем и отторжение, когда начинает нестерпимо хотеться «чего-нибудь такого», иного.

Во-вторых же, усиленный критический огонь (по крайней мере, у нас в стране, где в школах еще учили думать), бывало, рождал простые мысли: если серьезные люди столько об этом говорят, значит, здесь, на самом деле что-то есть. Помнится в тот период, когда позднесоветский социум кинулся навстречу религии, я вместе с нашим священником участвовал в разговоре с библиотекарями (о котором уже как-то писал в одной из своих заметок). Священника спросили: «Как же он в годы усиленной антирелагиозной пропаганды потянулся к религии». Ответ был неожиданен: «Читал атеистические книжки. Из них я почувствовал, что религия – не просто чепуха какая-то». Кстати, добротные атеистические работы при всей своей критической направленности могут быть очень информативными…

Уместно заметить, что это не только советский феномен. Спиноза в детстве считался вундеркиндом, великолепно знавшим священное писание. Повзрослев же, он дал первую в истории аналитическую критику Библии («Богословско-политический трактат»). Ницше в его детстве звали «маленьким пастырем». Да и в России именно из религиозно-церковных семей выходили подчас отчаянные атеисты. Но тут начинал, как мне думается действовать и еще один, третий фактор: чем глубже человек, пытающийся самостоятельно мыслить, вникает в нечто, допустим, в некий текст, тем больше противоречий (явных или кажущихся) он замечает…

Все эти три фактора действуют и сегодня, когда палитры мнений, споров, казалось бы, безбрежны, а «официальная» пропаганда имеет такие мощнейшие технические средства, какие и в самом радужном сне не могли привидеться творцам «тоталитарных» и «околототалитарных» режимов. 

Существенно и то, что здесь мы имеем дело с феноменом мирового характера. Не случайно то, что на эти заметки меня натолкнула одна, вроде бы мелочь. Я, хоть в прошлом и религиовед и даже в чем-то культуролог, но многое хочется узнать поглубже, уточнить или освежить в памяти. Скажем, расширить свои представления об иллюминатах.

Ну как тут, даже мне, технически отсталому, обойтись без интернета? Распечатываем первое, что при запросе подвернулось под руку. Очень сжато дается то, что довольно известно. А затем на несколько страниц текста разливается напористое опровержение утверждений «мифа о всемирном заговоре». И это не случайно. Ведь среди источников указывается, правда, без упоминания места и года издания книга «Робисона», начло названия которой на русском звучит, как «доказательства заговора против всех религий и правительств», заговора, связанного с масонами, иллюминатами. И вот уже вспоминается и внешний вид американского доллара, и 11 сентября, и «фэйки» Трампа, и рассказывается, что «в 2015 году политологи выяснили, что почти каждый второй американец верит в одну из теорий заговора….

Помилуйте! Да я всего лишь хотел получить справку об иллюминатах и ничего не спрашивал о каких-то заговорах. Да и как обыватель, мог бы до получения этой «информации» не задумываться над тем, что там на долларе. Тем более, что доллары как-то не очень близки моему карману.

А вот теперь задумаюсь: И чего же это так яростно опровергается, да еще со ссылкой на Би БИ Си?

Но Интернет на то и интернет, чтобы найти там, что угодно. Поэтому я здесь даже серьезной ссылки на сайт не даю. Однако передо мной на столе интереснейшая книга американского автора, книга, о которой я уже, и с удовольствием писал. Это «Скептик. Рациональный взгляд на мир. Майкла Шермера». Прямо мини-школа по распознаванию фэйков. Книга полезнейшая во многих отношениях. Но почему-то (ах почему?), когда доходит до 11 сентября, главка именуется: «2777 градусов по Фаренгейту. 11 сентября – мать всех теорий заговора» (Шермер… – М., 2017, с.90-92)

Казалось бы, собственно, теории заговора не совсем в тему. Это уже больше политика, история политики. Но вчитаемся в рассуждения автора. Он усиленно опровергает утверждения о том, что башни-близнецы не могли обрушиться после от попадания в них самолетов. Допускаем, что эти доказательства убедительны. Не специалисту здесь не стоит ввязываться в дискуссию. Убедительными выглядят и рассуждения о том, что «убеждения и теории строятся не на отдельных фактах, а на совпадении массы результатов многочисленных исследований».

Серьезным аргументом выглядит и то, что ни один из «тысячи заговорщиков» (когда речь уже заходит об ударе по Пентагону) … не оказался разоблачителем, не побежал к телевизионщика и не написал откровенную книгу». – Как сказали бы по-русски: «Шила в мешке не утаишь».

Оставим в стороне Пентагон. Коснемся только Башен-близнецов. И не будем огульно ни защищать, ни опровергать именно здесь теорию заговора. Но складывается удивительное впечатление: перед нами перенос внимания с целого на фрагмент. Мол, посмотрите: это пятно – пятно масла, пролитого Аннушкой, а не бензина.

Однако, если уж затрагивать проблему в целом, то хорошо бы разъяснить не сведущему читателю: каким образом огромные самолеты, пилотируемые дилетантами, смогли попасть в намеченные цели? Сколько людей обычно бывало в башнях? И, наконец, кто извлек политическую выгоду из трагедии? Вопросы вовсе не означают, что в трагические события не могли быть вовлечены «мусульманские террористы». Нет. Просто они вытекают из совершенно естественного желания понять происшедшее, сочетающегося с невольной фиксацией внимания на недоговоренном.

Что же касается теории заговоров, то это отдельная тема, где намеренно спутываются две совершенно разные вещи. Первая, повисающие сплошь и рядом в воздухе доказательства последовательного многовекового действия неких «одноплановых» скрытых сил и наличие заговоров и тайных организаций. Последнее же – историческая реальность. Ведь вся мировая история пронизанная и заговорами и переплетением действий тех или иных тайных организаций. И, вот ведь что любопытно: довольно-таки удобно, отрицая некий абстрактный мировой заговор, заговор, уходящий своими корнями в глубокое прошлое, тем самым отвлекать внимание и от реальных процессов мировой истории, включая и ту драматичнейшую историю, которая творится сегодня. Причем, и сегодня, как и в прежние времена, при всей неистовости СМИ, далеко не все пружины происходящего на поверхности.

 

 

 

Эти спонтанные заметки рождены затянувшейся и выплеснувшей на страницы нашей местной г газеты дискуссии о времени, а конкретнее: по какому времени жить. Я «жаворонок», и потому меня лично сам по себе этот спор не трогает. И в самом деле: если, кто привык вставать рано, то что помешает это делать при любом положении стрелок? А вот от опытных медиков я слышал, что именно как раз медикам-то и тяжело идти на работу к восьми утра в «искусственное», то есть отличное от природного время. Если рассуждать абстрактно, я, конечно же, всегда за учет природы. И тут все же надо бы не дискутировать, не справляться о самочувствии у близких, а спрашивать специалистов. Ну, не будем же мы голосованием решать, какой бы ход следовало делать нашему гроссмейстеру П.Костенко на международном турнире. Да и спорить о том, согласны ли мы с Коперником – только языки чесать. Кто бы ни победил в таком споре, а движение небесных светил от этого не изменится.

Но в том-то и заковыка нашего Времени, что сплошь и рядом в суровых и многостоящих решениях Человек на Должности следует не логике, здравомыслию и природе, а неким таинственным флюидам. Ведь сколько раз писали, что именно так, как это делается у нас, подрезать деревья неразумно. И доказательно писали. Но, как говорится: «мухи отдельно, а котлеты отдельно». Логика мысли и научная аргументация – это одно, а логика действий денег и Чина – это другое, и они совсем не обязаны друг с другом пересекаться.

И что деревья! Нам-то, людям, не проще. Попробуйте сами отыскать логику в ритуально-массовом измерении температуры при входе в «общественные места». 32 градуса с холода или что-то там еще? – Да пойдет. Ведь сами измеряющие про себя смеются над этой процедурой. А сколько денег и внимания ей отдано! По сути же это, быть может, столь же полезно, как в приказном порядке побуждать население массово закупать средства от сглаза.

С масками так вообще сплошная тьма. Есть места, где вахтеры, как заправские медики, решают, каким образом эти маски натягивать. Перед экранами люди в масках могут сидеть. На улице одинокий прохожий может с перепугу запаковать себя в маску, так что едва видны будут одни глаза. И это при том, что такие, как я (а нас немало) начинают задыхаться буквально через минуту после «правильного» натягивания маски. Но, кого это волнует – лишь бы ритуал был соблюден! И зачем она, эта логика и эта столь разнообразная наша природа, если даже в вузовских программах логику, как предмет, сочли излишней? В мире, где СМИ из средств массовой информации все чаще превращаются в СМО – средства массового оболванивания – логика не очень-то востребована

Правда, при нехватке логики и обычного здравомыслия можно сослаться на то, что ведь и Другие так делают и так говорят: вот Зеленский импозантно вакцинируется А вот миловидные японочки встречают нас белоснежием обворожительных масок. Но тут мне почему-то вспоминаются охота на ведьм и малеванные на стенах черти у котлов вкупе с теми или иными жервоприношениями: и это же тоже было массово. А еще на память приходит очень, очень давняя китайская история. О ком? О муже, слишком рано вернувшемся из командировки, простите, из деловой поездки. Оказывается, такие казусы были ведомы в самые давние времена, недаром еще в «Камасутре» сказано, что одни из тех мужей, которым изменяют жены, это мужья, бывающие в долгой отлучке. Но у нашего китайца отлучка наоборот оказалась не слишком долгой; и он вернулся как раз тогда, когда у его жены был, мягко говоря, «гость». Поднялась суматоха. Убегать поздно. Что делать? – И тут одна из служанок подсказала, пусть любовник разденется, распустит волосы и ринется на встречу вернувшемуся мужу. Тот так и сделал. Муж, рассвирепев, кинулся с вопросами к жене. А та в ответ: «Да никого же здесь не было. Спрашивает окружающих. Все хором утверждают, что никого не видели. Значит, бедолгага-рогоносец столкнулся с духом. А после этакой встречи ему, согласно обычаю, пришлось еще и очищаться в смеси из пяти видов экскрементов. И что поделать? – Ведь все утверждали одно и то же…

Когда я слушаю иные сообщения о том-то и том-то, то часто вспоминаю этого китайца из притчи. Не забавляются ли подчас с нами, так же, как и с ним, требуя еще вдобавок, чтобы мы очищались от духов не струями чистой воды, а тем, чем пришлось очищаться нашему незадачливому путешественнику?

 

 

 

Размышления эти спонтанны и связаны с интервью, которое мне довелось давать после постановки в нашем областном русском драматическом театре последней пьесы знаменитого Федерико Гарсиа Лорки «Дом Бернарды Альбы (Альба)»

Ощущение необычное. Поражаешься тому, как в наши дни вообще могли взяться за такое. Сегодня, когда нас уже приучили к интеллектуальному фастфуду и протертым овощам, грызть яблоко не так-то просто – челюсти поотвыкли. А что уж тут говорить о молодежи! Как это воспримет молодежь, я просто не вправе, да и не в силах гадать.

А, если по сути, о том, на что натолкнула пьеса меня, отнюдь не спеца в театральных изысках и даже азах, то ассоциации неожиданные, и они поразительным образом перекликаются с тем, о чем мы говорили буквально перед самим спектаклем со слушателями «Серебряного университета». Там, на встрече в аудитории, прозвучали сильные слова о значимости представлений о чести, совести… Но в том-то и задачи даже самого обыденного философствования, что философия влечет за пределы очевидного. Ведь и понятия о чести могут быть разными и даже губительными. Сколько именитых и не именитых людей – «невольников чести» погибло на дуэлях! Со временем же трагедия перерастала и в трагикомедию. Не случайно в преддверии Великой французской революции чуть ли не вся Франция потешалась над дуэлью двух знатных любовников, причина которой оказалась довольно забавной: один подарил даме сердца попугайчика, другой – обезьянку. Обезьянка задрала попугайчика. Вот вам и оскорбление, а, значит, и вызов на дуэль.

Оказывается, многие представления, обычаи, которые в одно время могли быть тормозами, факторами, сдерживающими взрывоопасные «социальные отклонения», со временем становились помехой самой жизни. Так было, и так будет.

И спектакль, по сути, об этом. Не хочу пересказывать. Но в пьесе речь не просто о банальном добре и зле, а о столкновении разных человеческих миров. Один – мир жестко закрепленных представлений о чести семьи. Второй – мир человеческого естества, которое, словно кипящая вода из наглухо закупоренного котла ревется наружу. Обратите внимание: здесь речь идет не просто о столкновении разных ценностей, а именно о несовместимости окаменевающих ценностей, понятий о должном и естественных человеческих потребностей.

И в этом смысле такой, казалось бы, архаичный, «старинный» спектакль оказывается болезненно современным. Только на сцене перед нами искусственно суженный семейный мирок, настолько суженный, что он превращается в земной ад, для тех, кем деспотически жестко управляет глава этого дома Бернарда, уверенная в своем ничем неограниченном праве решать судьбы дочерей (желающие могут сами сравнить с Кабанихой из «Грозы А.Н.Островского, обнаруживая в пьесах, как перекличку проблем, так и значимые различия.

Для меня же, причем совершенно неожиданно показалось особенно значимым иное то, что наталкивает на раздумья над днем сегодняшним. Ведь в нашей жизни уже сотни миллионов людей затягиваются в воронку глобального земного ада. Ада, где самые обычные человеческие потребности в живых контактах, передвижении и самом дыхании гротескно ограничиваются. Да так, что даже самой буйной фантазии еще совсем недавних лет не хватило бы для того, чтобы вообразить всю эту «закупорку», представить, что стражи порядка будут выяснять у вас, насколько метров вы отошли от дома, а потоки уже не заскорузлых обычаев, в, вроде бы, инноваций, вроде бы «цифровизации», будут в буквальном смысле слова душить нас, круша походя и принципиальные основы образования, культуры, кардинально меняя условия роста человека, как личности, когда уже не какой-то дом с замшелыми, душащими саму жизнь традициями, а огромная часть планеты превращается в физическую и духовную тюрьму, где съеживается не только физическое пространство индивида, но и пространство эмоциональное, интеллектуально-духовное.

 

 

 

Со странным чувством прочел материал «Намеренное снижение», где приводятся расчеты Ариэля Карлинского (университет в Иерусалиме) и Дмитрия Кобака (научный сотрудник в университете Тюбингена), согласно которым данные о погибших от ковида, особенно на постсоветском пространстве сильно занижены: в Казахстане в 11 раз, в Беларуси – в 14,7, в Узбекистане – в 30, в России – в 6,5.

Не собираюсь вдаваться в споры: называть ли происходящее эпидемией, пандемией, или нет. Это – дело медиков, которым, к сожалению, мешают и политика, и денежные мешки. Понимаю, что и статистика может быть только неточной, а и намеренно искаженной. Что-то могут скрывать, а что-то – раздувать, и это что-то – исследовать людям компетентным в данном вопросе. Да и сама болезнь – не фантом.

Но на чем основаны расчеты цитируемых ученых? На данных о том, что названо «избыточной смертностью». Проще говоря, они взяли данные 79 стран за 2015 – 2015 годы и сопоставили их с данными о смертности за 2020 г. Большее число смертей в последнем и есть та «избыточная смертность».

И вот тут-то стоп. В действие вступает не спецподготовка, а простая логика, проверить верность которой может такой же непрофессионал, как и я. В чем же дело? А дело в том, что или публикация дана в урезанном виде, или (что напрашивается из прочитанного) сама методика расчетов уязвима. Почему? – Да потому что «избыточная смертность, как показали уже исследования российского профессора И.А. Гундарова (любой может в интернете ознакомиться с его доводами и что-то принять, а в чем-то усомниться), рост числа смертей в тот или иной период может быть связана с разными причинами. Для того, чтобы более или менее достоверно оценить число реальных жертв именно вируса, мало рассмотрения одной «избыточной смертности». Тут уместно, учитывая возраста и др., изучить картину, которую, за этот же период дала смертность от других причин, включая и иные болезни. Где тоже мог наблюдаться рост? И, если мог, то какой? И уже, вычитая то, что получилось из общего «избыточного « числа смертей», приблизиться к относительно достоверной обрисовке ситуации с вирусом.

 Это же азбука. Для углубленного анализа и ее недостаточно, потому что могут действовать факторы психологического и иного порядка. И резкое обрушение экономики, и удары по иммунитету, и иное, в числе чего мощнейшие факторы психологического воздействия. Ведь, как хорошо известно, и о чем писал не раз я сам, «психологическая пандемия» даже опередила во времени серьезные проблемы и трагедии, связанные с собственно с ковидом. Здесь конкретные расчеты очень затруднены. Но уже не, как чистый дилетант, а как тот, кто с середины семидесятых годов вплотную занимался философией религии и был в контакте с рядом ведущих ученых страны, могу сказать то, что, впрочем, понятно и без особого углубления в философию. Уже угнетенное состояние и собственно страхи могут быть убийственны. Напомню здесь только несколько примеров, приводимых замечательным еще советским психологом В.И.Лебедевым. Один связан с трагической участью молодого африканца, раздавившего паука и умершего от паралича дыхания, потому что в его племени паук был неприкасаемым тотемом. Еще показательней история, связанная со второй мировой войной и с движением союзнических судов в Советскую Россию. После того, как немцы потопили английское транспортное судно, на воду спустили два плота и шлюпку, которые волны раскидали далеко друг от друга. Немецкая подлодка всплыла, чтобы уточнить итоги удара и тем, кто оказался на соседнем с нею плотике, попутно сообщили, где и на каком расстоянии берег. И что же в результате? Все, кто был на этом плотике, остались живы. На втором же плотике, где впереди была неизвестность, по достижении берега через 20 часов в живых осталось 4 человека из 14, а на шлюпке – 5 из 15. Здесь есть, над чем призадуматься. В том числе и над тем: всегда ли надо принимать за абсолютную истину все то, что вещает нам так называемый Запад? Огульно хаять его ни к чему. Но и думать своей головой тоже не мешает.

 

 

 

В конце февраля мне довелось беседовать на эту тему на местном телевидении. Вопросы, поставленные ведущим были интересны. Но, как это часто бывает при записи, собственно содержательная часть и живые примеры, из-за лимита экранного времени с телеэкрана испарились, поэтому, возможно, отчасти повторяя мысли прежних публикаций, упомяну хотя бы несколько из тех фокусов с которыми сталкиваемся все мы.

Первый, и центральный, именно тот, на котором хотелось бы здесь остановиться, я бы условно назвал эффектом чашки чая. К такому названию подтолкнула японская притча, в которой профессор пришел к учителю дзэн (направление в буддизме), чтобы глубже узнать это учение. Учитель начал, как и положено, с чайной церемонии: стал разливать чай. Профессор, глядя на разливавшего, не выдержал, ему показалось, что у учителя дзэн что-то со зрением. Гость воскликнул: «Господин учитель! Чашка уже полна!» – Значит, надо бы остановиться.

Учитель же ответил: «Вот видите, чашка полна, и я больше не могу ничего в нее добавить. Так же и Вы, Вы пришли ко мне с головой, полной собственных устоявшихся представлений (о мире и человеке), и поэтому я ничего не могу Вам дать» – Чаша Вашего черепа уже заполнена.

Глубокий образ. И, мне кажется, он не случайно у меня ассоциируется с библейским призывом: «Будьте, как дети!», который можно понять и как призыв к открытости миру и людям, готовности воспринимать новое. Но открытость эта невозможна без свободного внутреннего пространства. 

А что же мы видим уже не в притчах, а в нашей собственной жизни и той, уже неотъемлемой ее составляющей, как экраны, гаджеты и т.д.? – На первый поверхностный взгляд не иссякающие потоки бреда и информационной шелухи. Тут и бесконечные выяснения того, кто кого родил, похожа ли вроде бы дочь знаменитого шахматиста на своего вроде бы отца. Вместе со всем этим штампованные сериалы и ливни советов в духе психологии, сплющенной под катком поп-культуры, якобы политические дебаты с театральными воплями и так до бесконечности. И что в итоге?

Наши головы превращаются в переполненные чаши из чайной церемонии. Уже не остается или почти не остается места для серьезных размышлений и даже простого запоминания того, что значимо для культурного роста, восприятия истории, подлинно крупных исторических личностей и героев, не исчезнувших и сегодня. Одна беда: нам всем все труднее вылавливать собственно значимое из грязевых потоков псевдоинформации. Да и что значимо, особенно для молодежи, когда привычные для старшего поколения образы и ценности стираются из памяти или буквально тонут в потоках псевдоинформации? Ведь, когда мы привыкаем к сосредоточению на не связанных друг с другом деталях, приучаемся «за деревьями не видеть леса», то псевдоинформацией, грудами информационного мусора могут оказаться и блестки тех знаний, которые, оказавшись вырванными из контекста, становятся столь же бесполезными, как разбросанные детали изначально дорогой игрушки.

 

 

 

События в России 23 января какой-нибудь острослов, может быть, назовет «революцией ершиков». Ну, что ж, у каждого свой национальный колорит – у кого-то розы, а у кого-то – ершики. Но мы здесь не будем касаться ни политики, ни экономики: кто там, что построил, кто что украл, и кто там чей «агент влияния» – это темы для спецов, блогеров и телеболтунов.

Я же хотел бы вместе с Вами призадуматься над иным: над остающейся по большей части в тени подспудной стороной известных всплесков социальной энергии: то в Германии, то в Англии, то в Штатах, то в Нидерландах (Белоруссия в отмечаемом здесь отношении стоит особо), то в Казахстане, где, пусть не очень многочисленные, но громкоголосые, начинают протестовать против вакцинации; и благодаря интернету крики эти становятся мировым событием, то есть тем, что оказывается слышимым и видимым далеко за пределами одной конкретной страны.

Но что же тогда, на мой взгляд, роднит самые разнородные социальные всплески? Думаю, что, помимо всего здесь, как и всегда в истории, действует и еще один хорошо известный социально-психологический фактор. Какой же? – Да очень простой: чем сильнее сжимают пружину – тем стремительнее она может распрямиться. Добавьте к этой банальности то, что в 20-м году человечество оказалось в совершенно необычной ситуации. Так называемые контрвирусные меры, с локдаунами, масками, социальными дистанциями и пр. обрели поистине глобальные масштабы. Что-то из этих мер кем-то могло восприниматься, как вынужденная необходимость, а кем-то – как очередная благоглупость властей, все громче зазвучали голоса о «мировом заговоре». Не будем здесь втягиваться в эти споры. Обратим внимание только на то, что человек по своей и общественной и биологической природе существо социальное. Даже птицы и волки стремятся жить стаями. А попробуйте пчелам запретить роиться или муравьям – строить свои муравьиные «города». Для того, чтобы выполнять буквально эти запреты они должны перестать быть пчелами и воробьями. Так ведь то же и с человеком: на протяжении миллионов лет биологической и многих тысяч лет социальной эволюции люди становились людьми и выживали именно благодаря взаимодействию, включавшему и физические контакты, и сплочение групп, и движение масс, что, в свою очередь, органически использовалось во всех религиях мира.

Поэтому, каковы бы ни были причины ограничений двадцатого года (ограничений, отнюдь не канувших в Лету вместе с ним), каковы бы ни были чьи-то конкретные намерения, слишком ретивое, да еще и затягивающееся, следование ограничениям – это путь к превращению людей в другой биологический вид. Но может ли происходить нечто подобное (если вообще это может так вот запросто происходить) без социально-психологических всплесков? –

Ответ, казалось бы, очевиден: пока мы еще не стали приложением к роботам и отцифрованному миру, даже по сугубо психо-физиологическим причинам затягивающиеся ограничения могут рождать взрывы. И, честно говоря, странно видеть иных медиков с телеэкранов, которые делают вид, что этого не понимают.

Замечу попутно: я не особый любитель даже самых мирных шествий и особенно толп. Толпы не для меня. Мне лично приятней пройтись или где-нибудь посидеть с тем, кто мне интересен. Но не все же одинаковы. Тем более, молодых притягивает и масса, и круговерть впечатлений и разнообразных физических контактов (отнюдь не сводимых лишь к сексу).

А ведь все сильнее действует и еще один фактор, начавший действовать задолго до вирусной мистерии, то есть феномена, суть которого огромной человеческой массе пока так и не ясна. Мистерия на то и мистерия, чтобы дышать таинствами и под своими развевающимися покровами скрывать нечто невидимое обычным глазом. Но что же это за фактор? – Это значительная смена того, что воздействует на наши восприятия и процессы развития Личности, при которых тысячи лет человеческий мозг был неразрывно связан с рукой и телом в целом. Вчитаемся в то, что пишет французский христианский писатель и публицист Фабрис Аджадж: Завершающую часть фрагмента своих рассуждений («Не бывает плотника без чести»…), он начинает со ссылки на другого автора (Жоржа Бернаноса), считавшего, что «цивилизацию постмодерна невозможно понять, если не принять изначально, что она представляет собой всеобщий заговор против любых проявлений внутренней жизни».

Оставим в стороне не совсем четко звучащее на русском положение «всеобщий заговор», (что же это за заговор, если он всеобщий?), а обратимся к самому Аджаджу, поясняющему: «эта так называемая цивилизация, которая на самом деле является кибернетизацией, противится не только жизни души, но и жизни наших рук. Когда речь идет о человеке, который не ангел, и не зверь, невозможно посягнуть на его душу, не посягнув на его руки, и наоборот. Кризис духа для нас всегда происходит одновременно с кризисом материи, когда отсутствует контакт с осязаемым веществом, тем, которое ложится нам в руку и оказывает сопротивление, управляя нашими движениями; тем, которое вызывает реакцию и ответ на реакцию. Если мы не можем коснуться всей ладонью, наш ум закрыт для ее трансцендентной сущности, и она может стать для нас только записью в базе данных. Таким образом, наше внутреннее, исчезает одновременно с внешним, наше рациональное – одновременно с животным. Нельзя не заметить: цифровой мир – это полумир, одновременно не внутренний и не внешний, в котором вещи не далеко и не близко, ни присутствуют, ни отсутствуют – мимолетные фантомы, которые нельзя схватить за руку, нельзя удержать в душе» (Аджадж Фабрис. И слово стало плотником – или добрая весть наших рук. – Новый мир, 2020, №5, с.152).

Здесь звучит то, что многое проясняет. И многое ставит на свои места, умеряя восторги от цифровизации и феерии информационных потоков, закруживших нас в месяцы особенно строгой «самоизоляции». Помню, как один мой российский товарищ как-то с пылом кричал примерно следующее: «Да как же это люди не ценят, того, что само плывет к ним! Мировые музеи, спектакли и масса иного – все к вашим услугам. И все это Вы лично получаете, не выходя из дома…» А дистанционка, о которой столько споров? – Ведь и она при достаточном привыкании начинает в чем-то выглядеть комфортной! Но вдумайтесь, в процитированное: разве только комфорт и то, что «ко всему привыкают» определяют существование человека, именно, как человека?

Правда, здесь могут встать частоколом другие вопросы: а как же быть с Китаем и иными дальневосточными цивилизациями и культурами? – Их самоорганизация и дисциплина не чета нашим. Но и опыт Китая – это опыт тысячелетий, опыт насыщенный колоссальными социальными потрясениями и катастрофами. Этот опыт – Китая, Японии, Кореи (сегодня двух Корей), Вьетнама, Сингапура – опыт, анализировать который уместно специалистам, а не блогерам. Опыт значимый, но не тот, который мы, с совершенно иными традициями и иной историей могли бы, обезьянничая, запросто и целиком перенести к себе. Думаю лишь, что составляющими этого опыта являются не только жесткое принуждение и дисциплина, а и то, что позволяет умело использовать накапливающиеся избытки энергии и саму логику природных явлений. Недаром же именно в Китае родилось учение об «инь» и «ян».

 

 

 

Мы сидим за рабочим столом. Пользуясь случаем, я изливаю на собеседника свое изумление тем, что, говоря языком Оруэлла, у нас благолепно величают образовательными инновациями. И, вот странность, мой визави, несмотря на сравнительную молодость (у греков это был бы акме или расцвет мужчины), искушенность в современных технологиях и официальный статус, не только не возражает мне, но и четко формулирует мысль, сгущающуюся в воздухе: «Сегодня специалиста заменяет бухгалтер. И неважно, будь то ученый, педагог, дока в ином деле. А что значимо для бухгалтера? – Не товар даже, не реальный результат труда, а цифры, накладные и прочее, с чем он напрямую имеет дело».

Здесь не принципиален приоритет в упоминании воспетого в песне бухгалтера. Значим сам мыслеобраз или, как сейчас модно выражаться концепт «бухгалтера». Ведь что это за мир, в который мы погружаемся сегодня?

Это мир, где цифра стремится заменить Бога, Бухгалтер становится жрецом ее культа. А вирус? – Одним из чертей на посылке.

К такому миру, где форма, буква и цифра способны отлетать от реальности, как вырвавшийся из рук воздушный шарик, мы шли не вчера и даже не позавчера. Вспомните хотя бы поручика Киже.

А уж наше время с его выкорчевыванием пней прошлого открыло цифре прямо –таки сказочный простор. И это открытие начиналось исподволь. Еще до громогласного объявления пришествия Цифры и наступления эры Цифровизации. Попробуйте только разглядеть иные черточки этого, становящегося настоящим будущего в некоторых, самих по себе кажущихся мелкими, но показательных деталях.

Вот шествует по городам и весям массовое топпирование, а вместе с ним и вырубка, деревьев. Есть ли тут откаты, кто и какие деньги отмывает, ведомо не нам, а бухгалтерам. Но очевидно: форма и цифра довлеют над целесообразностью. Не важно, сколько деревьев и надолго ли выживет: важно, что дело сделано. Вот и стоит под самым моим окном высоченный обрубок ивы, окончательно закоченевший после серии экзекуций, как безгласный памятник цифре задания. А «пищалки» для незрячих или пандусы для инвалидов ( и удобные, и явно – нет), усеивающие многоразличные входы? Замысел-то вроде неплохой, но затраты совершенно несоотносимы с нецифровой реальностью. И это, уже не говоря, о чудовищных писках, которые местами чуть ли не круглосуточно врываются в окна. То же самое происходит и с еще одним новшеством (простите инновацией)? После снегопадов город оглашают громогласные «писки» снегоуборщиков, издаваемые ими при движении назад. Замысел-то, вроде хороший: пусть побережется тот, кто мог бы по неосторожности оказаться сзади. Но зачем доводить сигнал до громкости сирены? Может быть, если уж мы любим кивать на цивилизованный мир, было бы уместно вспомнить культ тишины в Швейцарии?

Но это все – прелюдия. Новые технологии сплошь и рядом превращают неофита-бухгалтера в обезьяну с гранатой. Да и случайно ли? Разве не до нас сказано: «Заставь мудряка Богу молиться, так он и лоб разобьет»? А уж если это чиновный мудряк, так он будет вдохновенно и без устали бить и чужие лбы.

Призадумаешься над этим – и разрозненные, уже новейшие детали, детали начинают, как пазлы, складываться в сюрреалистическую «картину маслом». Начнем с образования или того, что пока еще по привычке именуют этим словом (прямо, как у Поэта: «Мы забыли, забыли с Вами. На забыли самих названий, а забыли, зачем назвали – А.Вознесенский). Форма и Цифра, словно чума пляшут на костях учащихся, студентов и, прежде всего, педагогов свой ритуальный танец. Отцифрованные отчеты и он-лайновые вроде бы учебы все дальше вытесняют собственно работу педагога. Задумайтесь только над одной мелочью: начиная с этого семестра в нашем университете (как же, это тренд РК!) вводят регулярную (говорят еженедельную???) электронную аттестацию студентов, которая заменяет три прежних рубежных контроля в семестр. Но как оценивать и когда реально учить? Можете ли Вы за два занятия поставить реальную оценку? – Ах, нет – тогда копошитесь с электронными письменными заданиями. И время съедается. И уже забывается: дистанционка это или нет. Просто вуз превращается в вариацию начальной школы. Зато как удобно при желании все просмотреть и проконтролировать!

Ну, да ладно! Это когда-то говаривали: ученье свет! В век цифири, наоборот – ученье дело темное. Но вот, казалось бы, дело куда более простое: городской транспорт. Вводят валидаторы, Теперь и с помощью карточек, и прочих электронных причиндалов можно расплачиваться, входя в автобус. Не удобство ли? В больших городах подобное давно есть. А вот водители почему-то недовольны. Где-то даже бастуют. И технически в городе не все сразу получается.

Спрашивается: какова логика валидаторщиков? – Лучше рассчитать пассажиропотоки. Вроде бы, слова гладкие. А по сути? – Масса новых заморочек, включая и не с неба падающие аппараты, которыми надо снабжать каждый автобус… И, наверное, в разных населенных пунктах можно было бы сберечь и разнообразие. Иначе, очень все это смахивает на огульную коллективизацию, точнее на «перегибы» от нее. И самое главное: в тень уходит вопрос: а улучшается ли при этих инновациях работа транспорта? – Вопрос в тени, и не мне здесь на него отвечать. Я лишь констатирую: и здесь форма, и цифра довлеют над логикой дела.

Или вот еще ноу-хау, подтолкнувшее к возмущению уже базарных торговцев юга Казахстана. Оно тоже связано с желанием лучше все счесть и усеять рынки кассовыми аппаратами или чем-то им подобным. Я здесь не спец – и упоминаю лишь о возмущении торговцев. Опять-таки об этой всеторжествующей цифре. (Слава Богу, что, несколько десятилетий назад, когда я еще, как член Совета при правительстве РК по связи с религиозными объединениями, был в числе экспертов, мы отстояли храмы от введения кассовых аппаратов и им подобного).

Добавьте ко всему этому экраны, камеры, хитроумные функции гаджетов. Входишь, к примеру, в библиотеку, и к тебе с мольбой: «Надвиньте маску на нос, здесь две камеры следят. И нам может достаться!» те же, как под копирку, настоятельные требования в банке. Ну как тут не поверить в «электронный концлагерь»?

Правда, на счет этого самого концлагеря, у меня неожиданно появилось, пусть, может быть, и неоригинальное, а свое мнение. Я, конечно, не отрицаю, что обезумевающие от власти могут вводить множество самых экстравагантных запретов и ограничений. Вспомните только русского императора Павла Первого, при котором и галстуки запрещались и само слово «курносый» было под запретом. А если уж пойти по миру, то такими запретами и дополняющими их повелениями обязательно делать то-то и то-то можно было бы заполнить целую энциклопедию морально-эстетических казусов.

И все же я ломаю голову, над иным. Вот нас интернет все пугает «сбором данных» о каждом из нас. Наверное, все эти «сборы» не совсем бессмысленны, и у них могут быть и неочевидные цели. Но избыток информации так же, а то и еще более пагубен, чем ее недостаток. Вспомним сороконожку. Жила она безбедно. Пока ее не спросили: «Как же ты управляешься со всеми своими ногам?» Задумалась сороконожка и … так вот и думает. Некогда ей теперь передвигаться.

Избыточные лавины информации, даже включающей самую ценную, могут быть так же пагубны, как монеты, вылетавшие из-под копыт Золотой Антилопы и засыпавшие с головой алчного раджу. Не случайно же во время войн столько внимания уделялось и ложным сообщениям и ложным целям. Даже дата 22 июня, о которой так часто вспоминают задним числом, была не единственной датой возможного нападения на СССР, оказавшейся на столе Сталина.

А уж если говорить о незначимом? – Неужели мировой «закулисе» или ее «национальной обслуге» так важно, сколько кругов я сделал в сквере или кто кого и сколько раз чмокнул, кто и когда чихнул или издал некие иные звуки и т.д., и т.п.?

Я еще понимаю, когда сотни миллионов людей захлестывают, словно волнами цунами, псевдоинформацией о том, похожа ли вроде бы дочь Каспарова на него или нет, сколько там детей у такого-то артиста. Здесь есть своя логика: пусть быдло, то есть мы, жует информационную жевательную резину. Для иного ни места не времени не останется. Тут все действует. Как в притче о профессоре, пришедшему к учителю дзэн и чайной церемонии, во время которой учитель стал на глазах у пришедшего лить воду в уже полную чашку. И, когда профессор, не выдержав, воскликнул: «Господин учитель! Чашка уже полна!», наливавший чай ответил: «Вот видите, я не могу ничему Вас научить. Ваша чаша уже полна. Вы пришли ко мне наполненными собственными устоявшимися представлениями о мире».

И не об этом ли новозаветное: «Будьте, как дети!», то есть будьте открыты миру? Но как быть открытыми миру, если в распахнутые дверцы уже ничего стоящего невозможно или почти невозможно втиснуть?

Завершаю эти странные размышлизмы и вспоминаю связываемое с именем Наполеона едкое высказывание: «Пушка убила феодализм, а чернила убьют нынешний общественный строй». Сегодня уже нет чернил, но не настраиваются ли на роль убийц нынешней цивилизации одетые по самой последней инновационной моде Форма и Цифра? Убийц уже в этом понимании, понимании поваров, то ли варящих и для нас, и для самих себя Демьянову уху, то ли схватившихся за гриммовский горшочек с кашей, которую и сами не смогут расхлебать? – Хотя разве это секрет, что каши, завариваемые в ходе всей мировой истории, постоянно расхлебывают далеко не только те, кто их заварил.

 

© Бондаренко Ю.Я. Все права защищены.