«Жаркое лето двадцатого года» (сборник рассказов) Александр Ралот

ПТИЦА АПОЛЛОНА

 

Вот интересно, есть ли на свете люди, которым нравится поздняя кубанская осень!? Не сентябрь с октябрём, к ним претензий нет! С этими месяцами всё в порядке. Можно сказать, шестьдесят дней добротного «бабьего лета», а вот ноябрь, просто бррр-месяц. То «дождь и дождь без края – нудная холодная вода», то вдруг ни с того, ни с сего снег повалит. Ненадолго, на день-другой, но всё-таки зимнюю одежонку доставать заставит.

К чему я это? Да к тому, что внук Тимоха, уткнувшись носом в окно, решает глобальную проблему. 

Топать ли на улицу, под снего-дождь, или ну его, но в этом случае придётся кое-что делать по дому: как-то, убрать свою комнату, а затем помочь бабушке на кухне.

Находчивый потомок, как обычно, нашёл третий вариант:

– Дед, ворон видишь?

– Ещё бы. Чёрные на белом, – не отрываясь от экрана монитора бормочу я, не понимая, к чему клонит любимое чадо.

– Вот именно, чёрные. Воробьи серые, незаметные, в маскировочной окраске прыгают и летают, а эти выпендриваются, понятное дело, триста лет живут, но ведь не бессмертные же.

– Возьми на полке томик «Мифы древней Греции», найди там легенду «О возлюбленной Аполлона, красавице Корониде, дочери орхоменского царя Флегия»… 

– А вороны здесь причём? – бесцеремонно перебивает меня Тимофей. – У этих греков, древних, в каждом мифе любовь сплошная, ну ещё и битвы всякие, а про птиц, мало что написано.

Я осёкся, вспомнив, что согласно легенде этот самый любвеобильный Аполлон перекрасил белоснежного ворона в чёрный цвет за то, что бедная птица не успела сообщить божеству о неверности женщины и вовремя не выклевала глаза красивому парню по имени Исхия, с которым у Корониды что-то непотребное было. В общем, пока, не для Тимофея эти древнегреческие страсти.

– Внук, ты прав! Давай оставим эти Олимпийские мифы в покое.

– Давай, – тут же согласился Тимоха. – Но вороны-то, чёрные, заметные и нахальные. Никого не боятся и тырят всё что плохо лежит. Почему?

Не отвечать на детский вопрос – себе дороже! Проверено многократно! Не получив ответа чадо насупится, обидится и откажется есть кашу. А это уже чревато последствиями, то бишь бабушкиным допросом! С пристрастием!

 

Именно она моё спасение, в фартуке и с неизменной скалкой в руках «материализовалась» в комнате в эту трудную минуту.

– Мужчины! Ворон считаете? Трудное занятие. Как же их отыскать, таких незаметных на белом снегу? Ума не прилажу.

– Ба! А почему они чёр…

– Да слышала я ваш научный разговор. Мне мой дедушка много лет назад, совсем иное сказывал, – супруга опустилась на диван, Тимофей мгновенно примостился рядом и заглянул бабушке в глаза.

– Эта легенда родилась очень давно. Так давно, что её уже и не помнит никто, – супруга выдержала паузу и продолжила, – много лет тому назад бок о бок с нашими славянскими предками жили красивые птицы с белоснежным оперением. Услаждали слух людей волшебным пением. Их так и называли – наши чаровницы. Поскольку ни магнитофонов, ни тем паче смартфонов древние люди ещё не изобрели, то помногу часов слушали пение своих пернатых соседей.

Но время шло, и стали замечать славяне, что в их, совсем не богатых домах, стали пропадать вещи. То одно исчезнет, то другое. Один монет не досчитается, другой ложку одолжить просит, ибо своя куда-то запропастилась.

А золотые украшения и пуговицы начищенные так и совсем исчезли из селения. Хотели помощи просить у Создателя, но тот и сам постоянные жалобы народа услышал и велел птицам:

– Отныне и вовеки веков это воровство-безобразие прекратить!

Но те ослушались. И дело своё непоребное продолжили.

Что оставалось Богу? Для начала он отнял у негодниц голос. Теперь каждое утро повсюду слышалось только противное – кар, кар, крра! 

Не помогло. Не вняли птицы гласу Божьему. Сильно 

разгневался он. В мгновения ока перекрасил их перья в яркий чёрный цвет, и повелел их величать только так: вор!Он!

А птицы на это теперь обязаны отвечать только одно:

– Кар! Крал!

Пару минут внук сидел молча, усваивая услышанное, потом поднялся и поспешил к себе в комнату, вернулся с планшетом. 

– Ба, а как ты это объяснишь? – внук ткнул пальцем в экран.

– Супруга прочла вслух «Парадокс Гемпеля. Допустим, что все вороны в мире чёрные. Следовательно, все предметы, не являющиеся чёрными, не являются воронами. Если человек видит ворона, то его уверенность в том, что эта теория верна, увеличится. А когда он видит красные яблоки, то это увеличит его уверенность в том, что все нечёрные предметы не являются воронами…»

Бабушка отложила гаджет в сторону:

– Тимофей, философия – это по части твоего деда. Ему, как писателю, она гораздо ближе.

Внук взглянул на меня.

– А на улице солнышко вышло, снег уже тает, – опережая вопрос внука, воскликнул я, – и вообще, у нас, кажется, хлеб в доме закончился и молоко. Мы с Тимофеем мигом в магазин сбегаем.

– И ворон по дороге посчитаем, – подмигнул мне внук, доставая из шкафа курточку.

– Понимаешь, дружище, – я тоже стал облачаться в демисезонное пальто, – любой орнитолог скажет, что Во́рон – «это вам не муж воро́ны», а два разных вида, правда одного семейства врановых. Так кого мы с тобой считать идём?

 

 

ЕЖЕДНЕВНЫЙ АНАХРОНИЗМ 

 

Краснодар. Первая декада декабря 2021 года.

Во всём виноват именно он, господин Моцион. Ходи, гуляй в любую погоду. Пешие прогулки – путь к долголетию. Топай себе по тропе здоровья, то бишь по берегу реки Кубани. И в дождь, и в ветер, это времяпрепровождение не просто прогулка, а важнейшая процедура. Она нагружает ваши пенсионерские мышцы, освобождает мозг от впечатлений, связанных с повседневным круговоротом. Эту истину доктора открыли, так сказать, в докомпьютерную эру, ещё в позапрошлом веке. Я и дальше бы предавался подобным умозаключениям, если бы не сорвавшаяся со скамейки и не прилетевшая прямо в мне в лицо кем-то забытая газета. Сел на скамейку и погрузился в новости и события дня минувшего. Всю сознательную жизнь я прожил в стране, которой, тридцать лет как не существует, в великом и могучем Советском Союзе, а потому отношение к печатному слову у меня трепетное: отмахнуться никак не могу. 

– Дед, вот ты где! На, держи шарф. Бабуля велела отыскать тебя и проследить, чтобы ты обязательно намотал его на шею. Об исполнении доложить, – на одном дыхании выпалил внук Тимофей, неугомонное создание. 

– Тимоха, не видишь, я занят. Читаю. И вообще, мы с тобой живём на сорок пятой параллели, а это означает, что у нас погода туда-сюда: то тепло, то холодно. Сейчас как раз тепло. Видишь, кое-где даже цветы расцвели, раньше времени весну почуяли, а трава, как была зелёной, так и есть… 

– Ты бабушкину просьбу будешь выполнять, или мне её прямо сюда привести? Пусть сама примет у тебя экзамен по знанию кубанской географии и ботаники, – в обычной своей манере, бесцеремонно перебил меня внук, и продолжил, – а этот бумажный анахронизм можно и дома, на диване читать. Раз потопал гулять, так и шагай себе дальше, только шарф нацепи. 

Встав со скамейки, я аккуратно свернул газету и спрятал в карман. Уподобившись древним ораторам, демонстративно обмотал шею куском тёплой ткани, взял Тимофея за руку и, набравши полные лёгкие воздуха, провозгласил: 

– Да будет тебе известно, что сей бумажный предмет есть величайшее изобретение человеческого разума. Её Величество Газета, позволила людям совершить громадный прыжок в области обмена информацией. 

– Тоже мне изобретение, – возразил внук, – ну, писали раньше люди сообщения, письма всякие, а потом взяли, да и решили, что надо их печатать для всеобщего прочтения. Делов- то. – Если ты так считаешь, то ответь мне на вопрос: живя в каком веке мы с тобой гуляем по берегу этой замечательной реки? 

– Дед, бабушка права. У тебя точно склероз начинается. Конечно, в двадцать первом, в первой его половине. Забыл, что ли? 

– Да, будет тебе известно, юное человеческое дитя, что лет этак за сто до начала нашей эры правитель великой римской империи по имени Юлий и по занимаемой должности цезарь однажды взял да и распорядился вывешивать в людных местах особые дощечки, на которых вырезалась информация о произошедших событиях имперского масштаба: указы верховных властей, отчёты о работе сената и тому подобное. Внук почесал затылок, а потом поинтересовался:

– Наверное, много леса изводили на такие «фанеры», и пока на них нацарапаешь, инфа запросто устареть может. 

– Вот поэтому про дощечки забыли аж на целых восемнадцать веков. Только в шестнадцатом веке благодаря изобретению Иоганна Гутенберга газета стала более-менее похожа на ту, что лежит у меня в кармане. 

С минуту мой слушатель молчал, усваивая информацию, а потом оббежав меня, хитро прищурив глаза выпалил: 

– А кто придумал слово газета? Ведь римские дощечки наверняка назывались по-другому? 

– Ты прав. Если честно, я не знаю, как их называли. Придём домой, сам погугли. Однако само слово произошло от итальянского существительного – «гасета»… 

– Знаю, знаю. Училка говорила, что так называли мелкую итальянскую монетку. За неё можно было купить в Венеции небольшой печатный листок. Кажется, там писали о всяких городских новостях. 

Тимоха выпятил грудь, всем видом показывая, что и он «не лыком шит». Я же, приберёг похвалу на потом, и спокойно продолжил: 

– Кстати, там же появились первые центры по сбору информации, и, как следствие, люди, занимающиеся этим. Так возникли первые информационные агентства. 

– Журналисты что ли? 

– Они самые. А потом человечество сумело усовершенствовать технологию печати, что привело к резкому росту тиражей. Скажу тебе больше: в далёком 1657 году в них уже появилась реклама. Кстати, тебе известно такое, почти бранное, словечко «спам»? 

– Ещё бы! Кто же его не знает. 

– Тимофей, а тебе ведомо, как расшифровывается оно? 

– Наверное, любая реклама. Я прав? 

– А вот и нет. Это словечко родилось в тридцатых годах прошлого века и расшифровывается как SPiced hAM или по-русски «острая ветчина». Банальный товарный знак мясных консервов одной американской колбасной компании. 

– Деда, ты что-то путаешь. Причём тут консервы и рекламные письма? Ведь компы полвека спустя появились. 

– Внук! – я насупил брови, – имей терпение дослушать своего предка до конца, – понимаю, что твой мозговой процессор работает много быстрее моего, зато у меня жёсткий диск головной памяти содержит значительно больше гигабайт. 

– Договорились, молчу. 

Тимоха закрыл ладонями рот, показывая, что отныне не позволит вырваться оттуда ни одному слову. Я развернул Тимофея в сторону дома, постоял с минуту, вспоминая название той злосчастной фирмы и продолжил:

– Чтобы побыстрее сбыть свою продукцию, на мой взгляд, не первой свежести, компания Hormel Foods решилась провести первую в мире масштабную рекламную акцию. Их словечко «SPAM» можно было увидеть почти везде: в витринах магазинов, на борту общественного транспорта, на фасадах домов и, конечно же, в газетах. Оно быстро опостылело всем, но запомнилось и стало нарицательным. А теперь, возвращаясь к нашим баранам, то есть газетам, сообщу «страшную весть». Твой любимый писатель Даниель Дефо однажды взял и основал печатное издание под названием «Обозрение государственных дел». Так родилась политическая журналистика.

– Ну, это ты любишь больше всего, – нарушил обед молчания внук, – но сейчас бумажным изданиям приходят полные кранты. Выскакивать в холодную погоду из тёплого дома, заглядывать в почтовый ящик и обижаться на почтальона, что не принёс газету вовремя… фи, прошлый век. Открыл ноут или смартфон и вуа-ля. Все новости мира, самые последние, свежие с доставкой прямиком к дивану, как ты любишь. 

– Так оно так, но я всё же позволю тебе заметить, что сейчас во всём мире ежедневно читают бумажную прессу порядка двух с половиной миллиардов человек, а в гаджетах, пока что чуть более восьмисот миллионов. И представь на минуту, что однажды твои любимые инопланетяне из своего природного зловредства взяли, да и отключили одномоментно на всей Земле серверы или закрыли закон о разности потенциалов, что тогда будет с человечеством? 

– Замёрзнут все, – неожиданно ответил внук. 

Тут уж чесать затылок пришлось мне, на языке крутился очевидный вопрос, почему? 

Но внук озорно подмигнул, улыбнулся, ловко выдернул из моего кармана газету, помахал ею: 

– Вот она спасёт человечество. Ею очень удобно костры разжигать!

 

 

СБЫВШАЯСЯ МЕЧТА БУХГАЛТЕРА ЧЕСНОКОВА

 

Несмотря на то, что утро было новогодним, оно однозначно не задалось. А всё потому, что в похмельную голову Семёна Семёновича Чеснокова, кто-то, как гвозди в доску, вколачивал одну и ту же фразу: 

«Вставай, дорой! Уже утро, просыпайся, зая.»

Прослушав фразу в сотый раз, хозяин квартиры вспомнил-таки, что накануне снова поссорился с женой Зинкой, требовавшей от него шубу под ёлку в обмен на селёдку под шубой на праздничный стол. Следствием этого стало её скоростной отъезд к маме и громкое хлопанье входной дверью.

– Неужто вернулась? – пронеслось в его голове, – точно, она, ибо товарищи по вчерашнему застолью его Заей, даже в состоянии сильнейшего подпития так не назовут.

Чесноков не без помощи рук, разлепил плохо поддающиеся веки в надежде увидитесь перед собой улыбающееся лицо осознавшей свою вину супружницы.

В комнате не было никого! Вообще. Тем не менее набившая оскомину фраза с завидной монотонностью продолжала стучаться в бухгалтерскую голову Семёна Семёновича.

– Чудеса. Прямо с первого января, – размышлял мужчина, пытаясь непослушными ногами попасть в непослушные тапки, – жены нет, а её голос есть.

Сев на диван и осмотревшись, он определил-таки источник звука! Посередине комнаты стояла большая коробка из-под холодильника «Атлант», на которой ярко красными буквами было начертано: «Закадычному другу Семёнычу от Деда Мороза. На память о прекрасно проведённом мероприятии!»

Чесноков минут пять, не мигая, пялился на подарок, пытаясь по-бухгалтерски упорядочить скачущие мысли.

– Значит, вчера к нам с соседом приходил этот самый мифический Мороз,и я будучи под хорошим шафэ попросил старикана в качестве подарка вернуть мне суженную. И ведь действительно, чего с пьяну не ляпнешь. Но зачем он Зойку в коробку засунул? Наверное, упиралась, сопротивлялась. И где он её взял? Не жену, конечно, с ней всё понятно, а коробку? Ведь у нас не «Атлант», а «Саратов», при чём однокармерный.

На дрожащих ногах хозяин квартиры пару раз обошёл вокруг подарка и только потом открыл его. Как и предполагал, внутри оказалась его Зойка. Правда, помолодевшая лет на двадцать, и почему-то в его любимом летнем платье в горошек.

Семён Семёнович, как истинный мужчина, не удержался, вспоминая былое, легонько погладил жёнушку пониже спины. И тут же получил по небритой физиономии.

– Ты это чего? Ну виноват, прости. Объяснял же тебе, шеф не подписал квартальную премию не только мне, всему коллективу. Ковид, изоляция, убытки и всё такое. Забыла что ли? И вообще, драться с мужем, прямо с утра, да ещё первого января, это между прочим, моветон. Пошли в спаленку, поворкуем, помиримся. 

Жена, молча, сделала пару шагов в сторону и оттолкнула тянущуюся к ней похотливую мужскую руку.

Семён Семёнович хотел было продолжить свои подтверждённые штампом в паспорте законные домогательства, но обнаружил на дне коробки толстую книгу с надписью «Экспериментальное изделие ЖВВКВ1. Инструкция по эксплуатации».

Ничего не понимая он наклонился и, подняв увесистую книгу, открыл первую страницу.

«Уважаемый пользователь! Если ты открыл инструкцию, то уже получил по физиономии, пытаясь не ознакомившись с правилами эксплуатации принудить ЖВВКВ1 к интимной близости. Не обижайся. Нормальная мужская реакция. Изготовитель для предотвращения подобной реакции со стороны изделия предусмотрел возможность индивидуальной настройки. Можешь ею воспользоваться или позвонить по телефону: и заказать срочный возврат подарка. Наш номер:-123456789»

Чесноков хотел усесться на диван и уже там продолжить чтение, но промахнулся и плюхнулся прямо на пол.

– Моя Зойка не человек, а робот. ЖВВКВ1, правда, с возможностью индивидуальной настройки. Это что же, её можно настроить под свои желания? Первое, шубу не просить. И действительно, на кой она роботу? Он, тьфу ты, она же не мёрзнет. Второе, готовить вкусно и главное из дешёвых продуктов. Пусть на рынок мотается, а не в соседний, дорогущий, супермаркет. И третье, самое главное, чтобы никаких головных болей и по первому моему требованию…

Бухгалтер лихорадочно перевернул страницу инструкции.

«Так как вы дошли до страницы №2, то возвращать товар пока не собираетесь. В таком случае информируем, что на вашем смартфоне установлена программа «ЖВВКВ1», с помощью которой вы запрограммируете нужные параметры изделия….»

Дальше Семён Семёнович читать не стал, ибо рука сама, не дожидаясь команды из головы уже тянулась к старенькому смартфону.

– «Улыбчивость», ставлю на максимум, «уборка квартиры», ставлю, ежедневная, «Ворчание на поздний приход хозяина» – так, эту функцию отключаю совсем. Ещё чего не хватало, чтобы эта железяка на меня…, а вот самое важное: «Желание интимной близости». Какие есть варианты? Раз в год, в месяц, в неделю. Включаю «Ежедневно».

Мужчина жал и жал на стекло смартфона, безрезультатно!Функция оставалась неактивированной. 

– Ало, ало, это служба техподдрежки, номер 123456789? – Семён почти кричал в трубку, – мать вашу, у меня самая важная…

– Служба подарков Деда Мороза, в чём ваша проблема? Подарок не подошёл? Сейчас вышлю оленей, заберём, – почему-то голосом соседа, инженера Коляныча ответил телефон, но бухгалтер не обратил на это никакого внимания и, обрадовавшись, продолжил, – ни в коем случае! Забирать не надо! Просто запустите функцию «Желание интимной близости», я её не могу со смартфона…

– Знаем, так задумано! – перебил его бас техподдрежки, – это за дополнительную плату, пятьдесят тысяч в месяц, вам, как первому дозвонишемуся в этом году, полагается скидка десять процентов, номер счёта записывать будете или по смс прислать?

Бухгалтер свободной рукой усиленно чесал остатки скудной растительности на голове. Он уже открыл рот, чтобы деликатно отказаться, но на другом конце неожиданно предложили:

– Пробник на три минуты активировать?

– Ккко-неч-но, – почему-то заикаясь выпалил бухгалтер и метнулся к роботихе, и схватил за руку,– бегом в спальню, живо, время идёт.

– Сто долларов, – ответила ЖВВКВ1 и, вздохнув, добавила – ваше время, увы, истекло.

– Чесноков! С кем это ты лясы точишь? Нет бы жене помочь, пакеты тяжеленные на кухню отнести.

Если сказать, что бухгалтер покраснел до кончиков волос, не сказать ничего. На его лице отразился весь световой спектр от ярко красного до фиолетово-чёрного.

– Дорррогая, понимаешь, мне тут Дедушка Мороз подарочек…, но я кремень, че.. слово.

– ЖВВКВ1 что ли. Знаю, знаю. Сосед вчера приволок для испытания в домашних условиях. Нам в помощь. Ой совсем забыла сказать, я же на работу устроилась, диспетчером, смена через три. И представляешь, сразу моя очередь дежурить выпала, прямо в Новый год. Зато двойной тариф. Вдвоём на мою шубу копить будем. А эта железяка по рынкам шастать будет. Она же стожильная, торговаться будет до самого упора, без устали. Не то, что я. И вообще, согласись, нужная в доме вещь.

Семён Семёнович глотал ртом воздух, уподобившись рыбе, выброшенной на берег, наконец, собравшись с мыслями выпалил:

– Если так, то будь добра расшифруй абривиатуру «ЖВВКВ1»!

– А тебе разве Коляныч не сказал? Странно. Наверное, как и ты клюкнул лишку. Элементарно Ватсон, записывай, чтобы не забыть «жена верная высшего качества вариант первый!»

 

 

СПЕЦКОМАНДИРОВКА (на основе реальных событий)

 

Восьмидесятые годы двадцатого века. Прокуратура Южно-Российской области

Шифрограмма. Секретно. Для служебного пользования.

 

В феврале текущего года в Москве в служебном автомобиле убит главный конструктор КБ № 416 Игорь Евгеньевич Ян. Смерть наступила вследствие подрыва самодельного устройства, начинённого резьбовыми элементами. Для расследования создана следственная бригада, в которую включена сотрудник вашей прокуратуры, советник юстиции третьего класса Маргарита Сергеевна Крулевская. Прошу незамедлительно обеспечить её прибытие в Главную Прокуратуру СССР. Об исполнении доложить. Дата. Подпись.

 

Глава 1. Прокуратура Южно-Российской области

 

На вы начальник переходил только в том случае, когда его терпению приходил конец.

– Товарищ Крулевская, вам понятно содержание поступившей телеграммы? И суть предстоящей командировки?

Маргарита не мигая смотрела на начальника, изо всех сил стараясь удержать себя и не разреветься в кабинете прокурора области. Мама уже год на больничной койке. Диагноз ужасающий. А ей в очередную командировку, и не известно на какой срок.

– Думаешь, я бесчувственный и не вижу, что творится у тебя в душе? Ещё как понимаю, – донёсся до неё голос прокурора, – но депешу сама читала. Видала, кем подписана? Быстренько найдёшь подрывника и сразу домой, а я буду хлопотать о продвижении по служебной лестнице. Карьера в наше время, вхождение в номенклатуру – это я скажу... Опять же, квартира от государства, согласно новому статусу это не комната в общежитии. Туда и маму из больницы привезти... А заодно и лекарства в белокаменной раздобудешь, заморские, не чета нашим...

– Валентин Анатольевич, согласитесь, убийство главного конструктора закрытого КБ – это же КГБшное дело! Я ведь в их делах и методах ни бельмеса. Зачем же рядового следователя да в «калашный ряд»?

– Крулевкая! Прекрати терзать мне душу! Сказано в телеграмме – тебя, значит, тебя! Не одна будешь работать, а в команде. Скажу по секрету, парень, там будет, тот, с которым ты самородок Магаданский отыскала (см. повесть А. Ралот «Самородок»), для сведения, всё ещё не женатый.

– Виктор? Половинкин? – глаза Марго предательски сверкнули. – Он здесь, в Союзе? Не в Интерполе?

– Что знаю, то и сказал, хотя и не должен был, – буркнул прокурор, всем видом показывая, что аудиенция окончена, и дальнейшее препирательство в отношении командировки бесполезно.

 

Глава 2. Дело № 1841. Открыто по факту гибели И.Е. Яна

 

Из допроса водителя И.Е. Яна, Акбора Азизова.

 

– Мы с Игорем... Евгэнечем земляки, почти братья. Вместе росли в кишлаке Джума, это в Самаркандской области Узбекистана. Мои родители приняли их семью, эвакуированную из блокадного Ленинграда. Когда школу закончили, он в Ташкент уехал, на учёного учится, а я в колхоз пошёл работать, трактористом и шофёром. У меня братьев и сестёр шесть штук, я старший, помогать родителям нада. Сёстрам приданое собирать нада. Но Игор нас не забыл. Когда большим человеком стал, меня отыскал и в КБ пригласил. Машину новую дал. Зарплату хорошую дал. Я из неё каждый месяц в Джуму перевод шлю.

 

Следователь:

– Опишите подробно день, когда погиб Ян. Что вы делали и как остались целы и невредимы, хотя находились в том же автомобиле?

Азизов:

– Сами видитэ, зима на дворе. В тот день снег шёл с самого утра. Сначала так себе, терпимый, а к обеду повалил такой, ужас. В Узбекистане за пят лет стока не бывает.

Игору надо было лететь в командировка, срочно. Я говору, пагода – нет. Самолёт нет. Не видно ничего. Кто в такой снег летает? Отвечает, спецборт летает. Садись за руль и вперёд. Пока я в командировке, у тэбя отпуск. Ну я и поехал. Началник велит, я баранку кручу. Ехали, ехали, дворники стекло не чистят, совсэм. Не видать ничего. Я остановился, трапку брал, пошёл стекло чистить. А в машине как бабахнет! И всё! Нэт начальника, нет друга, нет брата. Алах к себе забрал, а мэна спас. Так захотел, значит.

Следователь:

– Кто передал коробку, которая потом в салоне машины взорвалась? Как выглядел тот человек? Описать сможешь?

– Шеловек передал, обыкновенный. Подошёл, сказал, что это лекарства заграничные. Игорю Евгеньевичу передай. Его заказ. Я ещё спросил. Тэбэ дэнег надо, у меня есть. Тот только головой покачал и ушёл.

Следователь:

– Как выглядела посылка?

– Обыкновена выглядела. Каробка нэ наша. Цветастая. У Игор отец сильно болеет. Ян всякие лэкарства дастаёт. Помогают, но мала. Он просил. Я иногда ездил. Похожие забирал, у этих, как их, вспомнил, фарцовщик. У магазина «Берёзка». Того, что на Мира стоит.

Следователь:

– И вы эти лекарства конструктору из рук в руки передали?

– Нэт. На заднее сиденье положил. Вещь чужая, дарогая, зачем карманах насить.

 

Справка от эксперта-криминалиста

 

Часы в автомобиле указывают точное время взрыва – 19:38. Водителя, протиравшего лобовое стекло, отбросило от машины на два метра. Крышу «Волги» взрывной волной сорвало с креплений. Пассажир на заднем сиденье погиб мгновенно.

 

Отчёт эксперта по взрывотехнике

 

Безоболочная бомба изготовлена кустарным способом, по принципу германских бомб-ловушек, периода Второй Мировой войны. В данном случае было применено триста граммов взрывчатого вещества, а сам взрыв был направленным, то есть, должен убить именно того человека, в руках которого находилась коробка.

 

Записка, написанная рукой следователя Сергея Вольдемаровича Власова

 

Версии:

1) Месть и как следствие – тщательно организованное заказное убийство.

2) Возможное сведение личных счётов. Зависть к успехам главного конструктора.

3) Сокрытие другого преступления, например, хищения рублёвых и валютных средств в КБ. Подключить УБХСС (Управление по борьбе с хищениями Социалистической Собственности). Комплексная ревизия. Согласовать с вышестоящими органами.

Выяснить круг свидетелей, видевших момент передачи лекарств. Для этого привлечь группу прикомандированных из областных прокуратур.

 

Глава 3. Вечер. Общежитие Генпрокуратуры СССР

 

Маргарита стояла у окна и смотрела, как сквозь падающий снег пробивается огни красного креста, оповещающего запоздалых прохожих, что здесь находится круглосуточная аптека, в которой можно купить готовые лекарства или заказать по рецепту изготовление подходящих порошков.

Увиденная картина воскресила в памяти события многолетней давности. Услужливый мозг показал почти забытый облик отца, совершившего много лет назад тяжкое должностное преступление и отправившегося отбывать срок в Северный лагерь. Это подорвало здоровье мамы и решило судьбу Маргариты, ученицы выпускного класса средней школы города Южно-Российска. Тогда казалось, что она приняла единственно верное решение – выбрала профессию прокурора, чтобы безжалостно карать таких, как её отец. Ведь преступники, нарушая закон, не только наносят материальный ущерб государству и гражданам, но и калечат судьбы близких им людей.

Вспоминала, как незадолго до выпускного в класс пришла молоденькая журналистка и задавала всем один и тот же вопрос «Кто кем хочет стать и, главное, почему?». Её одноклассники хотели продолжить семейные династии, как их близкие, трудится врачами, учителями, строителями.

Марго соврала или почти соврала, правда при помощи классной руководительницы. Та ответила за девушку, – наша Маргарита решила стать полярником, как её отец, работающий на далёкой станции. И девушка утвердительно кивнула, давя предательский комок, образовавшийся в горле.

Начав работать в прокуратуре, и готовя обвинительные заключения для суда, Марго всегда просила осудить виновного на возможно максимальный срок, не испытывая к нарушителям закона никакой жалости, не говоря уже о снисхождении.

Лампы внутри красного креста мигнули и погасли, вернув женщину на грешную землю. Убийца был осведомлён о проблеме конструктора – пронеслось у неё в голове, – в КБ знали, что Ян правдами и неправдами достаёт дефицитные лекарства для самого близкого человека.

Женщина хотела развить эту мысль, детализировать и даже открыла блокнот, но ей помешал звонок телефона.

– Маргарита Сергеевна, извините, что так поздно, – пробасила трубка голосом Власова, следователя по особо важным делам, руководителя группы. – Завтра рано утром за вами приедет машина, отвезёт в КГБ. Собираемся там. Товарищи покажут документы, касающиеся работы конструкторского бюро и утвердят план следственных действий. Так что, будьте готовы. Контора задержек и опозданий не приемлет.

– А почему они не берут это дело себе? На сколько я знаю, диверсии – их прерогатива, – вставила свои «пять копеек» Марго.

– Если выяснится, что это главная версия, то заберут, конечно. Но пока на лицо срабатывание самодельной бомбочки. Согласитесь, шпиёны таких примитивных штучек опасаются, ибо вероятен несчастный случай на рабочем месте. Спокойной ночи и до завтра.

Уже засыпая, Марго вспомнила террористов-народников, хотела провести параллель с нынешним покушением, но бог Морфей повёл женщину в царство грёз.

 

Утро следующего дня. Кабинет генерала КГБ Юрия Эдуардовича Кубасова.

 

– Документ «О неразглашении» все подписали? Тогда приступим, – хозяин кабинета нажал кнопку, и шторки за его спиной разошлись и по белому экрану побежали знакомые строчки «Секретно. Для служебного пользования».

Их сменила кинохроника приёма делегации из Соединённых Штатов в офисе КБ № 416. Звуковое сопровождение отсутствовало, поэтому пояснение к изображению давал Кубасов:

– Будь моя воля, я бы этих штатовцев на пушечный выстрел к КБ не подпустил, но в ЦК решили иначе, мол, разрядка, мир, дружба. Да и показать надо кое-что, так сказать, для устрашения. После этого визита нашего Игоря Евгеньевича пытались завербовать. Имел место такой случай. Сулили земные блага. Однако Ян, как и подобает коммунисту, всё чин по чину нам доложил. Организовали спецоперацию, вербовщиков посольских задержали, объявили персонами нон-грата и из страны в двадцать четыре часа вон. На сколько мне известно, больше попыток не было. Так что, версию мести иностранцев или устранения удачливого конкурента, считаю несостоятельной. Там хорошо умеют риски просчитывать, да и времена нынче иные. Холодная война, конечно, не закончилась, но идёт по другим направлениям.

Экран погас, и зажглись яркие потолочные лампы. Присутствующие посчитали аудиенцию завершившейся и стали подыматься с места.

Генерал жестом их остановил:

– Это ещё не всё, – хозяин кабинета кивнул в сторону сидевшего в углу щеголевато одетого, молодого человека, 

– Виктор Половинкин, докладывай. Твой выход.

На лице Крулевской вспыхнул предательский румянец, но она усилием воли заставила себя думать исключительно о деле, отослав иные мысли, куда подальше.

– Сергей Вольдемарович, как только было возбуждено дело, поручил мне отработать версию убийства на почве сокрытия хищений социалистической собственности. В общем, там есть серьёзный мотив, – Виктор открыл рот, чтобы продолжить, но генерал перебил.

– Капитан! Факты излагай. А выводы позволь делать, кому положено.

Парень осёкся, с минуту помолчал, потом открыл папку и начал читать:

– Заведующий хозсектором Конструкторского Бюро, некто Сергей Иванович Клобил предложил Яну создать при организации фотостудию, оснащённую импортной техникой.

Госпланом ходатайство КБ были удовлетворены в полном объёме. Специальное оборудование и дорогостоящие расходные материалы выделили на все сто процентов.

Как использовалась кино-, фототехника для работ бюро, я вам рассказать не могу, ибо это государственная тайна, но мною доподлинно установлено, что на высококачественную плёнку фирмы «Кодак» за солидное вознаграждение снимали свадьбы и иные торжества местных цеховиков (Цеховик – подпольный предприниматель в СССР. Благоприятной почвой для деятельности цеховиков были неспособность советской экономической системы после «Косыгинской реформы» решить проблему хронического товарного дефицита в стране) и руководителей из партактива. В дело также приобщены материалы нецелевого использования фототехники, так сказать, «на дому».

– Не понял, это как? Поясни? – Кубасов поднялся с места, подошёл к докладчику и заглянул в записи.

– Товарищ генерал, имеется ввиду организация съёмок на дачах, в специально снятых квартирах, пьянки высокопоставленных чиновников, партаппаратчиков и тому подобное. Кроме этого установлено, что для упаковки готовой продукции Бюро использовало замшу высшего качества. Большая часть её списывалась, путём составления фиктивных актов утилизации. Фактически же дорогостоящий материал на служебным самолёте, стоящем на балансе предприятия, переправлялся в Ереван и другие города Кавказа. Там из него шились дефицитные куртки и пиджаки. Предварительная сумма нанесённого государству ущерба составила…

– Прекрасная работа – Юрий Эдуардович решительно забрал у Виктора папку, – Как удалось? Поделись с коллегами. Кого арестовали?

– Можно сказать, решили задачку, заглянув в ответ. С помощью армянских коллег вышли на Клобила. Но тот, почуяв неладное, исчез.

– Как это? – генерал насупил брови.

– Сдаётся, кто-то из местных милиционеров предупредил. Но фотографа взяли. И при обыске на квартире нашли впечатляющие негативы.

 

По телу Крулевской побежали мурашки. Неужели он. Женщина посмотрела на присутствующих. Те поедали глазами молодого парня, ловя каждое слово.

Отбыл наказание и поменял фамилию, но имя и отчество оставил прежнее. Сотворил себе новую биографию и прошёл проверки ушлых кадровиков. Иначе, как бы устроился на работу в закрытое КБ, – в голове Марго одна мысль догоняла другую. Вспомнилось, как много лет назад, после окончания циркового представления, она и отец придумали себе клички. Папа стал – Клоуном Билом или сокращённо, Клобил, доча – Маркноп, от Маргоша-кнопка. Или это совпадение? Тем не менее, афера с фототехникой в его стиле. Чего, чего, а ума папашке не занимать. Ничего, отыщут. КГБшники шпионов ловят, а уж какого-то Клобила-Бендера наших дней...

– На этом заканчиваем, – донеслись до её ушей слова хозяина кабинета. – За работу, товарищи. Докладывать ежесуточно! С меня, сами знаете, кто спрашивает! – палец генерала указал на потолок. – Ну, а я с вас, грешных, уж не взыщите.

 

Глава 4. Три недели спустя. Олимпийская деревня. Кафе «Дружба народов».

 

Половинкин принёс и поставил перед Маргаритой стандартную металлическую чашку, аж с пятью шариками разноцветного мороженого.

– Витя, скажи честно, хочешь, чтобы я подхватила ангину и побыстрее убыла в Южно-Российск? В таком случае, наши желания совпадают. Но за олимпийское мороженное спасибо. Отказаться от него выше моих сил, – Марго потянулась за чайной ложечкой и замерла, решая с какого шарика начать.

– С точностью до наоборот. Желаю, чтобы ты здесь осталась! И как можно дольше.

– Хочешь сделать официальное предложение руки и сердца? И только поэтому притащил полкило мороженного, чтобы с его помощью охладить мой гневный и праведный отказ?

– Марго. Всем известно, что в юморе и сарказме твоей персоне равных нет. Можно сказать, победитель конкурса мисс «Скромность», но у меня задача потяжелее, банального признания в любви и верности. Поручение от самого Вольдемаровича. Деликатное. Вот, чем ваша группа занималась всё это время? Надеюсь, не секрет? Поделись с товарищем.

– Махинациями и аферами, – буркнула Крулевская, пытаясь понять, к чему клонит собеседник. – Выявили заказчиков подпольной фото-видео студии, а поскольку там фигурируют первые лица нескольких областей, отправили запрос в ЦК КПСС. Задержали завмагов, реализовавших из-под полы продукцию кавказских швейников. Между прочим, вышли даже на валютных спекулянтов! Сотрудники КБ часто ездили в загранкомандировки и были постоянными клиентами этих...

– Мелочь, рутина, ОБХСники и без прикомандированных с такой работёнкой на раз-два справились бы, – бесцеремонно остановил её Виктор.

– Вот наша группа вычислила целого «крота».

– Кого? – Марго округлила глаза.

– Негодяя в погонах, который сначала помог одному знакомому тебе человеку обзавестись новыми документами, а заодно и биографией. После чего поспособствовал его исчезновению, перед самым арестом. К сожалению, фамилию этого оборотня я даже тебе назвать не могу, уж больно солидные звезды до последнего времени красовались на его плечах. «Кротом» Власов лично занимается.

– Половинкин! Не заставляй использовать в твой адрес нецензурные словосочетания! Прекрати, наконец, тянуть домашнее животное за причинное место! Что конкретно от меня требуется начальству? И почему оно самолично не вызвало прикомандированного советника юстиции к себе и банально не приказало?

– Организовать встречу с Сергеем Ивановичем Крулевским! – прошептал Половинкин. – Он вылезет из берлоги, только если лично ты об этом попросишь.

Ложка с мороженным застыла на полпути ко рту женщины. Все эти дни она убеждала себя, что Клобил и её отец – два немного похожих друг на друга человека. Сотни раз всматривалась в маленькую фотографию из личного дела КБшного завхоза. Оттуда на неё смотрело усталое морщинистое лицо. Усы, шкиперская бородка. Настолько она помнила, отец не терпел никакой растительности на лице. Брился подолгу и тщательно. Превращая банальное действо избавления от щетины в ритуал. Узнавала и не узнавала одновременно. Полтора десятка лет минуло. Да ещё каких.

– Ты согласна? – Виктор теребил Маргариту за плечо. – Не молчи. Нет, так нет, я же понимаю, родная кровь. Приказать тебе никто не может, даже следователь или целый генерал.

– Как? – приходя в себя молвила Крулевкая. – Как я ним свяжусь? Он же во всесоюзном розыске?

– Кино «Место встречи изменить нельзя» смотрела?

Марго кивнула.

– Твой отец на этот раз ничего нового не придумал. Оперативники установили личность прикормленного деда-диспетчера, счастливого обладателя домашнего телефона. Записывает, правда, не в старинную тетрадку, а на бытовой магнитофон, входящие звонки и прокручивает запись Сергею Ивановичу, когда тот соизволит позвонить. За это имеет регулярные почтовые переводы. Кои получает на главпочтамте на предъявителя. Так что, голос твой батяня узнает, это, как пить дать. Соглашаешься? Что мне начальству докладывать?

Крулевкая изо всех сил пыталась сдержать рвущиеся на волю слёзы и не смогла. Они в два ручья полились из её глаз. В душе не на жизнь, а насмерть боролись два человека. Маленькая девочка, уютно примостившаяся на коленях у отца, и советник юстиции третьего класса Маргарита Сергеевна.

– Я, я… со-глас-на, – по складам произнесла Марго, рукавом вытирая слёзы, забыв о платке, лежащем в сумочке.

– Тогда быстренько накидаем текст, обозначим место, – тараторил Виктор, опасаясь, что его спутница, возьмёт и передумает.

– А с чего вы решили, что отец меня послушает? Столько лет ни весточки, ни строчки и вдруг, нате! Дочь, непонятно каким образом, раздобыла контактный телефон и свидание назначает. Надо бежать, пятки салом смазав, на чадо любимое полюбоваться! – Марго окончательно пришла в себя, прокурор в душе одержал победу над девочкой, фанаткой цирковых клоунов.

– Я сам присутствовал на обыске в его квартире и в кабинете. Документы из дела выносить запрещено категорически, но следователь милостиво разрешил. Вот, полюбуйся, – Виктор протянул чёрный конверт, с фотографиями и вырезками из газет.

Марго не верила тому, что держала в руках. Отец невероятным образом смог зафиксировать этапы её карьеры. Фото с торжества по случаю окончания ВУЗа, статья в центральной газете «О возвращении государству похищенного Магаданского самородка» и жирно обведённая красной пастой – М.С. Крулевская, вырезка из журнала с отчётом о прошедшем в Москве Всесоюзном совещании молодых работников прокуратуры.

Женщина вернула конверт, молча поднялась и побежала в туалетную комнату. На этот раз маленькая девочка взяла верх над следователем. А посему, думать о предстоящей встрече Марго могла только после того, как даст волю душившим слезам.

 

Глава 5. В это время. Тир в специальном корпусе КГБ

 

Кубасов внимательно наблюдал за тем, как молодые офицеры выполняют сложные упражнения из положения стоя, лёжа и с колена. Наконец, знаком подозвал к себе пожилого полковника, руководителя курсов.

– Наумыч, как думаешь, вон тот, долговязый, справится? Не подведёт?

– Вольдемарыч, насчёт Вепря даже не сомневайся. Афган прошёл, «духов» щёлкал, не раздумывая.

– То, что, не раздумывая, хорошо. Ибо второго выстрела ему никто не позволит. Да. Ещё вот, что. Растолкуй этому Карабину (Вепрь – самозарядный нарезной карабин, разработанный на базе 7.62-мм ручного пулемёта) – стрелять придётся не в пустыне или горах, а центре города. Вручишь фотографию, пусть запомнит лицо. И объясни, что, скорее всего, никакой растительности на лице у цели не будет. Клиент осторожен и к тому чертовски везуч. Карма у него такая.

 

Два дня спустя. Кабинет следователя по особо важным делам Сергея Вольдемаровича Власова.

 

– Остановку транспорта на Грибоедова контролируем двумя периметрами. Во втором будут дежурить милиционеры из местного отделения. Это на тот случай, если Клобил всё же сумеет вырваться из первого оцепления, то есть, от вас. Теперь внимательно смотрим на карту и определяем точки засады. Виктор, будешь выгуливать собачку вот здесь, в этом палисаднике.

– Так жители пятиэтажки и попереть смогут запросто, – Половинкин демонстративно почесал затылок.

– Это даже хорошо. Завхоз обернётся на шум, тут мы его и возьмём. Теперь Крулевкая. Будешь сидеть на скамейке...

 

Глава 6. Полдень следующего дня. Чердак трёхэтажного здания на улице Грибоедова.

 

Вепрь взглянул на небо. Там солнце задумало поиграть в прятки с жителями столицы, спешащими поскорее втиснутся в подъезжающие к остановке новенькие венгерские Икарусы. Оно пряталось за тяжёлыми облаками, но время от времени выпрыгивало на минуту-другую, отражаясь в витринах магазинов и в окнах многоэтажек.

«Доставать «Антиблик»? – подумал снайпер. – Отличные очки, снял с убитого душмана (в переводе с пушту – «враг, злоумышленник»). Нехорошо, конечно, грабить мёртвого, но с матёрого врага, незазорно…» А в его деле вещь очень даже полезная, – полез в карман, но рука остановилась на полпути. За спиной звякнуло. Отработанным до автоматизма движением убийца повернул винтовку в сторону источника звука.

Рыжий котёнок вздумал покатать бутылку из-под «Жигулевского» по пыльному полу.

– Что б тебя! – выругался Вепрь, кладя гулкий предмет из коричневого стекла рядом с собой, после чего вновь прильнул к окуляру снайперской винтовки. Беря на мушку остановку и то место на скамейке, на которое, скорее всего, сядет объект, пришедший на встречу к симпатяшке в вязанной шапочке.

 

Марго до боли в глазах всматривалась в мужчин, подходящих к остановке.

«Во что будет одет? Побреется или будет выглядеть так же, как на той фотографии, из личного дела? Говорить ли ему о болезни мамы? Здороваться с отцом или промолчать?» – тысячи вопросов роились в голове.

На мгновение Крулевкая оцепенела. По противоположной стороне спокойно, не оглядываясь, шёл отец в ярко-красной импортной куртке и в ядовито-зелёном берете на голове.

«Одно слово – Клоун Бил. Зачем папа так вырядился? Годы ведь уже не те, – на лбу Марго выступили предательские капельки пота, – но следующая мысль оказалась много страшней, – идёт сдаваться. Папа всё понял и рассчитал. Хочет, чтобы оперативники не обознались и взяли именно его, и ни с кем не перепутали»

– Здравствуй, дочь – раздалось рядом, – ты, у меня, уже совсем взрослая! Замуж, поди, собираешься? У нас есть минут пять пообщаться? Пока твои друзья... Крулевский-Клобил не успел закончить фразу. Пуля со звоном впилась в металлический столб, поддерживающий крышу остановки.

 

Чердак трёхэтажного здания. За секунду до этого.

 

На лице Вепря образовалось некоторое подобие улыбки. Ещё бы. Такое с ним случилось впервые в жизни. Мишень вырядилась так, что в неё без труда попал бы и перворазрядник из районной стрелковой секции. Палец потянулся к курку, ещё секунду и очередное звание, солидные премиальные и двадцатидневный отпуск в элитном закрытом санатории у него в кармане.

В это мгновение нахальное солнце выглянуло из-за туч и бликнуло солнечным зайчиком на бутылке. Котёнок такого шанса упустить не мог и бросился в атаку, но промахнулся и приземлился на спину лежащего человека. Палец дрогнул, даруя годы жизни незнакомцу в уродливом ядовито-зелёном берете.

 

Марго охнула и повернулась к отцу. Но тот исчез. Только у ног валялся яркий берет, да толпа горожан озираясь по сторонам, пытаясь понять, что же случилось? И почему вдруг на улицу Грибоедова выскочили аж три милицейские машины с включёнными мигалками и с завывающими сиренами?

 

Глава 7. Неделю спустя.

 

– Мадмуазель Крулевская, позвольте пригласить на чашку олимпийского мороженного. Отметить успешное окончание командировки советника юстиции третьего класса из далёкого города Южно-Российска, – Виктор снял кепку и сделал реверанс, подражая галантному мушкетёру из зачитанной до дыр книги Александра Дюма. – Сам только что видел приказ в отделе кадров.

– Но ведь... – Марго на минуту задумалась, – Крул,.. завхоза так и не нашли, и снайпера тоже.

– Стрелком теперь КГБ занимается, теперь это их прерогатива и, если честно, – Виктор наклонился к уху Маргариты и зашептал, – ходят слухи, что Яна показательно отправили на тот свет, дабы демонстративно показать, что «каждый сверчок должон знать свой шесток». Установили, что эмигрировать, видите ли, надумал. Пытался стать невозвращенцем. По-нашему, по-простому – предателем Родины. Помнишь, у генерала нам кино показывали. О встрече иностранной делегации. Вот тогда-то и снюхался. А для убедительности «его будущие хозяева» разработали и провернули вариант с признанием о предстоящей вербовке. А батю твого хотели сделать «козлом отпущения», только мёртвым. Что бы на суде, даже закрытом, лишнего не казав... Сама понимаешь, ничего этого я сейчас не говорил, а ты не слышала. Так, что? Идём лопать шарики разноцветного пломбира или отвезти товарища следователя на вокзал за билетами?

 

Полгода спустя. Район Кавказских минеральных вод. Интернат для слепых и слабовидящих детей. Кабинет директора.

 

– Мария Геннадьевна, вы только взгляните на это? – в кабинет, влетела, бухгалтерша и протянула директрисе клочок плотной бумаги с эмблемой «Почта СССР».

– Наташа, не видишь, что ли? Занята я. Отчёт готовлю. Надо срочно в Ставрополь отправлять, а тут ещё конь не валялся.

– Так ведь перевод пришёл.

– Ну и что с того. Добрые люди помогают. Так советских людей воспитали. Не часто, но случается. Шлют денежки на доброе дело.

– Да вы на сумму взгляните! Сколько я здесь работала, а такого не припомню, – женщина положила перед директрисой бланк извещения.

– Ого! Не может быть! От частного лица, – Мария Геннадьевна надела очки и вчиталась в аккуратно выведенные буквы «Отправитель перевода Клоун Бил»:

– Наташа, ты знаешь такого артиста цирка? Ведь он, скорее всего, народный. Раз такую сумму нашему интернату пожертвовал.

– Никулина знаю, Енгибарова, но он вроде бы не народный. Ещё Олега Попова, а Била нет, не припомню. Может быть, гастролировал здесь? Я пойду у девочек наших бухгалтерских поспрошаю.

 

 

ТАЙНЫЙ НАЧАЛЬНИК ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

 

Сдаётся мне, что любой человек моего поколения живший в СССР в середине 60-х готов и позднее хотя бы раз посмотрел знаменитый фильм с Донатосом Банионисом в главной роли под названием «Мёртвый сезон». В то время это был бомба. Фильм – откровение. Он рассказывал о работе советского разведчика за рубежом в мирные, послевоенные годы. Но, я хочу вам поведать не о самом фильме и о его кинематографических достоинствах, а о нескольких кадрах в самом его начале. После титров к зрителям обращался самый настоящий советский разведчик Рудольф Иванович Абель. В далёком 1957 году американцы разоблачили, поймали и осудили его, о чём громогласно заявили с экранов своих телевизоров и страниц многочисленных газет. Спустя много лет мы узнали, что настоящая фамилия этого выдающегося человека не Абель, а Фишер- Вильям Фишер. Зачем человеку лицо которого не сходило со страниц газет и голубых экранов называться, в самый критический момент своей жизни, чужим именем и фамилией. Ведь совершенно понятно, что осудят и очень на долго, а то и вообще расстреляют.

Вернувшись на Родину. (Его обменяли на американского лётчика Пауэрса) на этот вопрос Фишер ответил предельно коротко, одной мало понятной фразой – я проверял Шведа.

 

В конце прошлого века водолазы известной английской фирмы, специализирующейся на производстве глубоководных работ в открытом море, достали из трюма затонувшего корабля, во время второй мировой войны входящего в состав союзнического конвоя PQ золотые изделия времён открытия Америки. Удивительным было то, что эти драгоценности принадлежали Государственному банку СССР и отправлялись в Англию, а затем и в Соединённые штаты в уплату за поставку товаров по договору «Ленд-лиза». По всему выходило, что статуэтки из чистого золота и прочие ацтекские украшения спустя столетия отправлялись почти туда, откуда они когда-то были вывезены бравыми моряками Колумба. Но как они попали в Советский Союз? Наша страна в те далёкие времена даже не помышляла о том, что бы приобретать на аукционах дорогие заморские финтифлюшки? Этот вопрос задал корреспондент советского телевидения одному седовласому отставному генералу, увешанному многочисленными орденами и медалями.

- Скорее всего, это дело рук Шведа. Ответил ветеран. – Более мне вам сказать нечего.

 

Прошло ещё четверть века. Я наконец таки прекратил скитаться по миру, осел в своём родном Краснодаре. Стал разбирать многочисленные ящики и на дне одного из них обнаружил пожелтевшую от времени записку. «Разобраться со Шведом!». Как разобраться, где искать информацию об этом загадочном человеке? Не писать же мне запрос в ФСБ. На ум пришла только одна мысль, вернее даже не мысль, а одна фраза моего сына – Гугл и Яндекс тебе в помощь.

Поиски продвигались туго. Компетентные товарищи ушедших времён, надо отдать им должное, умели хранить вверенные им секреты.

Однако, права наша Алла Борисовна, которая поёт – если долго мучится, что- нибудь получится.

 

Куда Колумб доставлял награбленное индейское золото? В Испанию, своему любимому королю. А когда республиканцы свергли своего монарха, куда они отправили заморские украшения, конечно же в банк, ну или в музей. Затем на далёком Пиренейском полуострове началась гражданская война. Советский Союз как мог помогать одной из воюющих сторон. Поставлял оружие, принимал у себя осиротевших детей, отправлял на фронт многочисленных добровольцев. Чем же за всё это расплачивались благодарные испанцы. Конечно же золотом.

Вроде бы всё логично и понятно. Республиканцам некогда было переплавлять золото добытое конкистадорами, вот и расплачивались тем что было под рукой. По всей видимости -просто на вес. Затем и у нас началась война. Теперь уже нашим банковским служащим было не до изготовления слитков. Но при чём тут Швед? Какова его роль во всём этом? Я продолжал рыться в глубинах интернета забираясь в самые что ни есть «непроглядные кущи».

Есть ли среди вас дорогие мои читатели, те кому не нравятся романы Эрнеста Хемингуэя. Если таковые и найдутся, то их будет явное меньшинство. Кто из вас в молодости не любовался знаменитым портретом седовласого бородача в теплом вязанном свитере. А какая книга лучше всего описывает гражданскую войну в Испании- конечно же его -» По ком звонит колокол». Есть в ней такой персонаж по фамилии Варлов. Мне всего то и оставалось узнать, кто же послужил прототипом этого самого Варлова. Я раздобыл списки советников при Испанском республиканском правительстве. Читаю – Советник по вопросам безопасности – майор государственной безопасности (это считай генерал-майор по общевойсковым меркам!) -Александр Орлов. Ого! По всей видимости именно этот человек и был способен организовать и провести операцию по вывозу золотого запаса Испании в нашу страну.

 

Красавец с точённой внешностью и аристократическими манерами. В совершенстве владеющий несколькими европейскими языками.

Александр Орлов– или, судя по метрическим записям- Лейба Лазаревич Фельдбин, известный под псевдонимами Никольский, Николаев, «Лёва». Кличку «Швед» придумал для него лично Сталин. Понятное дело, что именно она и стала основной, вытеснив все остальные.

В воюющую Испанию «Швед» попал в общем -то случайно. В 1936 года молодая сотрудница НКВД по уши влюблённая в красавца Орлова взяла да застрелилась прямо перед входом в знаменитое здание Лубянке. На кануне этого печального события Орлов, честно сообщил любовнице, что их роман завершился и он как порядочный супруг никогда не разведётся со своей законной супругой. Чекисту грозили очень крупные неприятности. Но друг и соратник, начальник иностранного отдела Слуцкий, очень быстро организовал Шведу спецкомандировку подальше от Москвы. Так Орлов в одночасье оказался резидентом советской разведки, а по совместительству ещё и советником республиканского правительства в Испании.

 

Я обязательно должен упомянуть, что Советский Союз в те годы входил в состав международного комитета состоящего из 27-ми стран по невмешательству в дела Испании. Мало того, наша страна всегда позиционировала себя в качестве бескорыстного помощника испанских республиканцев.

Швед лично провёл переговоры с министром финансов Испании и очень убедительно сообщил ему, что никогда и ни за что не подпишет никаких официальных документов и расписок. В противном случае эта акция может обернуться для Советского Союза грандиозным международным скандалом. Погрузку золота будут проводить только советские моряки. Испанский министр вынужден был согласиться. Швед умел убеждать, да и выхода другого попросту не было. Армия генерала Франко быстро приближались к столице и испанское правительство приняло решение эвакуировать золотой запас страны в приморский город Картахена.

Франкистами стало известно, куда именно грузятся ценные ящики и начали нещадно бомбить порт. Однако нашим судам удалось завершить операцию благополучно выйти в открытое море. Золото было благополучно было доставлено в Одессу, а затем и в Москву.

Спустя годы испанское правительство подняло вопрос о возврате вывезенного золотого запаса страны. И только в1960-е годы прошлого столетия была наконец достигнута договорённость. СССР компенсировал часть вывезенного золотого запаса поставками нефти в Испанию.

 

А как же Швед. Что стало с ним?

9 июля 1938 года ему вручили шифровку под номером 1743. В ней приказывалось прибыть в Антверпен. В те годы это означало только одно – насильственное возвращение в СССР, следствие и смерть. Разведчик и дипломат слишком много знал и поэтому должен был замолчать навсегда.

Швед это понял. Он не попал в приготовленную западню. Орлов и сам был великим мастером устраивать западни для других. Он уехал во Францию, а оттуда без промедления перебрался за океан, в Канаду.

Именно туда он и пригласил своего дальнего родственника. Которому и поручил чрезвычайно важную миссию. Не мешкая оправиться на пароходе в Европу, прийти в Советское посольство в Париже и вручить дежурному заранее приготовленное письмо.

Что было в письме?

В нём Швед объяснял причины своего поступка. Он перечислял, всё то что он знает и какие секреты Страны советов ему ведомы. В этом же послании Орлов давал торжественную клятву: если его не тронут и оставят в покое его 70-летнюю мать, то он обязуется – "до конца моих дней не проронить ни единого слова, могущего повредить партии и стране".

Многие годы руководители советской разведки сомневались в искренности Шведа. Не стал ли он за долгие годы проведённые за границей предателем? Не выдал ли секреты государства? Но как же это проверить? И вот случай представится. В 1957 году с телеэкранов и со страниц газет на престарелого разведчика смотрело лицо соотечественника подлинное имя которого он хорошо знал. Он также прекрасно знал, что настоящего, подлинного Рудольфа Абеля давно нет в живых и он похоронен на секретном кладбище КГБ. Швед в своё время не один год работал с обоими. Только он мог выдать американцам настоящее имя пойманного резидента советской разведки. Как поступил Швед? Швед промолчал. Он остался верен и единожды данной присяге. И своей письменной клятве!

 

 

ФИКТИВНЫЙ БРАК ПО ЗАДАНИЮ ПАРТИИ (все имена и события в данном рассказе полностью выдуманы автором, а по сему любые совпадения с людьми и событиями следует рассматривать как чистую случайность).

 

Начало двадцатого века. Подпольная квартира на окраине большого города.

 

Енисейский довольно потирал руки. Нынешний день задался с самого утра. От Розового, руководителя «боевой технической группой при ЦК» поступило сообщение, наконец-то опубликовано завещание. Покончивший жизнь «самоубийством» на французском побережье, в Каннах миллионщик Мазаров был застрахован на весьма солидную сумму – сто тысяч рублей. Из них Розовому причитается шестьдесят. Чего греха таить – солидное пополнение партийной кассы.

– Сделай милость принеси мне, пожалуйста, папочку, по этому, как его, по Смиту. И чаю, мне, крепкого, с сахаром. Завари, как ты умеешь.

Енисейский вышел в соседнюю комнату, отошёл к стене и откровенно любовался стройной фигуркой своей помощницы.

– Конечно, обязательно.

Женщина сделала кокетливый книксен. – Сдаётся мне, у тебя дела идут на лад? Я не ошибаюсь?

Ингрид подошла и прижалась к мужчине.

– Дорогая, будь добра, соблюдай субординацию. Только на «вы». В любую минуту в помещение может войти кто-нибудь из соратников.

– Но ведь пока никого нет. Мы здесь одни.

Она поднялась на цыпочки и хотела поцеловать Енисейского. Но мужчина нехотя отстранился.

– Дела, золотко, моё. Дела! Работа прежде всего!

Ингрид насупилась и грубо сунула ему в руку пухлую папку.

Мужчина неловко коснулся рукой щеки Ингрид, вздохнул и пошёл к своему любимому креслу. Отхлебнув из стакана ароматного напитка, углубился в чтение.

 

Смит Николай Потапович. Негласный член партии. Родился в весьма зажиточной семье. Окончил Московский университет. В настоящее время является владельцем мебельной фабрикой на Пресне. В 1905 году ввёл на ней 9-часовой рабочий день, открыл при фабрике медицинскую амбулаторию и курсы для рабочих и членов их семей. Увеличить доходы предприятия Николаю помог двоюродный дед Мазаров. Именно он и познакомил мебельщика с Розовым и другими партийцами.

 

Енисейский сделал пометку на полях. «Ни в коем случае не допустить утечки информации. Смит не должен знать всех подробностей по Канским делам. Пусть и дальше считает, что изложенная в газетах версия, единственно верная».

 

Следующий лист в папке содержал финансовый отчёт.

 

В 1905 году Смит передал на нужды партии двадцать тысяч рублей. Потрачены на закупку оружия. Затем ещё пятнадцать тысяч. Отданы в редакцию газеты «Новая жизнь». Передача ассигнаций происходила в доме No 4/7 на Моховой. В квартире писателя «Буревестника». Охрану объекта осуществляли 12 приезжих с Юга. Люди проверенные. Члены «бригады» Семёна Тера. Партийная кличка «Камю».

 

Отчёт партийного куратора.

 

Общение с высокопоставленными партийцами весьма импонирует юному Смиту. Он без колебаний согласился с предложением Розового принять на фабрику слесарями активных членов нашего движения Ивана и Михаила. Они выполняли поручения руководства. Жалование им выплачивалось из кассы предприятия и не малое. Ветераны фабрики открыто возмущались. Смиту старшие, партийные товарищи настоятельно посоветовали созвать общее собрание. Недовольных заклеймить «агентами полиции» и уволить. Что и было исполнено. Проведено, как коллективное решение всего собрания.

 

Иван и Михаил учили сочувствующих кидать бомбы не покидая территорию фабрики. Оттачивали стрелковые навыки в подвале котельной.

 

Енисейский потянулся к телефонному аппарату.

– Барышня, соедините меня с номером 267.

В трубке послышался треск и шум. Однако спустя пару минут он отчётливо услышал покашливание и голос с характерным кавказским акцентом.

– Да-ра-гой. А скажи, как там наш юный патриот поживает. Что, совсем дела плохи? Ах, умирает. Ну, что же. Наше дело требует жертв. Надеюсь завещание будет составлено в правильном ключе. Ты уж позаботься. Расценивай это, как партийное поручение особой важности.

Хозяин кабинета положил трубку.

 

То же время. Одиночная камера в Пугачевской башне Бутырской тюрьмы

 

Все старания сестёр Смита не увенчались успехом. Его под залог не отпустили. Следствие совершенно точно доказало его причастность к вооружённому восстанию. Здоровье Николая ухудшилось. Тиф, да ещё в тюремных застенках, и не таких отправлял к Харону.

Правда, заместитель прокурора Московской судебной палаты пообещал отложить передачу дела в суд и даже санкционировать освобождение арестанта из-под стражи до суда.

В сумерках надзиратель, в предвкушении получения немалых денежных купюр, за хорошую новость торопливо гремел ключами. Ещё бы. Высокопоставленного узника отпускали таки на свободу. Утром бедолага покинет неуютную обитель.

Камера ответила ему гробовым молчанием. Никто не тянул руки к заветному окошку.

Единственный её обитатель был мёртв. Спустя несколько часов было оглашено поспешное заключение медиков. “Самоубийство на почве психического расстройства”.

Друзья-партийцы в своих газетах выдвинули другую версию.

«Смита лишили жизни «отморозки» из уголовной среды. А охрана тюрьмы тому всячески способствовала».

 

– Ну, ну не томи, что там у него в завещании? – торопил свою помощницу Енисейский.

– Сколько нам отписал? То есть я хотел сказать, на наше общее дело. Руководству партии обещал, что пожертвует двести восемьдесят тысяч золотых рубликов. Но сдаётся мне, что успел таки завещание переписать. С него станется. Что сказать, пацан, он пацан и есть. Читай, не томи.

– Сестра Екатерина унаследует, – словно в театре начала декламировать женщина.

– Этот пункт можешь пропустить. Сия мадмуазель уже давно является любовницей

казначея московской организации партии Виктора Тарабара. Он конечно, между нами, прожженный прохиндей, но человек в нашем деле незаменимый. Правда, сейчас товарищ находится на «нелегалке». Но это ничего. Полицейские ищейки, понимаешь, на него плотно насели. Значит так. Сообщи сама знаешь кому, пусть передаст любителю молодого женского тела следующее. Срочно познакомить Екатерину с совершенно легальным товарищем Алексеем Игнатовским. Он парень видный, просто обязан приглянуться наследнице. Короче, чтобы фиктивный брак заключили как можно быстрее. Иначе денюшки покойного братца успеет промотать.

– Но дорогой! Тебе не кажется, что всё это, мягко скажем, аморально. Неужели у нас сейчас приемлемы вот такие методы?

– Ингриша, успокойся. Чего ты разволновалась. Тарабара, хороший человек. Он своей возлюбленной ничего плохого не сделает. Будет дамочка женой одного партийца и останется пылкой любовницей другого. Для нашего двадцатого века вещь вполне нормальная. Скажи мне, только честно. Смогла бы ты приударить за богатеньким мужчиной из другого, буржуазного сословия?

– Наверно нет, – пробормотала секретарша, опустив голову.

– И я нет. То есть, не смог бы приударить за женщиной из чуждого нам общества. А он, понимаешь, смог. Именно поэтому товарищ Тарабара просто незаменимый для нашего дела человек. Надо бы предложить его кандидатом в члены ЦК. Запиши, потом мне напомнишь. Переговорить по этому поводу с товарищами. Что там дальше. Кому, сколько?

– Брату Алексею.

– Да. С этим придётся повозиться. К нему проверенную дамочку не подошлёшь. Возрастом наследник не вышел. Да и с женщинами подобного сорта у нас, сама знаешь, дефицит. В этом случае мы пойдём другим путём. Будь добра, пригласи ко мне на завтра Камю и Розового. И пусть в обязательном порядке соблюдают все необходимые меры конспирации.

Дальше. Что ещё, кому?

– Старшей сестре Екатерине, на данный момент управляющей всем имуществом покойного.

– Достаточно.

Енисейский, притянул Ингрид к себе.

– С этой Екатериной никаких проблем не будет.

Секретарша удивлённо уставилась на патрона.

– Будь добр, поясни.

– Дело в том, моя дорогая Ингрид, что управляющая фабриками Смита, немного замужем за верный нашим товарищем по фамилии Андрикас. Он, между прочим, юрист, адвокат, и защищал, ну как мог, покойного Коленьку. Тут как говорится, всё пойдёт по маслу. Иди, запри входную дверь. Предлагаю по этому прекрасному поводу незамедлительно начать потехи час.

 

Начало двадцатого века. Город Выборг. Территория Великого Княжества Финляндского

 

В уютном заведении Тарабара, Камю и главный специалист партии по делам пополнения бюджета Розовый беседовали с опекунами Смита младшего.

– Господа, должен с прискорбием напомнить, что мы все смертны. Это бы ещё ладно. Но некоторые, особенно молодые люди, внезапно смертны.

Камю, обвёл взглядом присутствующих.

– На-дэ-юсь, – подражая кавказскому акценту Камю, вступил в разговор Розовый. – Та-кой вы-ход устроит вы-со-кие до-га-ва-ри-ва-ющие-ся стороны. Ваш мальчик может жить, если не вечно, но очень долго и возможно даже счастливо. Просто не надо стаять между нашей организацией и завещанными ей деньгами. Надеюсь я ясно всё излагаю.

Спустя пару часов собравшиеся пришли к мирному соглашению. Алексею Смиту милостиво оставили семнадцать тысяч рублей. Ещё сто тридцать рублей сестры жертвовали на срочные партийные нужды.

 

Начало двадцатого века. Предместье большого города в сердце Франции.

 

– Скажи мне пожалуйста. С какой радости я должен отдавать им то, что на законных основаниях принадлежит нам с тобой и нашим будущим потомкам.

Бывший московский адвокат Николай Адрикас расхаживал по комнате и жестикулировал руками.

– А ты не боишься, что они подошлют кого-нибудь из своих? Надеюсь, ты понимаешь, о ком я. Супруга силой усадила мужа в кресло.

– Должен тебе напомнить, что я в отличие от твоего младшего братца, впадать в депрессию не стану. И Франция не Российская империя. Как ни как Европа. И кавказским товарищам совсем не уважаемого Камю здесь мигом дадут отпор. Если вообще их сюда допустят. Хотят денег, прошу обращаться в третейский суд. У нас тут цивилизация. А я, как адвокат, буду защищать себя, ну и тебя тоже.

 

Андрикас проиграл. Но лишь наполовину. Согласно решению третейского суда, он был обязан отдать наследство. Однако не полностью, а около половины.

 

Двадцатые годы прошлого века. Советский Союз. Восемь лет спустя.

 

Учитывая прошлые заслуги, Виктора Тарабару назначили управляющим одного из крупнейших банков страны.

Розовый стал чрезвычайным и полномочным послом в одной европейской стране.

Камю исчез в вихре прошедших огненных лет.

Андрикас вернулся из эмиграции. Новые власти его преследовать не стали. Этот человек имел уникальную способность договариваться с кем угодно. Однако какой-либо значимой карьеры он на старой-новой Родине не сделал.

Енисейский умирал. Прелестной Ингрид, увы, рядом не было. Думал ли он о ней в свои последние дни? Он добился всего чего желал. Воплотил мечту всей своей жизни. Однако сделала ли эта мечта счастливым его? Мы этого так никогда и не узнаем.

 

Российская Федерация. Столица. Наши дни.

 

В честь молодого фабриканта назвали целый проезд, в большом, шумном городе. И даже повесили на одном из зданий его барельеф.

В один из погожих весенних дней неугомонная егоза, прыгая через лужи, указала пальчиком на портрет.

– Мама, а это кто?

– Не знаю точно. Дядя какой-то. Совсем нестарый. Умер или погиб. Спроси лучше у деда.

– Жил на свете такой фабрикант. Олигарх по-нынешнему. Верил в светлое будущее. Ну и поплатился за это.

– А сколько заплатил? Дорого? – не унималась внучка.

– Самую, что ни на есть большую сумму на свете.

 

 

«РАБЫНЯ» ГРАФА МОРКОВА

 

От автора

Я закончил рассказ «Загадка мемориальной доски» и извлёк из дальнего ящика порядком запылившуюся папку с пожелтевшими материалами прошлых эпох. Меня заждались герои новых рассказов и повестей – цари и герцоги, шпионы и разведчики прошедших эпох.

Но не тут-то было. Ящик электронной почты, усиленно мигая, сообщал о всё новых и новых поступлениями. От читателей посыпались письма. 

«Ты ещё не всё написал о жизни крепостного гения. Кое-какие моменты не освещены в достаточной мере. Значит, садись и пиши продолжение!»

Слово читателя для меня закон. Так появился на свет этот рассказ.

 

1804 год. Кабинет генерала графа Моркова

 

 

– Учился, значит?! Академию посещал! Живописец! Художник! От слова худо! – произнеся это Ираклий Иванович Морков подошёл к крепостному, взял за лацканы поношенного сюртука, притянул к себе и продолжил, – если, мне память не изменяет, ты в столицу был отправлен на кондитера учиться. После чего свои, Богом данные, способности должон кремом на тортах да пирожных рисовать. Гостей кулинарными шедеврами в восторг приводить.

– Барин, но я исполняя заказы на портреты, господ знатных, немалые деньги вашей семье приносить стану. С навыков, в Санкт-Петербурге, мною приобретённых, прибыль великая может образоваться, – робко возразил Василий Тропинин, – опять же, фамилия Моркова, господина моего и повелителя...

– Наказать бы тебя, – бесцеремонно перебил юношу граф, – да уж больно много заступников у моего кулинара-художника сыскалось, и первейший из них мой двоюродный братец, Алексей. А по сему определяю тебя на должность личного кондитера и лакея. Кроме прямых обязанностей, в свободное время будешь копии с картин западноевропейских и русских художников снимать. Усадьба большая, её украшать надобно. Согласись, сие занятие много лучше, чем барщину отрабатывать.

А когда справишься с этим поручением, дам новое. Уверен, придётся оно по душе тебе. И знания, полученные в Академии, в полной мере применить сможешь, – граф подошёл к окну и стал рассматривать простирающиеся до самого горизонта лесные угодья и поля:

– Задумка у меня имеется. В Малороссии, в Подолье владею именьицем, Кукавка. Надобно местную церковь, после пожара, в должный порядок привести. Написать для неё иконы. Ежели осилишь, расстараешься, отблагодарю щедро. Как тебе этакая перспектива?

 

Поездка в Подольскую губернию

 

Художник был в пути не одну неделю. Повозка со скромным скарбом тащилась по европейской части России и пересекала Малороссию с севера на юг, ибо имение, принадлежащее графу, находилось аккурат между реками Днестр и Южным Бугом. Много лет назад щедрая императрица Екатерина Вторая пожаловала эти места братьям Морковым, участвующим в подавлении восстания Тадеуша Костюшки.

Весь путь Василий предавался мечтам об Италии. Вот где можно было бы полностью отдаться искусству, воотчую общаться с величайшими художниками Европы. Радовало лишь то, что будучи руководителем работ по восстановлению старой церкви, он имел возможность по собственному усмотрению, без хозяйского пригляда, распоряжаться своим временем, не ожидая барского окрика.

 

1806. Подолье. Усадьба городского головы Степана Ивановича Митрополова 

(«Мать Николая и Анны Катиных умерла рано, их отец, потомственный иконописец из села Коровничьи близ Прилук, вновь женился, а детей взял под опеку городской голова Степан Иванович Митрополов. На свои средства он послал Николая Катина в Петербург, очевидно, вместе с сестрой. Провинциальный художник по имени Николай Иванович Катин (или Катинов). Вольнообучающийся ученик Академии Художеств. Получил медали: в 1801 г. – 2 серебряную; в 1803 г. – 2 серебряную; в 1805 г. – 1 серебряную; в 1806 г. выдан аттестат 1 степени по живописи исторической со шпагой.» https://shakko.ru/1705367.html)

 

– Дорогие мои, имею для вас прекрасную новость, – хозяин дома весело взглянул на стоящих возле писменного стола, приёмных детей, иконописца Николая Катина и его сестру Аннушку, – Граф Морков отправляет в наши края художника Тропинина, того самого, с коим ты познавал науку живописания в столичной академии. Отныне будете жить как добрые соседи и друзья. Да и ремеслу великому друг у дружки поучиться дело богоугодное, – произнёс это Степан Иванович заметив, как вспыхнули щёки девушки и заблестели глаза.

– Анна! Даже не думай! Немедля выбрось эту глупость! – в голосе Митрополова появились стальные нотки, – он хоть и человек известный, и многие считают его гением, но всё же крепостной! Ты вольная селянка, ему не ровня.

– Дяденька Степан, дорогой наш. Я благодарна тебе по гроб жизни за то, что приютил нас после смерти маменьки. И братца Коленьку в столицу, на учёбу, за собственный кошт определил. Но с Васенькой я ещё в Петербурге…, словом, почитай помолвлены, почти... – всхлипнула Аннушка.

– Почти не считается. Пред алтарём ведь не стояли? Свидетели помолвки имеются? – Степан Иванович кинул взгляд на Николая в поиске поддержки.

– Только брат, – еле слышно ответила девушка, – он нас и познакомил. А Васе рано или поздно вольную обязательно дадут. Птицы в неволе плохо поют, а художники дурно рисуют.

– То одному Богу ведомо. Я же, по должности своей, хорошо знаком с документом земным! – городской голова подошёл к шкафу и извлёк оттуда толстый фолиант, протянул Анне, – чай грамоте обучена, читай вслух.

– «Брак и семья. Зако-но-датель-ство всеро-ссийс-кое», – по слогам прочитала девушка.

– Пропусти три страницы, начни с середины, – перебил её Митрополов, – там как раз про таких, как ты, сильно влюбчивых, писано!

– «Женщина-не дворянка, выйдя замуж за дворянина, становилась дворянкой, а дворянка, выйдя замуж за не дворянина, теряла свой статус. То же самое относится и к мещанскому сословию...»

– Это нас не касаемо, – Степан Иванович вырвал у Аннушки книгу и, нацепив на нос очки, нараспев произнёс:

– «Свободные женщины, вступавшие в брак с крепостными, свободу теряют. Тако же, как и муж становятся крепостной».

– Всё равно я его люблю. Не позволите жениться по закону божьему, стану жить во блуде и ребёночка от Васеньки поимею, – слёзы ручьём полились из глаз девушки, и она закрыв лицо руками, стремглав выбежала из комнаты.

 

Прежде чем приступить работе, Тропинин детально изучил местные художественные традиции. Съездил в Каменец-Подольский, культурный центр Южной Малороссии. Поселился не в барском доме, а в крестьянской избе села Кукавка. Поступил так, чтобы быть подальше от графских соглядатаев и полностью распоряжаться собственным временем. Закончил, начатую ещё в академии работу «Портрет Яна Собесского», встретив местного жителя, со схожими чертами лица, дорисовал детали.

И, конечно, как можно чаще виделся с ненаглядной Аннушкой.

 

– Выйдешь за меня? – Тропинин прижал к себе, кохану (любимую (укр.)).

Девушка молча кивнула и спрятала лицо на груди художника.

– Не страшишься, что подневольный я, крепостной, покудова.

– I що з того. Бог дарує людям любов, не дивлячись ні на що.

– Завтра же напишу графу письмо. Попрошу разрешения обвенчаться с тобой. Он не откажет, потому как ко мне с уважением стал относиться. Доверяет важные дела, всего здешнего имения касаемые. А по сему полагаю, что подарками одарит щедро, а может,...и вольную...

– Не спеши, – переходя на русский язык, возразила Аннушка, – ты же на этой стройке и маляр, и архитектор, и иконописец. Вот закончишь церковь восстанавливать, народу любо будет. В ней и повенчаемся, самыми первыми. Глядишь, барин на радостях, подобреет и отпустит на вольные хлеба. Заживём мы тогда счастливо. И будем жить долго, долго. Станешь портреты на заказ рисовать, а я детишек наших воспитывать, – девушка приподнялась на цыпочки и поцеловала любимого.

 

1807 год. Село Кукавка

 

Церковь, восстановленная из руин и расписанная приезжим художником, удалась на славу. Теперь местные жители узнавали Тропинина издалека, снимали кучмы (шапка из овечьей шерсти), но он их почти не замечал, ибо голова была занята мыслями о незаконченном иконостасе и предстоящей свадьбе.

 

Вслед за освящением церкви состоялся долгожданный обряд венчания. Ираклий Иванович Морков поздравил молодых, после чего художника определил в персональные лакеи и помощники. А его законную супругу, в одночасье ставшую крепостной по собственной воле, приказал без промедления внести в ревизские сказки (документы, отражающие результаты проведения подушных переписей (ревизий) податного населения Российской империи в XVIII – 1-й половине XIX веков, проводившихся с целью налогообложения).

 

1823 год. Москва. Английский клуб

 

 К графу Моркову подошла делегация.

– Генерал, позвольте полюбопытствовать. Мы с вами в какой стране живём?

– То есть? Не понял? Вы что, все пьяны? Извольте взглянуть в окно. За ним увидите наш Кремль и двухглавого державного орла на шпилях башен. В какой ещё стране, кроме России-матушки, этакую красоту можно лицезреть?

– Не о том спрашиваем, – выступил вперёд дворянин и известный коллекционер Павел Петрович Свиньин, – в цивилизованной стране обитаем или нет?

– К чему этот вопрос? Можете пояснить?

– А к тому, граф, что Наполеона более десяти лет назад победили. Европу освободили, а у себя дома подобное терпим! Портретисту вашему уж сорок семь лет стукнуло! И он всё ещё крепостной! Это нонсенс. Вот мы посовещались и решили, что будем ежедневно высказывать Моркову недовольство!

– Ах! Вы опять об этом. Ну, подумаю я, подумаю. Обещаю. А сейчас разрешите откланяться. Спешу-с. Дела неотложные, знаете-ли…– произнеся эти слова Ираклий Иванович развернулся на каблуках и поспешил к выходу, бормоча себе под нос:

– Ишь, чего удумали. Да расставание с ним смерти близкого родственника подобно.

 

Общественное мнение взяло верх. На пасху, в качестве подарка, Морков, скрепя сердцем, вольную знаменитому художнику подписал.

На мольбы Тропинина, дать также вольную жене Анне и сыну Арсению граф ответил категорическим отказом.

 

В сентябре того же года, за представленные в Академию живописные работы – «Портрет Скотникова», «Кружевница» и «Старик-нищий» портретисту было присвоено звание «Назначенного в академики» (Императорская Академия художеств – высшее учебное заведение в области изобразительных искусств в Российской империи, существовавшее в период с 1757-1918г. Википедия).

 

– Аннушка, – художник нежно обнял супругу, – а знаешь, намедни Ираклий Иванович хлопотал за меня. Восжелал определить в школу рисования преподавателем, чтобы я имел, при этом, постоянный доход, и ежедневно подле него пребывал.

– И ты, согласился?

– Нет, любимая. Ответил, что «хочу теперь спокойной жизни, ваше сиятельство, и никакой официальной обязанности на себя не приму» (https://русское-слово.рф/articles/220831/).

Надумал я обеспечить семье полную финансовую независимость. Перерисую всю местную знать. Портреты купцов создам, в халатах в домашней обстановке. Вельмож изображать стану без парадных мундиров. Накоплю денег и отправлюсь к графу. Бог даст, тебя и Арсенюшку нашего на волю выкуплю!

 

Пять лет спустя

 

Постоянные увещевания высшей знати Москвы и Петербурга возымели действие. Граф Ираклий Иванович Морков подписал вольную молодому художнику Арсению и всем его родственникам, включая мать Анну Тропинину, в девичестве Катину.

 

1855 год. Москва

 

На художника обрушились одновременно две беды. После пятидесяти лет совместной жизни скончалась любимая Анна Ивановна. А через некоторое время рядом с его жилищем обосновался гробовщик. И Академик второпях съехал с насиженного места. Приобрёл домик в Замоскворечье. Там написал свои самые известные картины: портрет Пушкина, и автопортрет с видом на Кремль.

 

1858 год.Москва

 

В тот год Василий Андреевич Тропинин, тихо скончался пережив свою ненаглядную Аннушку всего на три года.

 

2019 год. Болгария. 6-й международный пленэр, Близ Бургоса

 

Анна Владимировна Давыдченко, член Союза художников России, не спеша брела по узким улочкам старинного городка, придирчиво выбирала место для хорошей композиции. Вдруг всем телом ощутила, что именно здесь, сто девяносто лет назад, в составе русской армии за свободу братьев-болгар бился её предок, граф Аркадий Ираклиевич Морков.

– Какая же интересная стезя у членов нашего рода. Генерал сражался здесь мечом, а я, его праправнучка, подобно знаменитому Тропинину, покоряю эти земли холстом и кистью. 

 

 

ДРУЖБА ПО ПЕРЕПИСКЕ

 

1969 год. Конец декабря. Краснодар. Школа имени...

Не знаю у кого как, но у меня предновогоднее настроение отсутствовало напрочь.

И для этого имелись веские причины.

Первая: – родители категорически не желали выделять даже малую толику денег на сотворение новогоднего костюма. Правда, батя предложил вместо голубой мушкетёрской накидки и шляпы с пером явиться на школьный бал в наряде юного партизана, то есть в домашней одежонке, но в шапке с пришитой красной полоской, выкроенной из старого пионерского галстука.

Вторая причина заключалась в том, что они – мама с папой – в январе уезжали на месяц на заработки. Конечно, оставаться одному – это даже неплохо, на день, два или три. Но четыре недели самому топить печь, варить каши и жарить картошку, согласитесь, мало приятное занятие.

И я решился! Раз уж так складывается, то на зимних каникулах махну к ней! Сделаю сюрприз. А что!? По немецкому у меня твёрдая пятёрка! Да, и вообще, побываю за границей, буду потом в классе рассказывать. Это вам не в мушкетёрской накидке, с пришитыми крестами, по актовому залу пару часов расхаживать.

За год до описываемых событий

Первым уроком после зимних каникул была лит-ра. И он начался с сюрприза. Наша Каа, то есть учительница литературы Марина Александровна (см. рассказ А.Ралот «Каа и бандерлоги»), вошла в класс с улыбкой на лице.

– Контрохи не будет, зуб даю, – прошептал, наклонившись ко мне, сосед по парте Фома, то есть Лёха Фомин, двоечник по жизни, пересаженный с камчатки за первую парту, дабы быть под неусыпным контролем учителей.

– С чего ты решил? Помнишь в декабре, на последнем уроке она обещала, дать нам сочинение по книгам, которые мы должны были осилить на каникулах, – возразил я, – ты что прочёл за две недели?

– Ничё...

– У меня прекрасная новость, – разнёсся по классу голос классной руководительницы, разом прервав шушуканье, – я на каникулах побывала в Германской Демократической Республике! Надеюсь, учительница географии вам об этой чудесной стране рассказывала. Ездила по обмену опытом, побывала в местной школе, и вот!

Каа жестом фокусника извлекла на свет божий толстую пачку конвертов:

– дежурный раздай каждому по письму.

Познакомилась с Эльзой Крауле, тамошней учительницей русского языка. И она предложила дружить классами. Надеюсь, вы согласны?

Пятнадцать аккуратно подстриженных, (по случаю начала третьей четверти) голов отрицательно закачали из стороны в сторону.

– С немчурой, ещё чего, их отцы наших..., – буркнул Фома, сообразивший к чему приведёт предложение Марины Александровны.

– Фомин! Категорически не согласна! Во-первых, в их in der Schule (в школе нем.) учатся дети героев сопротивления, во-вторых, ГДР строит социалистическое общество и успешно. Есть чему у них поучиться. Например, тому, что ни один немецкий Schüler (ученик нем.) никогда не выскажет своё мнение, предварительно не подняв руку. И в третьих, дружба, то есть Freundschaft – это замечательно. И хватит дискуссий. Перед каждым лежит письмо с адресам немецких сверстников. В течение недели вы должны написать им ответ. Рассказать о себе, семье, увлечениях, успехах в учёбе и так далее.

Лёха изо всех сил тянул руку и даже тряс ею, прямо перед лицом учительницы.

– Фомин! Имей совесть ! Дай закончить! Ну раз уж перебил, что тебе непонятно?

– Я по-немецки не могу, у меня с ним не очень. Можно по-русски? И вообще, с девчонкой переписываться не хочу, – он продемонстрировал выпавшую из конверта фотографию, смешливой девочки с конопатинками на лице.

– Пиши на родном. Их учительница, так уж и быть, – переведёт. Только без ошибок! Не хочешь с девочкой переписываться, не надо. Обменяйся письмом с соседом. Будешь писать мальчику Бертольду. Кстати, он коллекционирует ножи, надеюсь тебе интересно узнать подробней о таком хобби.

 

Так началась моя дружба с удивительной девочкой Ангеликой Лееман, живущей в маленьком городке Spreewald, то есть лес на реке Шпрее.

Первым делом, она проявила «нордический» характер и категорически запретила писать ей по-немецки. Только по-русски. Мне же писала исключительно по-немецки, правда, по началу печатными буквами, чтобы было легче отыскивать незнакомые слова в словаре. На зависть друзьям прислала кучу переводных ГДРовских картинок с улыбающимися девушками. По тем временам дефицит страшный. «Ибо гитара местных менестрелей, без такой наклейки звучит много хуже, чем с ней!»

Я же купил в Детском мире и отослал лист наших «переводок» с африканскими животными. И через две недели получил ответ: «das brauche ich nicht mehr!» (такого качества больше не надо!)

 А потом в почтовом ящике я обнаружил служебное письмо с настоятельной просьбой явиться в отделение зарубежных отправлений Главпочтамта.

– Паспорт! – рявкнула дородная женщина, показавшись в амбразуре пахнущего клеем и сургучом маленького окошка.

– А нету. Мне ещё шестнадцати лет...

– Давай, что есть. Откуда я знаю, что ты это ты, и письмо заграничное для тебя отправлено.

– Так рань-ше про-сто в поч-то-вый ящик, – заикаясь и давя комок в горле от напряжения, вымолвил я.

– Тебе прислали не письмо, а целую бандероль! И она не влезет в ящик! Понятно? И к тому же в ней вложения, может быть даже запрещённые. Поэтому уполномоченные товарищи её вскрыли, удостоверились. Короче, гони свидетельство о рождении, распишись туточки, забирай посылку и проваливай.

 

Я был на седьмом месте от счастья. Ещё бы. Ангелика прислала настоящий немецкий набор для собирания модели вертолёта. У нас такие иногда выбрасывали в «Детском мире», и стоили почти половину маминой зарплаты. Кроме этого там лежала мягкая пластинка, почему-то сложенная вчетверо.

На прослушивание зарубежной музыки собрался весь класс.

Прочистив как следует корундовую иглу и по возможности выправив измятую пластинку, я торжественно опустил звукосниматель на подарок Лееман.

Даже утяжелённая магнитом от разбитого динамика, головка проигрывателя прыгала, безжалостно перескакивая с одной бороздки на другую. Но всё же мы путём совместного мозгового штурма поняли, что это знаменитая песня группы «Битлз».

В следующем письме Ангелика спросила, как я отношусь к творчеству ливерпульской четвёрки? Ответил, что мне нравится, а вот некоторым компетентным органам не очень. Настолько, что они свернули пластинку, словно блин на масленицу. Надеюсь, подруга поняла, что я хотел сказать.

1969 год. 30 декабря. Краснодар

Итак, решено! Еду! Плохо, что из нашего города в ГДР прямые поезда не ходят, но проходящий до Бреста идёт. Если получится, то пару деньков у немецкой знакомой погостить смогу. Чемодана у меня нет, но холщёвая сумка для тренировок сгодится. Кладу перво-наперво приглашение от Ангелики Лееман, почти официальное, так как на двух языках написано, удостоверение личности, то есть свидетельство о рождении (плохо, что без фотографии, но думаю и так сойдёт), деньжата, собственные из копилки и оставленные родителями на пропитание, подарок девочке, то есть наш советский шоколад, между прочим, лучший в мире, и вперёд, на вокзал. Встречать Новый год в поезде! Отличное приключение. Будет что друзьям рассказать в дополнение к немецким сувенирам. И не забыть привести Каа что-нибудь. Без её писем, ничегошеньки не было бы.

– Уважаемая кассирша, будьте добры, один плацкарт до самого конца, то есть до Бреста,- я положил на тарелочку прикрученную к отполированной до блеска доске мятые купюры.

Женщина удивилась, по-видимому, хотела возразить, но толпа жаждущих приобрести как можно быстрее вожделенные билеты и добраться, наконец, до праздничного стола гудела за спиной, словно тысяча разъярённых пчёл.

– Верхнее, у туалета, – послышалось из окошка, и на тарелку упал маленький картонный квадратик с дырочками от компостера,– обратный брать будешь?

Я не успел ответить, ибо здоровенный дядька из очереди вышвырнул меня в зал ожидания, буркнув на прощание, – там купишь, неча туточки лясы, почём зря, точить!

2 января 1970 год. Три часа ночи. Вокзал Брест-центральный

Гулкий, пустой зал. Ряд закрытых окошек, с золочённой надписью над ними «КАССЫ. ПРОДАЖА БИЛЕТОВ НА ПОЕЗДА ДАЛЬНЕГО СЛЕДОВАНИЯ».

Выбрал среднее, робко постучал.

– Чаго табе паўночнік (чего тебе полуночник белорусск.), – буркнули из амбразуры.

– Один билетик до Шпреевальда или до Берлина, если поезда в этом Вальде не останавливаются. Сто километров я там как-нибудь, на автобусе преодолею.

Окошко с грохотом открылось и из него показалось заспанное лицо родственницы краснодарской кассирши, правда, с фирменной береткой на голове.

– Здурэў што-ці што? Адзін, без бацькоў ехаць за кардон? (Сдурел что ли? Один, без родителей за кордон ехать?). Ступай вон туда, к погранцам, – женщина посмотрела на меня и продолжила, – с немкой что ли того, дружишь?

Я утвердительно кивнул и уже открыл рот, чтобы сразить её и выдать пару заученных в поезде фраз на «чистейшем белорусском», но женщина продолжила монолог:

– Ежели зелёные фуражки (пограничники) дадут добро, так уж и быть продам, на ближайший, утренний. Только это вряд ли, – из окошка высунулась рука и показала мне на неприметную угловую дверь с надписью «Погранслужба».

 

Седовласый майор минут пять смотрел на меня, как наш вождь, товарищ Ленин на класс угнетателей, то есть на буржуазию, наконец, плюхнулся на стул, порылся в пухлой папке и, достав листок сунул мне под нос со словами, – грамоте обучен? Читать умеешь? Давай с выражением и вслух!

– «ОФОРМЛЕНИЕ ДОКУМЕНТОВ ДЛЯ ВЫЕЗДА ИЗ СССР И ВЪЕЗДА В СССР ГРАЖДАН СССР Статья третья...» – давя комок в горле начал я, – «Документы, необходимые для пересечения границы гражданами СССР Граждане СССР при выезде из СССР и въезде в СССР проходят в пунктах перехода паспортный...»

– Дальше, со следующего абзаца, – перебил пограничник.

–«Граждане, не достигшие 18 лет, выезжающие без сопровождения законного представителя, предъявляют нотариально заверенное заявление законного представителя с указанием даты...»

– Свободен! – гаркнул майор, – и скажи спасибо, что мне недосуг звонить в Краснодар и узнавать каков ты есть, залётная птица и какого лешего за кордон понесло! И вообще люблю я ваш край, особливо море. Чёрное!

Сорок лет спустя

Командировочные дела занесли меня в столицу Федеративной республики Германии славный город Берлин.

– Если поезда в этом Вальде не останавливаются, то сто километров я как-нибудь на автобусе преодолею, – всплыла из глубин памяти много лет назад произнесённая фраза.

Сказано-сделано. Брожу по ухоженному городку именуемому немецкой Венецией. Река Шпрея здесь разделяется на множество рукавов, превращая местность в природный заповедник.

Эх, походить бы по её берегам под ручку с фрау Лееман, только вот досада, за давностью лет, я адрес das Mädchen (девочка нем.) Ангелики позабыл.

 

 

КТО ВЫ ГОСПОДИН-ТОВАРИЩ КРОПОТКИН? (на основе реальных событий)

 

Знаете что я не люблю больше всего? Нет, не манную кашу. Её я тоже терпеть не могу с самого раннего детства. Несмотря на то, этой крупы, нужной младому человечеству, я работая мельником, изготовил если уж не с гору Эверест, то уж точно размером с наш Фишт (горная вершина в западной части Главного Кавказского хребта, высота – 2867,7 метров). Не люблю, когда супруга стоит за спиной и смотрит, что и сколько я укладываю в чемодан, время от времени молча протягивая «очень нужную» в поездке «тряпочку».

– Дорогая. Ну, как ты не поймёшь, мы с внуком Тимофеем не на Северный Полюс отправляюсь, а в город Кропоткин, цивилизованный районный центр нашего края.

Жена, вздыхая, уходит, чтобы на кухне пересчитать количество бутербродов, которые её мужчины просто обязаны взять с собой в дорогу.

Но свято место пусто не бывает. Тимоха, встал на цыпочки и шёпотом произнёс:

– В инете нашёл инфу, что город, в который мы едем, назван в честь настоящего князя из старинного рода! И он потомок самого Рюрика. Как же красные, большевики назвали в его честь аж целый город?

Я взглянул на часы. До отправления поезда ещё часок имеется, и к тому же оставлять без ответа вопросы любопытного потомка категорически нельзя. Обидится, надует нижнюю губу и откажется есть пресловутую манную кашу.

Усадил внука рядом с собой на диван и начал рассказ издалека.

– Однажды восьмилетнего мальчика Петю, на костюмированном балу заметил император Николай Первый. Взял его за руку, представил свите со словами: «Вот каких молодцов мне нужно!», и тут же приказал зачислить Кропоткина-младшего в Пажеский корпус, самое привилегированное военно-учебное заведение государства.

– Ого! Вот повезло пацану! – тут же перебил Тимофей, – значит, он вырос, стал генералом, победил всех врагов и в честь его назвали целый город. Справедливо. По-честному.

– Вовсе нет, – возразил я, – он вырос и стал учёным, членом Русского географического общества. Был награждён золотой медалью за исследование Якутии.

– Понятно. Значит, город, в который мы поедем, назван в честь учёного? – внук вздохнул и стал загибать пальцы, – Мичуринск, Ломоносов, Королёв, лучше бы он был полководцем. Город в честь героя-победителя всё же .... Пусть даже и князя. Суворов тоже был князем и Кутузов. А в СССР даже ордена их именами назвали и награждали советских людей.

– Тимофей, тебе всё уже ясно, или я могу продолжить? Тем более что город назван так, дабы увековечить имя известного революционера.

Внук удивлённо посмотрел на меня:

– Он ещё и революционерил?

– Да. Случалось, утром выступал с докладом на заседании географического общества, а потом мчался на окраину города, переодевался в мужицкую одежонку и рассказывал рабочим об Интернационале. За это его арестовали и заключили в Петропавловскую крепость. Правда, оттуда он бежал.

– Из самой крепости? Как граф Монте-Кристо? Вот это да! Расскажи, – внук прижался ко мне и заглянул в глаза.

– Петра Алексеевича предупреждали о грозящей опасности. Предлагали, как можно скорее покинуть Россию дабы избедать ареста. Но он остался. Ради своего доклада о ледниковом периоде в Северной Европе на заседании геологов. Сотрудники охранного отделения задержали революционера на следующий день, по пути на вокзал.

Князь-учёный считался необычным арестантом. Ему, по личному распоряжению императора, единственному из заключённых, доставляли в камеру письменные принадлежности, чтобы Петр Алексеевич мог продолжить работу над монументальным трудом о ледниках.

Прошло два года. Здоровье заключённого резко ухудшилось. И Кропоткин начал готовить побег. Врач, вызванный в камеру, констатировал: – бедняге осталось жить не больше двух недель.

Князя перевели в отделение для заключённых военного госпиталя и разрешили часовые прогулки во дворе, но под надзором. Пётр Алексеевич не раз видел открытые внешние ворота и за ними желанную свободу. На волю переслали записку с детальным планом предстоящей операции.

Главным сигналом к тому, что всё готово должен был стать красный воздушный шар, видимый с любой точки тюремного двора. В операции участвовало двадцать человек. Спешили, так как со дня на день Кропоткина должны были вернуть в казематы крепости.

И вот день Х настал. Узник вертел головой во все стороны, но шара нигде не видел. Время, отведённое для прогулки истекало, нервы князя были на пределе...

– Ух ты! Рисковый дяденька! – ёрзая от нетерпения, выпалил Тимоха, – наверное, шарик ветром унесло в противоположную сторону?

– Позже выяснилось, что дело было в другом. Кропоткин сумел подойти к открытым настежь воротам и прекрасно слышал, как за ними поскрипывают колёса пролётки и даже улавливал слова песни, которую горланил его товарищ, но злополучный шар так и не взмыл в небо! Причиной тому был не ветер. А продавцы шариков. Они каждый день торговали разноцветной детской радостью у центрального магазина, но в тот злополучный день разом устроили себе выходной! Оббегав город, сообщники вернулись ни с чем.

Тимофей насупился и сидел тихо, сопереживая пламенному революционеру. Я погладил его по голове и продолжил рассказ:

– Побег не удался. Но ни друзья Кропоткина, ни он сам и не думали отступать. Учёный предвидел и такую ситуацию. Потому заранее разработал и передал на волю план «Б», согласно которому товарищи сняли бы дачу, располагающуюся рядом с военным госпиталем. У её открытого окна, в назначенный день и час должен стоять музыкант со скрипкой в руках и играть знакомую мелодию, которая и служила сигналом «Всё готово! Улица свободна!»

– И он удрал? – Тимофей радостно вскочил с дивана, – дал дёру!

– Ровно через сутки, – уточнил я, – заслышав весёлую мелодию, учёный заученным движением (не один день тренировался в камере, чтобы мгновенно избавиться от ненавистной одежды) сбросил арестантский халат и, оставшись в брюках и рубашке, что есть силы побежал к открытым воротам.

– Так его же сопровождал надзиратель. Сам же говорил, Кропоткина выпускали на прогулку только под конвоем. Не догнал что ли?

– Жандарм гнался за беглецом, пытался ударить штыком, но не стрелял. Наверное, был уверен, что догонит. Не догнал. Учёный в последний момент успел вскочить в ожидающую его пролётку.

– Мужчины, вы сигналы вообще слышите? – вмешалась в нашу беседу возникшая перед нами бабушка, – уж минут пять под окнами клаксонит.

– Кто? – удивился я.

– Заговорщик? Революционер? – поинтересовался внук.

– Таксист. На вокзал вас повезёт. Совсем заболтались. Поезд ждать таких недотёп, как вы, не будет. Отправится строго по расписанию в этот, как его, в город имени ..., – супруга театрально наморщила лоб, давая Тимофею возможность ответить за неё.

– В город в честь удивительного человека! Учёного, революционера и князя одновременно, – внук торопливо надевал на спину рюкзачок, – вот вырасту, стану, как дед, писателем и напишу о нём роман. Толстенный! Аж на целую тысячу страниц!

 

 

ЖАРКОЕ ЛЕТО ДВАДЦАТОГО ГОДА

 

 Нижневолгская область Российской Федерации 2020 год. Июль. 9 часов 30 минут.

 Служебная квартира, открытого акционерного общества «Приволжский хлеб». 

 

– Сегодня или никогда. В конце концов мужик я или нет? Кольцо ещё пару месяцев назад в нашем «Изумруде» купил. Ленка, конечно девчонка терпеливая, но и у неё наверное есть предел терпению. Возьмёт и пошлёт меня куда подальше. И будет права. Цветы, конфеты и поцелуи это конечно хорошо, но раз нет официального предложения, значит и на других парней имеет полное право обращать внимание. Бррр, – от этой мысли у меня в душе не то, что кошки, целые тигрята завошкались. И так её, то есть душу, царапнули, что горло сразу пересохло, а рука не дожидаясь команды из мозга потянулась к смартфону. Немедленно услышать «ручеёк» её голоса, и чуть взволнованную речь: – у тебя всё в порядке. Ничего не случилось? На работу собираешься, я тоже. Увидимся в конторе, уже через час. Тебе бутерброд с сыром или колбасой или и с тем и с другим.

И пусть весь мир утверждает, что служебные романы, это блажь, явление временное. Я с этим не согласен, категорически. И свою сероокую «мельничиху» я нашёл, не по интернету, а нашем дочернем комбинате хлебопродуктов. О том, сколько мне сил потребовалось, чтобы уговорить нашего генерального директора перевести её в головную контору и вспоминать не хочется. Главное, мы теперь трудимся под одной крышей, правда в разных отделах, но это пустяк. Сегодня, при всех пойду туда, стану на одно колено и открою бархатную коробочку. Эх, жаль, что смокинга у меня нет, да и пиджак не оденешь, ибо за окном уже градусов двадцать пять, а днём так и вообще.., – я, озадаченно поглядывая на часы, опоздать сегодня, это вообще моветон, полез в свой, пока ещё, холостятский шкаф.

– Эти модные вельветовые джинсы, купленные по случаю распродажи, в местном бутике, за умопомрочительные деньги, тонкая пакистанская рубашка, а на ноги что? Хорошо бы кожаные туфли, под цвет брюк, но таковых, увы, нет. Зато имеются, винтажные вельветовые, а ля привет из восьмидесятых. Главное, что такие же светло коричневые, как и джинсы. И никак не иначе. 

Мельком глянул на себя в зеркало. Нормальный прикид. Ленке должно понравиться. Да и работа в престижной организации к подобному дресс коду обязывает. То, что, приобретая эти шмотки, месяц пришлось питаться пирожками с ливером и пить чай без сахара – вопрос отдельный.

 

Головной офис акционерного общества «Приволжский хлеб». Два часа спустя.

 

Первым делом, добравшись до нашего общего кабинета я, как и было заведено с момента основания «конторы», обсудил с мужской частью отдела, все спорные моменты воскресного матча с участием любимой команды «Волжские снайперы», затем порывшись на просторах интернета, накидал сценарий самой главной в моей жизни речи и наконец, открыл файл, с текущими делами. 

И в этот момент зазвонил телефон внутренней связи. Нахальный аппарат на который позвонить можно, а с него нет. Ярко красная штуковина, с символом нашей организации, расположенной в самом центре. 

Предполагалось, что обладатели таких устройств, должны страшно гордится ими, ибо наличие сего агрегата на рабочем столе, подчёркивает статус владельца. Не знаю уж, почему, но эти аппараты изрыгают из себя весьма скверную мелодию звонка. И мой организм со временем выработал стойкую антипатию к голосу этого аппарата. Если то, что раздавалось из под красного пластика вообще можно назвать мелодией.

Итак, китайское чудо офисной техники зазвонило. В трубке раздался раскатистый бас генерального директора: – Зайди.

Трубка противно загудела сигналами отбоя. Бегом спускаюсь с четвёртого этажа, на второй, покрытый хивинским ковром. Здесь располагается кабинет номер один. Я мысленно прокручивал в уме все свои возможные прегрешения, за которые меня следовало бы вызвать на ковёр. Таковых не обнаруживалось, так – мелкие шалости, и не более того.

В кабинете, кроме меня, было довольно много народа. В основном, «конторская» молодая поросль.

– Бәла селкенде – беда стряслась, – на своём, родном, татарском проворчал генеральный.

У наших соседей, по ту сторону реки, сегодня ночью сгорела мельница. Им надо помочь. Иначе столица братской республики без хлеба останется! И мы с вами этого допустить никак не можем. 

Дверь отворилась, и в кабинет на цыпочках, едва касаясь носками сандалий пола, вошёл старичок, начальник нашего Архивно-хозяйственного отдела, и ни слова не говоря положил на стол руководителя пухлую папку.

– Вакыт кыйммәт – время дорого – пророкотал хозяин кабинета, открывая документы. – Вот здесь билеты и немного командировочных, вылет через два часа, вахтенный автобус прямо сейчас отвезёт вас в аэропорт. Да, ещё вот что. Ваша командировка закончится только тогда, когда их мельница даст муку, и никак не раньше. Зарубите это себе на носу. Книгу Николая Островского «Как закалялась сталь?» читали? Если нет, то настоятельно рекомендую. Очень полезная книга.

 

Суть шефского наставления я понял, когда посмотрел на то, что осталось от мельницы, расположенной на окраине большого города. Обгорелые головешки, обильно залитые пожарной пеной, смешавшейся с мукой.

Понятное дело, что никакой рабочей одежды нам никто выдавать и не собирался. Начали разгребать это пепелище в том, в чём прибыли. Военные из местного гарнизона привезли мощный прожектор, чудом сохранившийся со второй мировой войны. Так прошла наша первая ночь, потом первый день и вторая жаркая и душная ночь. Мука в городе закончилась, а затем исчез и хлеб. Военные выпекали хлеб, из своих запасов и развозили диковинные в этих местах «кирпичики» по больницам, школам и детским садам. Чем мы питались, и питались ли вообще, я за давностью лет уже и не вспомню. Моя рубашка, та, что с погончиками, превратилась в хрустящий кокон, и я её просто выбросил. Если честно, я бы выбросил и вельветовые брюки, но рядом со мной работали дамы и в первую очередь, моя Ленка. Им приходилось ещё труднее. Что такое степная жара и обжигающий горячий ветер, про то отдельный рассказ требуется. Скажу лишь, что пот, смешиваясь с мукой и пожарной пеной образует на тебе такую броню, что из пистолета меня застрелить было уже невозможно. Да и стрелять не надо. Ещё денёк, другой, и моё имя, по всей видимости, увековечат на мемориальной доске, которую торжественно водрузят у проходной мельничного предприятия.

 

Прав был великий царь Соломон, когда крутил своё знаменитое кольцо, и читал надпись на нём «Пройдёт и это». Прошла и наша степная ссылка. Мельница заработала и дала первую, пусть ещё серую, но всё же муку. Нам привезли какие-то местные длинные рубахи, узор с изображением копыт жеребёнка, как и полагается, вручили почётные грамоты и всех скопом отвезли в аэропорт. В самолёте я, как и все мои коллеги, уснул мгновенно. В родном городе, нас встречал Давлет – водитель нашего вахтенного автобуса. Он подивился нашим нарядам, но почему-то долго смотрел на мои ноги. Я опустил глаза и не выдержав, хлюпнул носом. Мои конечности украшали разорванные по всем швам, раскисшие бело-жёлто-чёрно-бурые изделия, несколько дней назад гордо именуемые иностранным словечком «shoes».

 

Кто-то чмокнул меня в губы и прижался всем телом. Все вокруг захлопали и раздались крики «ура» и «горько». Ничего не понимая, я поднял голову. Рядом со мной, в такой же видавшей виды рубахе стояла Ленка, прижимая к груди грязную коробочку с моим колечком внутри. Совершенно машинально вытащил его на свет божий, роясь в карманах некогда вельветовых брюк. Как не потерял его в суматохе прошедших дней одному богу известно. Наверное, на то была его Воля.

  

© Ралот А. Все права защищены.