«С точки зрения кота» (сборник рассказов) Александр Ралот

КАК ПРОЕХАТЬ В САВОНГЕНУ?

 

29 апреля 2014 года. Новороссийск. Офис филиала фирмы «Зерноэкспорт»

 

 – Шота Ираклиевич, тут вот какое дело, – я переминался с ноги на ногу, мучительно соображая, как же убедительнее изложить свою просьбу.

 – Нэ томи, праздныкы вот здэсь, – шеф указал на свой нос, – излагай и ступай.

 – И я об этом, отпустите меня без содержания до двенадцатого мая. Сухогрузов в порту нет, и в ближайшие две недели не предвидится. Грузить зерно не на что! А у меня сын, студент в Питере – на одном дыхании выпалил я.

Хозяин кабинета, не отрывая взгляда от какой-то бумаги, с разноцветным гербом в левом верхнем углу.

 – В университете.

 – Мы на сэвэрах нэ таргуем. Там другой филиал имэется. Забыл что ли?

 – Так я же по личным делам, можно сказать, семейным. Одна нога там, другая здесь. Вот заявление, подпишите, пожалуйста.

Шеф, наконец, оторвал взгляд от кипы документов:

 – Сын гаваришь... это святое, так бы сразу и гаварил, а то понымаэшь... – он не успел закончить фразу, ибо зазвонил телефон.

Шота Ираклиевич снял трубку и затараторил на грузинском.

Не прекращая беседы подмахнул заявление и дал знак, чтобы я исчез с глаз и «желательно навсегда».

 

В северной столице сразу начались приключения.

Мест в студенческом общежитии для приезжих пап и мам не оказалось. Свободных, бюджетных номеров в гостиницах и хостелах тоже.

Одно слово – праздники. Всем хочется к культуре приобщиться и на памятники зодчества поглядеть.

Кое-как при помощи коллег из дружественного филиала «Зерноэкспорта» удалось отыскать койку в малюсеньком хостеле «У тёмной реки», на окраине города.

Жили там гастарбайтеры из республик Средней Азии, три раза в день жарящие на кухне дешёвую рыбу.

 – Юлдошев, (друг – узб.) – обратился ко мне хозяин этой ночлежки, – значит так, живи покаместь, но недолго, дня три-четыре. Потом у меня муаммо бошланади (беда начитается – узб.). Приезжают спортсмены. Будут выступать на площади в День победы.

 – И куда же мне податься? На вокзал? Но и там...

 – Юлдошев, ты прав. Туда не надо. Полицей-милицей раз-два и в кутузку. На базар ходи, может кто и приютит, даст кровать за сум (денежная единица в Узбекистане), другой. А опосля праздников уни қайтариб олишдан хурсанд бўламан (с удовольствием приму обратно – узб.).

 

Ранее утро следующего дня.

 

С первым поездом метрополитена я уехал на рынок, желая, как можно быстрее, притворить в жизнь совет владельца хостела. И первое, что бросилось в глаза, это сиротливо стоящий микроавтобус с красноречивой табличкой за лобовым стеклом.

«Вожу в Финку за товаром. Недорого. Экскурсии по желанию. Наличие визы обязательно!»

 Хвала горячо любимому «Зерноэкспорту», регулярно обеспечивавшему сотрудников годовым Шенгеном (разрешение для свободного въезда и перемещения по всем странам Шенгенского соглашения).

 – Едем завтра рано утром, – сонно бормотал водитель, – останавливаемся в отеле четыре звезды. Базаруем, закупаемся дня четыре, и домой.

 – А кто не базарует, тому чем заняться? – интересуюсь я.

 – Местные организуют экскурсии. Там поблизости есть какие-то музейчики, достопримечательности. Так ты едешь, или просто мне спать мешаешь?

 – Еду! А что ещё остаётся делать? Спать-то негде.

 – Ну ты даёшь? Там уж точно отоспишься, гарантирую. Гони гроши.

 

 Пять часов утра следующего дня.

 

 – Остановка по требованию. Дьюти фри (это режим торговли, при котором товары продаются без уплаты акцизов, пошлин и части налогов при условии вывоза покупки за границу). Все выходят затариваются горячительным, – водитель распахнул двери нашего микроавтобуса.

 – А ты чего сидишь? Стоянка минут двадцать, не больше. Валяй, водочку нашу закупай!

 – Это, он говорит мне, единственному оставшемуся в салоне.

 – Так ведь финская не хуже, я пробовал. Угощали как-то раз.

 – Ну, даёшь! Знаешь, сколько она там стоит? Да, её ещё поискать надо. В супермаркете не купишь. Только в специальных магазинах. Вечером, что пить будешь?

 – Чай, наверное, или кофе. Что у них там в баре подают?

 – Чудак-человек. Впервые такого встречаю. Ну, как знаешь, моё дело предложить. Надо же, чаем ужинает. Во, даёт!

 

Отель в городе Савонгена.

 

 – Уваа-жае-мые гоо-сти, – нараспев произнесла администратор, – ресторан у нас на пее-р-воом этаж. Заа-в-трак уже вами оплачен. Стол у нас финский, но шведский. Поо-э-тому брать с собой еду на вынос нельзя. Наедайтесь на целый день только за столом. На вто-роом этаже есть бас-се-ейн. Над ним крыша. Из стекла. Если есть дождь или звёзды на небе, хорошо видно. Это называется реее-лак-сация. Работает круглооо-суточно. После вашего ужина в номере там купаться лучше всего. Джакузи есть также. Предупреждаю, водку там пить нельзя. Никак. Совсем. Всегда. Даже если день рождения. За это выгоняйт и денег не вертать! Это запоминать!

Я взглянул на свой ключ от номера с большим деревянным брелоком – «222» и невольно воскликнул:

 – О второй этаж! Надо же!

 – Господин, – администраторша повернулась ко мне:

 – Бас-се-еин и джа-кууу-зи не в вашем номере. Тридцать метров по коридору дальше. Надо идти. Халат в номерах есть. Тапочки тоже. Правда белые. Здесь это не есть траур. Просто обув! Ещё вопросы?

 – Экскурсии будут? – выпалил я.

 – Да. Конечно. Вы же не за покупками сюда явились. Вернее не так. Не только за ними. Завтра, после завтрака, едем в му-узе-ей.

Так оче-ень интерес. Много полезного материал. И ещё одно, как это по-русски, не забывайт комната.

 

Засыпая на огромной кровати, с кучей пахнущих фиалками подушек, я вспомнил оплаченную лежанку в хостеле «У тёмной речки», правда, лишь на одно мгновение.

 

Завтрак в ресторане отеля.

 

Всё пространство зала занимала её высочество, еда! Десяток огромных лотков с салатами и столько же с мясными и рыбными деликатесами. Но глаз упёрся в небольшую, отдельно стоящую, бадью. В ней, переливаясь оттенками красного цвета, возлежала... икра!

И любой обитатель отеля мог спокойно подойти и безнаказанно «хапнуть» сколько душе угодно.

Моей душе было угодно завладеть таким количеством, которое сразу бы (конечно, по нашим расценкам!) окупило еврики, потраченные на проживание в этом царстве роскоши и пищи!

Местные жители относятся к этому деликатесу иначе, чем русские. Для них рыбьи яйца – банальное, повседневное кушанье. Скандинавы называют сие блюдо мяти, и продают его в любой точке общепита. Икру смешивают с тёртым сырым и нарезанным луком, после чего заправляют густой сметаной. И вовсе не бррр! Сам попробовал. Вкусно!

 

У выхода из отеля нас встретила всё та же администраторша.

 – Для тех, кому не нужны наши «Стокманн» и «Топман» («Стокманн» – финская компания розничной торговли и одноимённая сеть магазинов по продаже одежды и товаров для дома. «Топман» – обувной бренд.) организована экскурсия в «Лусто». Это есть такой музей леса. Будет оче-ень интер-еесн-ооо.

 

Живя в степной Кубани, я к лесу отношусь, мягко скажем, прохладно. Но не болтаться же бесцельно по супермаркетам и оптовым торговым базам.

 

 Слушая в пол-уха о том, как финны рачительно используют лес, как создали, лучшую в мире, деревообрабатывающую промышленность, я удивлялся тому, насколько продуман каждый уголок этого удивительного музея. Любая экспозиция была интересна и детям, и взрослым. Здесь отсутствовали любые запреты. Всё можно потрогать. Везде разрешалось, и даже советовалось, полазить!

 Но окончательное и полное слияние с природой ждало в соседнем здании. Пребывание в котором, как это банально не звучит, запомнилось на всю жизнь.

 Затемнённая комната, в которой при помощи объёмного звука и доброго десятка специальных проекторов была создана полная иллюзия нахождения на берегу финского озера.

 Минуту, другую, понаблюдав за порхающими бабочками и птичками, я впал в сладостную полудрёму и очнулся лишь тогда, когда предо мной предстал водитель нашего микроавтобуса.

 – До-ома надо бай, здесь только слу-ууша-ть и смо-оо-треть.

 

Всё когда-то заканчивается. Ежедневно путешествуя по маленьким, уютным городкам я и не заметил как наступило время возвращаться в ненавистный хостел на окраине Питера.

 

 По дороге к границе остановились перекусить в селении с непроизносимым названием. 

 Попутчики решили пожертвовать обедом и отправились на расположенный рядом рынок, менять оставшиеся дензнаки на копчённого угря или солёного лосося.

Я же побрёл в харчевню.

 «Глубокое знание финского языка» позволило ткнуть пальцем в строчку меню, висевшую возле дремавшей кассирши.

 – Мне, это, как будет по-вашему? Кalakeitto, ухи, рыбного супа, одну порцию.

Женщина кивнула и показала на пальцах, что надо сначала заплатить четыре евро, а потом сесть за любой стол, ибо посетителей в этой точке общепита не было, от слова совсем.

Всегда знал, что финны по своей природе медлительны, но чтобы до такой степени! В течение пятнадцати минут ко мне не вышел никто!

«Автобус ждать не будет, придётся уходить не соло нахлебавшись, – пронеслось в голове, – и валюту ведь точно не вернут! 

И я ринулся в атаку:

 – Где уха? Сколько можно ждать?

 – Там, – на чистом русском языке буркнула кассирша, – наливай сам, – и указала на огромный, вкусно пахнущий чан.

Местное kalakeitto представляло собой порубленную на крупные куски форель, лосось, сёмгу и кету, сваренную с обильным добавлением жирных сливок.

 

Вернувшись на Родину, в хостел не поехал. Отдал сыну закупленные в ходе одной из вечерних прогулок по Савонгене деликатесы и отправился коротать ночь в аэропорту Пулково. Там хотя бы жаренной рыбой не пахнет.

 

Восемь лет спустя.

 

Сын давно окончил университет и вернулся в «родные Пенаты», а я, выйдя на пенсию, пытаюсь писать что-то похожее на мемуары. Однако каждый вечер заправляю китайский ароматизатор отечественным сосновым маслом и включаю, на музыкальном центре, записанные и оцифрованные звуки финского леса.

Конечно, это не «Лусто», но всё-таки!

 

Ну а теперь будем готовить kalakeitto или уху по-фински.

 

НАМ ПОТРЕБУЕТСЯ:

Горбуша – одна, большая, потрошенная

Картошка – три больших штуки

Морковка – одна

Луковица – одна

Сливки жирные – две, три столовых ложки

Масло подсолнечное – три ложки

Лист лавровый – пару штук хватит

Перец чёрный молотый – на ваш вкус

Соль – тоже самое

Зелень, любая – для украшения в тарелках

 

ГОТОВИМ:

Рыбу режем на четыре части. Кладём в кастрюлю. Заливаем кипятком. Варим на медленном огне двадцать минут. Обязательно снимаем пену.

Параллельно чистим и режем картошку. Кому как нравится, кто кружёчками, кто кубиками. Моем в холодной воде. Это важно, так как вымывается ненужный крахмал. 

Лук, мелко измельчаем или вообще, как и морковку, трём на тёрке. 

Льём масло в сковородку, нагреваем. Затем кладём в неё наши овощи ( кроме картофеля, конечно). Жарим, помешивая минут семь, на медленном огне. После чего добавляем немного воды и тушим минут восемь-десять. 

Рыбу нашу вытаскиваем из кастрюли. Кладём на тарелку.

Бульон процеживаем и выливаем в другую чистую кастрюлю.

Туда же отправляем наши овощи и картошку. Ставим таймер минут на пятнадцать, чтобы сварился картофель.

Из горбуши извлекаем все косточки, после чего кладём в кастрюлю. Ставим таймер ещё на пять минут. Но прежде выливаем туда наши сливки. Солим и перемешиваем. Но не сильно, иначе испортим куски горбуши! 

После того, как таймер сработал, закрываем кастрюлю крышкой и вновь включаем его уже на десять минут. Наша уха должна обязательно настояться! 

Разливаем по тарелкам украшая измельчённой зеленью.

 

 

ПРОЕКЦИЯ ПРЯМОЙ НА ПЛОСКОСТЬ И СТУДЕНЧЕСКИЙ ЗАВТРАК НА СКОРУЮ РУКУ

 

Январь 1973 года. Краснодарский политехнический институт. Кафедра высшей математики.

 

 Ужас, кошмар и жуть! Конец света почти. Я схлопотал «пару» на первой в жизни сессии и на первом же экзамене. То, что таких «олухов царя небесного», не умеющих брать простейший криволинейный интеграл, набралось полторы дюжины, утешало мало. Окончательно добивало ещё то, что теперь мне предстоял путь на голгофу, в наш деканат, за получением тёмно-синего, похожего на смерть и одновременно на конец тёмной ночи, плотного картонного квадратика, дающего право с сего дня и до окончания сессии сдавать экзамены не с родной группой, а с любой другой. Главное, чтобы пересдать злосчастную математику до часа икс, то есть, до последнего дня сессии!

 – Значит, так! Двоечник – староста группы! Что уже само по себе полнейший моветон! – пробасил декан, сверкая глазами. – Делай, что хочешь, но чтобы двойку до конца сессии исправил! Иначе вот этой не дрогнувшей рукой подпишу приказ об отчислении.

 – Но ведь некоторые хвост в течение второго сем-м-местра – промямлил я, удивляясь собственной наглости.

 – Убирайся с глаз моих долой! Ступай к Маличу Гайсовичу. Он как раз сейчас экзамен по Истории КПСС принимает! И не дай бог тебе получить что-нибудь ниже пятёрки.

 – Но я ведь ещё не го-то-вил-ся. Как же мож-но? А вдруг и там.., тогда всё?

 – Нахал! Историю нашей партии советский ребёнок обязан изучать с первого класса средней школы, так что часа на то, чтобы освежить в памяти даты и решения её съездов будет достаточно. Ступай с глаз моих вон и пригласи следующего недоросля. Из-за таких, как ты, в стране может дефицит картона образоваться!

 

Кафедра Научного коммунизма и истории КПСС.

 

 – А тебя каким ветром сюда занесло? – Малич Гайсович смотрел снизу вверх, не вставая из-за стола. – У меня сегодня по плану девчачья, то есть, я хотел сказать, женская группа экзамен сдаёт. И таких верзил, да к тому же старост другой группы, в ней не предусмотрено!

Я молча протянул синий квадрат, подписанный деканом.

 – Значит, досрочно? Вне вверенной тебе группы. Знаешь, как это у нас, у коммунистов, называется? Впрочем, на лекциях ты присутствовал. Это раз. Вопросы дельные задавал. Это два. А три, тяни билет и можешь не готовится, потому что мне нужен не ответ на него, а только номер, который я впишу в ведомость.

 – Но ведь там вопросы? Как же... – опять промямлил я.

 – Их я тебе сам задам, причём в гораздо большем количестве, чем в билете напечатано. Надеюсь, понятно, почему?

Я обречённо кивнул и повернулся, чтобы сесть за ближайший стол и хоть немного подумать о значимых вехах в истории Коммунистической партии Советского Союза.

 – Куда поплёлся, синебилетник?

 – Так, я это, готовится.

 – Отвечай, какое важнейшее событие мы всей страной отмечаем в эти дни?

Если скажешь, то продолжим, а если нет, то сам понимаешь!

Неожиданно у меня проснулся, дремавший в глубине души, нахальный чёртик, который тут же выпалил:

 – Давай, жги! Чего терять? Военно-морские силы или, на худой конец, стройбат примут бывшего студента с распростёртыми объятиями.

 – Тридцатого декабря двадцать второго года образовано государство – Союз Советских Социалистических Республик, – на одном дыхании гаркнул я.

 – Надо же, знаешь. Наверное, газеты читаешь.

 – «Советскую Кубань». Ежедневно! И ещё «Правду». Комсомольскую.

 – Ну, раз так, тогда продолжим. Сколько республик в союз входит ты наверняка знаешь, в вот сколько автономных, можешь сказать? – при этих словах Малич Гайсович хитро прищурился.

 – Если республик, а не округов, тогда двадцать. Автономные республики – это самоуправляющиеся регионы, по сути, являющиеся одной из форм автономии для национальных меньшинств, населяющих территорию СССР.

Преподаватель довольно крякнул и продолжил:

 – Если назовёшь их столицы, скажем, штук пятнадцать, то отпущу с богом. Правда, замечу, что его нет.

Вот и всё! Приплыл! Ну пять, ну семь, я поднатужившись ещё вспомнить могу. Но полтора десятка уж точно, не знаю.

Но чёртик, сидевший внутри, идти в армию никак не хотел: «Хозяин, ты чего умолк? Переводи разговор на целый мир, показывай интеллект! Вперёд! Не дрейфь, прорвёмся».

 – Малич Гайсович, эти столицы такие маленькие, можно сказать, что почти и не города. Хотите, я вместо них прямо сейчас назову столицу мира любого государства на земле.

(Хвала нашей школьной учительнице географии и её обязательному к посещению, воскресному кружку.)

 – Так уж любого? Неужто все знаешь?

 – Проверяйте.

 – Давай Эфиопию, – горячился преподаватель.

 – Аддис-Абеба. Государственный язык – амхарский. Федеративное государство, парламентская республика.

 – А теперь Непал, – потребовал Малич Гайсович.

 – Катманду.

 – А Марроко?

 – Рабат. Но самым крупным городом страны и главным портом является Касабланка.

 – Будем считать, что мировую географию ты сдал. Причём на отлично, но ведь явился пред мои очи сдавать, что?.. – преподаватель вытер пот со лба и заглянул в лежащую перед ним ведомость

 – Ис-то-рию, – выдохнул я.

 – То-то же. Забирай четвёрку и беги дальше. Извини, синебилетникам я выше никогда не ставлю, принцип у меня такой. Девчонки в коридоре совсем истомились. Хотят побыстрее от переполнявших их исторических знаний избавиться.

 

Через день предстояло выдержать тяжёлый экзамен по начертательной геометрии. Почему тяжёлый, да потому что я по природе своей – левша. Черчу левой, и этим всё сказано.

Правда, девушки, уже прошедшие этот непростой этап в своей жизни, говорят, что доцент Каданов – душка. На те вопросы, которые изложены в экзаменационном билете не обращает никакого внимания, а на то, что начертил на ватмане – ноль внимания. Даже не разворачивает, банально откладывает в сторону. Задаёт простенькие устные вопросики, просит на листочке нарисовать эпюру (чертёж, на котором пространственная фигура изображена методом нескольких (по ГОСТу трёх, но не всегда) плоскостей), другую и всё! Хватаешь зачётку с пяхой и летишь в соседнюю кафешку обмывать или объедать успех пирожным «Картошка» (Очень известное в СССР лакомство. Его изготавливали кулинарии и кондитерские во всех регионах страны. А кафе и столовые держали это пирожное в постоянном ассортименте своей продукции. ).

 

Получив столь исчерпывающую информацию я не поехал в нашу знаменитую «Рощу», где спекулянты втридорога продавали дефицитный прочный чешский ватман, а сходил в наш «Дом книги», где в отделе канцтоваров приобрёл за тридцать копеек отечественный, (именуемый в студенческой среде ёмким словом – «промокашка») тонкий и воюющий с ластиком не на жизнь, а насмерть, постоянно терпя поражение, в виде мгновенно образующихся дырок, лист ватмана.

 

День экзамена. Кафедра начертательной геометрии КПИ.

 

 – Берите билет и идите готовьтесь, – Каданов, не отрываясь от записей и не поднимая головы ткнул пальцем в разложенные на столе листочки.

 – Номер тринадцать, – еле слышно вымолвил я, холодея от ужаса, затем на негнущихся ногах поплёлся за последний стол.

Дрожащими руками что-то несусветное изобразил на «промокашке», понял, что начертил не то, попросил у соседки ластик, и получил, но не мягкий, для карандаша, а жёсткий, для борьбы с чернилами.

Стал стирать, но вспомнил о дырках и бросил это опасное занятие.

Взглянул на доцента, тот не разворачивая чертежи, клал их в общую кучу, задавая экзаменуемой студентке вопросы, ответы на которые совсем не требовали письменного объяснения.

«Ну, слава богу. Язык у меня подвешен и без костей, как-нибудь выкручусь, что я слабее девчонок, что ли?» – мгновенно пронеслось в голове.

Хватаю ватман и уверенной походкой топаю к Каданову.

 – Позвольте! А как вы оказались в женской группе. Кто такого здоровяка в этот цветник посадил? – доцент оторвал взгляд от ведомости и стал внимательно меня разглядывать.

 – Вот, – я протянул тёмно-синий квиток.

 – Так-с. Значит, двоечник! А отпетый или нет, это мы сейчас узнаем, – при этих словах преподаватель развернул мой ватман:

 – О! Да это совсем не начертательная геометрия, это как его, вспомнил, это – абстракционизм. Предлагаю, когда вас с треском выгонят из Политеха, найти себя в этой области.

Минут пять он рассматривал моё творение, даже посмотрел чертёж на просвет.

 – За-дай-те устные вопросы, я... я учил, чес-слово, – бормотал я, надеясь на чудо.

И оно явилось.

 – Устные, говорите. Извольте. Садитесь рядом. Вот листок бумаги и, хорошенько подумав, изобразите на нём, скажем, проекцию прямой на плоскость.

Дав задание, доцент поманил пальцем очередную студентку, потом ещё одну и ещё. Наконец, вспомнив обо мне, недовольно буркнул:

 – Показывайте.

Я протянул листок с жирной точкой посередине.

 – Это что? – Каданов нацепил на нос очки.

 – П-п-п-роекция прямой, – ответил я.

 – Так-с. Значит, ну правильно. Чего же вы дрожите, как лист ватмана на ветру. Даю следующую задачу.

После проверки четырнадцатого по счёту задания, преподаватель вынес вердикт.

 – Вы молодой человек, не безнадёжный. Во всяком случае, мясо в вашей голове мною с некоторым трудом но обнаружено. Ставлю твёрдую четвёрку. Бал снижаю вот за это, – он показал на мой, лежащий отдельно от других, чертёж. – И ещё примите дружеский совет. Никогда не идите работать ни в какой проектный институт. Ей-богу, это не ваше!

 

Пожеланию доцента я внял в полной мере. Работая в министерстве, принимал работы у ГИПов (Главный инженеров проектов), был членом государственных комиссий и даже поучаствовал в создании учебника по строительству предприятий нашей отрасли. Но сам за кульман не садился ни разу!

 

Ах да, чуть не забыл. Высшую математику я всё-таки пересдал. В последний день сессии. Успел. От страха вызубрил всё или самостоятельно разобрался в теоремах или формулах, за давностью лет уже и не вспомню. 

И степуху мне декан назначил. А как же иначе, ведь староста и без стипендии – это же моветон!

 

 НУ, А ТЕПЕРЬ РЕЦЕПТ ПРОСТОГО ЗАВТРАКА ОТ СТУДЕНТА ТЕХ ЛЕТ.

Омлет со спаржей!

 

 НАМ ПОРТРЕБУЕТСЯ: 

1) Яйцо – лучше два! (если есть такая возможность)

2) Молоко – пару столовых ложек.

3) Спаржа – четыре или лучше пять штучек.

4) Острый молотый перец – по вкусу.

5) Соль – аналогично.

 

ГОТОВИМ:

Взбиваем сразу вместе яйца, молоко, соль и перец. 

Нагреваем сковороду и кладём на неё нашу спаржу. 

Сверху заливаем взбитой массой. Ждём пока края омлета потемнеют и переворачиваем. Смотрим на часы или ставим таймер на три минуты.

Всё! Простой и вкусный завтрак готов. Так вот и жили на стипендию в сорок рублей В МЕСЯЦ!

 

 

ДИКАХЬЕГАР

 

«Уже не секрет, что в нефти содержится белок, являющийся неотъемлемым элементом жизнедеятельности живых организмов, поэтому с содержанием этого белка уже изготавливают, например, мясной фарш и другие продукты питания. Ещё в СССР предлагались варианты изготовления из неё белковой икры и аналога дрожжей, с применением которых можно было бы получать, практически, хлеб из нефти.

Но этот список можно продолжать бесконечно...»

Из интернета

 

1972 год. Июнь. Деканат факультета Технологии хлебопродуктов Краснодарского политехнического института.

 

 – Ну чего вы тут столпились? Ведь ясно сказано было, будем вызывать по списку, а он составлен строго по вашей успеваемости. Кто учился год хорошо и прилежно поедет к морю, Чёрному. Ну, а если позволял себе поспать подольше и периодически менял лекционный зал, на аналогичный, но в ближайшем кинотеатре, тоже отправим на море, правда уже на Белое! – седовласая секретарша деканата краешком губ улыбнулась собственной шутке и прижав толстую папку к груди скрылась за массивной дверью.

 

 Ура! И Ещё раз Ура! Два месяца на берегу самого, что ни на есть Чёрного моря. И сегодня ночью я вылетаю в аэропорт красивейшего города на свете, с коротким, всего-то четыре буквы, но почти заграничным именем, у них там банальное Сан-Тропе, а у нас, его величество – СОЧИ!

 

 – Значит так, студент! Жить, вернее ночевать, иногда, будешь прямо туточки, – заведующий производством, Игнат Кириллович Межера, указал на длинную, видавшую виды, лавку, стоящую у стены каптёрки, служившей одновременно и комнатой отдыха персонала местного цеха по фасовке круп.

 – Но, может... – робко попытался возразить я.

 – Заруби на носу, – слово, но, здеся произносить нельзя! Ибо это Сочи, тут даже курятники на лето курортникам сдают! А раскладушку, которую я сейчас сюда притараню, так почитай, люксом именовать надоть! Тем более, что у тебя, через день ночная смена будет. А ежели не нравится, то прошу на пляж Ривьера. Там те спят, у кого денег даже на курятник немае. Всё. Кидай сюды свои манатки и пошли знакомится с чудовищем по имени «ЗИР».

 – А почему оно чудовище, – не выдержал я и прервал монолог Игната Кирилловича.

 – А вам разве в институте про это изобретение вражеской техники не рассказывали?

Я отрицательно покачал головой.

 – Тогда слухай. Сочи это лицо страны. Правда только курортное. Но иностранцев и наших, то есть социалистических и буржуинских туточки, что у жучки блох. Вот приходют они в гастроном, а там тётя Клава берёт бумагу, варганит из неё кулёк, и сыплет в него вкусную и полезную крупу «Артек». Выстаивается очередь, а это что значит?

Я непонимающе развёл руками.

 – А то и значит, – продолжил Межера, подняв палец вверх, – моря меньше, так как они пребывают не на пляже, а в магазине. В общем, чтобы идти в ногу с мировым прогрессом, наше государство и купило этого монстра ЗИРа. За валюту, между прочим.

 – Но, – машинально произнёс я, но тут же осёкся и замолк.

 – На первый раз прощаю, ибо знаю, что ты хочешь сказать. Мы уже пришли. Залезай на верх, хватай мешок и расшивай. Надеюсь, как быстро избавить его от ниток в институтах обучают?

Я стоял и хлопал глазами, глядя как наставник ловко расшнуровал и высыпал содержимое пятидесяти килограммового мешка в металлический бункер.

 – Под им находится, та самая, фасовочная монстра. Казалось бы ей мешка жратвы на долго хватит, ан нет. Десять секунд и килограммовый пакет наполнен и заклеен. А теперича считай, коль скоро инженером будешь. В минуту, выходит, шесть кило ушло. То есть, ты должон, каждые восемь минут эту прожору подкармливать. Ибо простоя допустить нельзя, так как...

 – Да понял уже, – перебил я заведующего, – на валюту куплен.

 – Это хорошо, что такой понятливый к нам заявился. Далеко пойдёшь. Если не остановят. Парень ты не хилый, смену, может быть и выдюжишь. А за это, что полагается?

 – Зарплата, – еле слышно пробормотал я, с тоской наблюдая, как исчезает в бункере крупа.

 – И не только. Ещё и бесплатное питание в нашей столовой, повышенной калорийности, между прочим. И главное! Благодарность отдыхающих, без очереди берущих с полок супермаркетов расфасованный товар. Ты, вообще, о супермаркетах, то есть магазинах самообслуживания, слыхал?

Я почесал затылок, припоминая видел ли я в Краснодаре такое чудо советской торговли или нет.

 – Ну, лады, паря. Рабочее место я показал, особенности трудового процесса объяснил, значится сейчас тебе дорога к инженеру по ТБ (по технике безопасности ) топать! Подпишешь там пару бумаг. На тот случай, ежели ты, со всей дури, в бункер свалишься или ещё что, непотребное, учудишь. Знаю я вас, непутёвых. Отвечай потом перед советским судом. А в двадцать два нуль, нуль, будь любезен заступить на трудовую вахту. Вообще-то мы по двенадцать часов пашем, но салагам, вроде тебя, для начала, определяю восьмичасовую вахту! Покамесь обвыкнешься.

 

Сколько раз я падал, неся тяжеленные мешки к треклятому бункеру, сколько шишек и синяков набил, как засыпал, едва добравшись до раскладушки, и накачал себе бицепсы и трицепсы, чем вызвал восхищённые и заинтересованные взгляды сокурсниц, я поведаю в другой раз. А сейчас расскажу об одном выходном дне (случались и такие), который запомнился на всю жизнь.

 

О боги! Этот день наконец-таки настал. И виной тому «чудо-монстра-фасовочная машина», требующая регулярной смазки, чистки и профилактического ремонта.

Механики с ней возятся, как с дитём малым, а я на море! И не просто так, а пусть с небольшим, но авансом. Могу симпатичную отдыхающую мороженным угостить или даже пригласить в .., нет, конечно же не в столовую, а самый настоящий ресторан, правда с дневным ценником, в меню.

 

Сказано-сделано. И я с новой знакомой, девушкой Мариной, из далёкого Архангельска, уже спешим, нет, не в фешенебельную точку общепита, а в только что открывшийся дегустационный бар, с интригующим названием «Все вина Кавказа».

Ни она, ни я никогда в подобных заведениях не бывали, по причине того, что в наших городах их, в те годы, просто не было.

«Цена сеанса дегустации, конечно, дороговатая», – размышлял я, доставая синий пятирублёвик, – «но один раз я могу себе это позволить. Кутить, так кутить!» 

– Дайте нам по два бутерброда с чёрной и красной икрой, – это я буфетчице, которая, при входе в царство Бахуса, торгует закуской, то есть малюсенькими бутербродиками, с десятком икринок, по цене, аж рубль за штуку.

 

Уважаемые товарищи! Для начала предлагаю познакомится с напитком из соседней Грузии, под названием Киндзмараули, – дородная женщина дала знак помощницам и те споро плеснули в бокалы по двадцать грамм тёмного напитка.

 – Красное полусладкое вино, производимое в нашей стране с сорок второго года, – вещала докладчица, – имеет цвет вишни или граната, нежный, бархатистый вкус...

Посетители слушали её в пол уха, кидая нетерпеливые взгляды в сторону девушек, выносящих из подсобки новые откупоренные бутылки.

Купленные бутерброды были съедены в течение первых пяти минут. Расторопная буфетчица расхаживала по залу и предлагала свой товар жаждущим закусить, но уже втрое дороже.

Я, тайком от спутницы, пересчитал оставшуюся наличность и пришёл к выводу, что если приобрету продукцию у наглой спекулянтки, то о походе в кино, с местами в последнем ряду (места для поцелуев), можно забыть.

 – А я нисколечки неголодная, – прочитала мои мысли сообразительная Марина, и показав пальчиками на подсобку продолжила:

 – Смотри как интересненько. Они не бутылки выносят, а на тележке целые сосуды везут.

И действительно, девушки ставили перед каждым из посетителей наполненный до краёв расписной кувшин.

 – Дорогие гости, я вам рассказала конечно же не обо всех винах, производимых в здешних краях. Вы познакомились и с продукцией легендарного Абрау-Дюрсо, и с Абхазским Апсны, и с чудеснейшим сухим Саук-Дэре, которым угощают на приёмах в самом Кремле. А теперь я хочу послушать вас. Попробуйте это молодое, в прямом смысле этого слова, вино и скажите что о нём думаете. Будете ли его покупать?

Повеселевшие и раскрасневшиеся дегустаторы синхронно сделали по солидному глотку, потом ещё по одному и ещё...

 – Если кому-то не хватило, дайте знать. Девушки с удовольствием, привезут добавки, – хитро улыбнулась докладчица и подмигнула залу.

 – Прррек-рас-но. Хоооро-шее крре-лённое. Знатная портёйка, типпа три то-по-ра (Портвейн «777». В народе именуемый «Три топора».). Ббберём, однозначно.

 – А у вас, тут, пррри-об-рести-можно? Скока стоит?

Неслось со всех сторон.

Женщина сделала знак рукой, призывая к тишине:

 – Очень рада, что это вино понравилось. К сожалению, оно пока не продаётся, так как до конца не прошло все необходимые исследования. Вам повезло и вы стали одними из первых, кто удостоился чести попробовать изделие нефтегазодобывающего предприятия «Грознефть». Напиток изготовлен не из винограда или яблок, он на сто процентов продукт глубокой переработки нефти!

И называется «Дикахьегар» (блаженство – чеченск.). Правда легко запомнить это слово?

 

С той поры прошло пол века. Моя профессия дала возможность объездить и весь наш необъятный Советский Союз и многие страны мира. Но нигде и никогда ни я, ни моя супруга Марина, не встречали напитка под названием «Дикахьегар». Хотя, как и просила докладчица, почему-то, это мудрёное для русского уха слово, врезалось в память, нам обоим, навсегда!

 

Ну, а теперь, как обычно, рецепт от моей Маринки – груши приготовленные на вине.

 

НАМ НУЖНО:

Груши большие, крупные – четыре или пять штук.

Вино красное, (можно взять не марочное, а ординарное) – одна бутылка

Корица – одной палочки будет достаточно.

Ваниль – на ваш вкус, но не переборщите.

Сахар – грамм двести пятьдесят – триста 

 

ГОТОВИМ:

Для начала выливаем в нашу кастрюлю столько вина, чтобы оно как следует покрыло, лежащие на дне, груши и ставим на средний огонь.

После чего отправляем туда наши специи.

Ждём когда наше варево начнёт кипеть. Ставим таймер минут на пять-десять. Снимает тогда, когда содержимое кастрюли немного загустеет.

Затем груши извлекаем из кастрюли и аккуратно удаляем кожуру.

После чего кастрюлю переставляем на самую маленькую горелку, газ в которой уменьшаем до самого минимума. Кладём груши назад. Ставим таймер часа на два. Но уже через час проверим, насколько наши груши размякли. Главное, чтобы вообще не раскисли (Бывает и такое, увы! Тогда начинаем всё заново, но уже с другим сортом груш.)

Дело в том, что наши фрукты должны стать мягкими, но, ни в коем случае не потерять свою форму. Не спеша и аккуратно достаём их и срезаем низ у каждой груши. Это нам нужно, чтобы их можно было красиво сервировать, поставив на тарелку или поднос. 

Теперь десерт готов. Подаём к столу. Можно вместе с мороженным или шоколадом или ещё с чем. Это уже на ваше усмотрение!

 

 

ДОРОГИЕ МОИ РЕЛЬСЫ

 

 – Аж вон, бачишь, с дроту цепок висить, то вона, бисова душа, тим цепком подпираетця, та й бижить, – со знанием дела отвечали екатеринодарцы.

(«Кубанские областные ведомости» 1900 год.)

 

Не знаю, как у других детей, но у внука Тимофея напрочь отсутствует способность сосредотачиваться на каком-либо деле в течение небольшого периода времени или попросту – усидчивость, в прямом смысле этого слова. Да чего там далеко ходить. 

Вот сидим с ним на остановке, трамвая ждём. Рано или поздно приедет, куда денется. Тем не менее Тимоха вскакивает со скамейки, всматривается вдаль и вздыхая, произносит:

 – Едет, но не наш.

 – Ты такой глазастый, номер за километр видишь? – вопрошаю я, беру его за руку и пытаюсь усадить на скамейку.

 – Цифру ещё не вижу, но цвета запросто. Один красный, другой синий, а на нашем одинаковые  

 – белые (с недавних пор для Краснодарских трамваев разработали цветовой код присвоив цветовые комбинации каждому из маршрутов). Дед, а правда, что трамваи в России изобрели?

 – Ну, как тебе сказать... два века назад, американцы в городе Балтиморе догадались поставить конные экипажи на специально проложенные рельсы. Это позволило уменьшить нагрузку на лошадей, и, главное, возросла скорость передвижения.

Полвека спустя появились различные двигатели, которые начали вытеснять из городского транспорта непарнокопытных...

 – Паровые трамваи, что ли? – бесцеремонно перебил внук.

 – По-своему ты прав. По городу ездили этакие мини паровозы, тянувшие за собой пару, тройку вагонов. Но от них быстро отказались, правда, не везде. В нашем городе они до революции трудились. Возили людей из близлежащей Пашковки до окраины города.

 – А почему отказались? Ведь паровозы кое-где и сегодня работают? – Тимофей снова вскочил, глянул на приближающийся трамвай, махнул рукой и уселся на место.

 – Сильно шумели и коптили. Согласись, для городов, это мало приятное зрелище.

 – Зато за ними убирать навоз не надо! Лошадей ведь не заставишь потерпеть до конечной остановки! – заступился за технический процесс внук и продолжил, – нам в школе говорили, что заменить паровую тягу на электрическую в трамваях первым догадался полтавский физик Федор Пироцкий. Однажды взял, да и подвёл провода к трамвайным рельсам. И, между прочим, сразу же установил рекорд трамвайной скорости: целых двадцать км, вместо восьми у конок!

 – Что было, то было, – согласился я и улыбнулся, радуясь познаниям потомка, – однако сие изобретение в Российской империи развития не получило, а вот немцы, братья Сименс, им, ох как, заинтересовались. Эрнст Вернер фон Сименс продемонстрировал это чудо техники на Германской промышленной выставке в Берлине. Катал посетителей по территории.

 – Зря этот Пироцкий не догадался сюда приехать, казацкому атаману предложить, тогда бы Екатеринодар, стал первым русским трамвайным городом. Тимофей, в очередной раз поглядел в даль и, подняв руку вверх, торжественно произнёс:

 – Наш идёт, новёхонький, Усть-катавский, классный, с кондиционером! (АО «Усть-Катавский вагоностроительный завод» (входит в структуру ГК «Роскосмос» и АО «ОРКК») стал победителем конкурсов на поставку в Краснодар трамвайных вагонов) – внук демонстративно показал большой палец, – Так, что ты там говорил про Екатеринодарский трамвай?

 – Во-первых, о первом электрическом трамвае поведал ты, что похвально, а во-вторых, помнишь, я рассказывал тебе и твоим друзьям о нашем градоначальнике Василии Семёновиче Климове.

 – Тимофей кивнул.

 – Однажды, наблюдая за толчеёй, которую устраивали пешеходы и извозчики, он решил, Екатеринодару просто необходим городской маршрутный транспорт, такой как конно-железная дорога. Внёс в местную думу законопроект, который был отклонён с формулировкой «ввиду возможного стеснения грузового и экипажного движения». Проект подавали снова и снова, и каждый раз получали отказ.

 – Опять из-за стеснения? – съехидничал внук.

 – Нет. По видимости, из-за той причины, которую ты сам и высказал.

 – Не понял?

 – Навоз. Да ещё центре города. Кто-то же должен был регулярно ходить и прибирать за лошадьми. Серьёзная проблема того времени. На международном уровне обсуждалась аж в Лондоне. Но вдруг сама собой разрешилась.

 – Автомобили?

 – Они. Вытеснили гужевой транспорт.

 – И в Екатеринодаре запустили, наконец трамвай?

 – Не сразу. Лишь спустя десять лет. Городская управа заключила-таки договор «На устройство и эксплуатацию электрической железной дороги (трамвая) с французской фирмой с «Генеральная компания тяги» на условиях концессии.

 – Не понял? На условиях чего?

 – Как бы объяснить тебе попроще? Иностранцы должны были на собственные деньги проложить рельсы, купить вагоны, запустить трамвай в эксплуатацию. И много лет получать прибыль от продажи билетов, а затем всё это подарить городу.

 – Ага. Когда переломаются?

 – Ну, не совсем так. Рельсы-то, останутся, – усмехнулся я, – но французы контракт не потянули, продали бельгийцам, потому как те подсуетились и получили от царя высочайшие разрешение «Производить подобные операции на территории Российской Империи».

Как я уже говорил, градоначальник Климов не дожил до судьбоносного зимнего дня, когда весь город выстроился вдоль трамвайных путей. Пять вагонов без лошадиной упряжи и даже без локомотивов, стояли украшенные флагами вдоль улицы Екатерининской.

Знатные люди города и чиновники не один час произносили длинные речи. Наконец, супруга наказного атамана Елизавета Малама большими ножницами перерезала атласную ленту, натянутую поперёк улицы.

Раздались переливы электрических звонков, и вагоны без посторонней помощи сами по себе начали движение.

Зеваки, дожидающиеся бесплатного званого обеда, бросились в рассыпную. Ведь Бог знает, на что ещё способны эти самодвижущиеся «чудища»!

Однако уже на следующий день, ровно в семь часов тридцать минут открылось регулярное движение. Вагончики прижились, и вскорости екатеринодарцы катались на трамвае, как на новомодном аттракционе.

 – Наше «чудище» подходит, – в обычной своей манере перебил Тимофей, – а ты ещё ничего не рассказал о Пашковском паровом трамвае.

 – Приедем домой, сам погуглишь. Отыщешь во всемирной паутине ещё много чего интересно: и про наш любимый городской трамвайчик, и даже отыщешь инфу о его вечном конкуренте – троллейбусе.

 

А теперь кулинарный рецепт от меня и Тимофея. Бутерброды «С пылу, с жару»

 

 НАМ ПОНАДОБИТСЯ:

1) Один обыкновенный нарезной батон

2) Докторская или любая варённая колбаса примерно грамм сто

3) Сыр, желательно потвёрже (об импортном Пармизане ни слова) – тоже грамм сто 

4) Яйцо – пара штук

5) Перец сладкий – один большой

6) Петрушка – половина пучка

7) Масло растительное (лично я использую оливковое или моё любимое – хлопковое) трёх чайных ложек будет достаточно

8) Соль и чёрный молотый перец – на ваш вкус

 

ГОТОВИМ:

Режем хлеб, (если вчерашний, даже лучше – меньше крошек.) Желательно, чтобы наши кусочки были довольно тонкими, примерно в сантиметр толщиной. 

В косушку (или у кого нет, то в простую миску) миску разбиваем яйца, туда же отправляем соль и перец. Миксером как следует взбиваем. На тёрке трём наш сыр.

Мелко режем болгарский перец и колбасу. Всё это высыпаем в миску со взбитыми яйцами. Перемешиваем и эту смесь выкладываем на кусочки хлеба.

В сковородку льём масло. Греем на медленном огне. После чего кладём наши бутерброды. Жарим минут семь, восемь на среднем огне, следим чтобы не пригорели, но хорошо пропеклись. (Можно закрыть сковородку крышкой. Бутерброды будут мягче).

И наконец, наши бутерброды переворачиваем начинкой вниз.

Жарим три-пять минут. (Тогда они будут приятно хрустеть на зубах.) Специальной лопаткой вынимаем и бегом к столу, пока не остыли!

 

 

ОНИГИРИ

 

Ну а теперь будем готовить японское блюдо, которое называется «Онигири с кунжутом».

 

НАМ ПОНАДОБЯТСЯ:

1) ПРЕЖДЕ ВСЕГО Наш родной (самый лучший в мире) Краснодарский рис – полкило

2) Водоросли сухие – одна упаковка (в наших супермаркетах есть).

3) Кунжутные семечки – (на базаре купите или в том же супермаркете) – пару чайных ложек.

Чёрный молотый перец или красный(сладкий), какой больше нравится, и есть под рукой – по вкусу

Соевый соус – аналогично

 

ГОТОВИМ:

Под проточной водой промываем рис и заливаем холодной водой, (пол литра или чуть больше). Ставим на большую горелку, быстренько доводим до кипения. Затем огонь уменьшаем и медленно варим минут двадцать. Снимаем кастрюлю и даём остыть. ( минут 10 или 15). Чтобы он был тёплым. (Иначе не будет лепиться! Это важно!)

Режем наши водоросли на квадратики.

Затем жарим на сковородке кунжут.

Раскладываем на столе полиэтиленовую плёнку и лепим из риса и кунжута шарики не забывая посыпать перцем и солью. Заворачиваем в водоросли.

Шарики берём специальными китайскими палочками ( у кого нет, можно и руками, только чистыми) макаем в соевый соус и (правильно) отправляем в рот.

Можно запивать Сакэ. Что это за напиток расскажу как-нибудь в другой раз!

 

 

ОНА ВСЁ ЕЩЁ БУДЕТ СТОЯТЬ В АРАБЕСКЕ!

 

Согласитесь, назначать свидание, пусть даже деловое, гораздо романтичнее у старой афишной тумбы, чем у видавшей виды доски, с разномастными объявлениями. Это я к тому, что одна знакомая, (и по совместительству прототип героини моих повестей и рассказов про частную сыщицу Маргариту Сергеевну Крулевскую), ввиду полного отсутствия вышеупомянутых тумб, назначила встречу у такой неприглядной информационные доски, изготовленной много лет назад, на местном заводе металлоконструкций.

 – Афишу видишь? – вместо приветствия обратилась ко мне Марго.

 – И чего в ней особенного. Приезжает в наш город балетная труппа с неизменным «Лебединым озером». И жители, правда только привитые, получают возможность насладиться чарующей музыкой Петра Ильича и пируэтами Одетты и Одиллии...

 – А ещё детективы пишешь! Стыдно! – оборвала меня на полуслове собеседница. Внимательно посмотри на фотографию балерины. Ничего не замечаешь?

 – Ну, стилизация под старину. Анна Павлова? Я не ошибаюсь?

 – Да будет тебе известно, что эта женщина сыграла роль увядающей звезды, причём в фильме Альфреда Хичкока!

 – Того самого? – я округлил глаза.

 – Именно, в шпионском триллере «Разорванный занавес». И маэстро был без ума от её глаз. А Павлова, побывав на одном из её выступлений, отправилась за кулисы и подарила, юной балерине, жемчужную брошь в форме розы, прилюдно сняв её с себя.

 – Марго ты меня запутала. Как она может приехать на гастроли? Ей уж сотня лет стукнула, никак не меньше!

 – Сто три в этом году исполнилось бы. И, к сожалению, будучи русской, Прима на своей исторической Родине никогда не была.

 – Госпожа сыщица идём в кафе и там за чашечкой «Американо»...

 – «Чёрной жемчужины», – в очередной раз перебила меня спутница, – век как знакомы, а ты никак не запомнишь мои кофейные пристрастия, это не делает тебе чести. Кстати, в продолжении нашего разговора:

 – За цвет её глаз, но в основном, за мастерство и внешность ей присвоили титул – «чёрная жемчужина Русского балета». Она ведь была наполовину грузинка. Надеюсь, когда-нибудь у нас в стране или хотя бы в Тбилиси ей поставят памятник. Ибо заслужила. Не для каждой балерины ставили танцы Серж Лифарь и сам Баланчин.

 

 Пять минут спустя мы расположились на диванчике, в уютном кафе, с подходящим названием

«Батман». В моей голове уже рождались отдельные фразы и диалоги будущего очерка.

В ожидании нашего заказа я продолжил расспрашивать Марго о загадочной балерине:

 – Ты говорила, что она разу не приезжала ни в Россию, ни в СССР. Выходит, что будущая Прима родилась уже в эмиграции?

 – Не совсем так. Девочка появилась на свет весной тысяча девятьсот девятнадцатого года, в вагоне поезда, застрявшего в снегах то ли нашей Сибири, то ли уже Китая, куда бежала от гражданской войны её мать. Затем был Харбин, Шанхай, Каир и наконец Франция. Там пятилетнюю «проказницу» отдали в балетную школу бывшей балерины Мариинского театра Ольги Преображенской.

Через четыре года она уже поражала всех, делая тридцать два фуэте! Девочку пригласили в сам «Гранд-опера»! Новость о таланте «бэби-балерины», мгновенно разлетелась среди русских эмигрантов.

Год спустя девочка уже совсем не боялась сцены, но просила, чтобы за кулисами стояла мамочка и подавала подбадривающие знаки.

С тех пор, самый родной ей человек был не только гримёршей, костюмером и парикмахером, но и живым талисманом. Маленькая женщина, в любом театре где выступала её дочь, выбирала место, ставила стул, садилась и осеняла свою «звёздочку» крестным знамением.

А ещё через шесть лет юному дарованию уже восторженно рукоплескали зрители не только родного Парижа, но и миланский «Ла Скала», и британского «Ковент-Гарден». Европа была покорена.

 

Подошёл официант, поставил на стол заказ и положил толстенный альбом.

 – Солидно. Впечатлена. Ваше новое меню? – поинтересовалась Марго.

 – Спасибо за комплимент, но нет. Здесь подобрана информация о балерине, первой покорившей Голливуд.

Забыв про остывающий кофе мы принялись листать страницы удивительного фолианта.

Несколько фотокадров из фильма-балета «Испанское каприччо».

Пожелтевшее фото далёкого сорок третьего года, сделанное на съёмках игрового фильма «Дни славы». Затем следовал лист со статьёй из какого таблоида, повествующая, что режиссёр фильма Кейси Робинсон влюбился в балерину и, оставив законную супругу, женился на героине своей киноленты.

 

Пятьдесят третий год. Афиша к фильму «Поем сегодня вечером». Жена режиссёра в роли неподражаемой Анны Павловой.

 

На следующее утро.

 

 Я включил компьютер и руки сами, не дожидаясь команды из головы, застучали по клавишам.

 «В маленьком городке, с красивым именем Санта-Моника, тихо умирала семидесятисемилетняя. Она уже написала завещание в котором просила передать в дар Академии русского балета, в далёком Санкт-Петербурге сценические костюмы.

Некоторое время назад, маленькая, еле заметная ранка, на стопе вдруг воспалилась. Врачи вынесли приговор – «Немедленная ампутация или смерть».

Бывшая Прима выбрала второе!»

 

Пальцы продолжали барабанить по клавишам, а перед глазами всплыли: сначала строка, написанная мелким шрифтом в самом низу гастрольной афиши:

«Балет посвящён памяти гениальной русской балерины Тамары Тумановой – Туманишвили», а потом запись на последнем листе альбома, увиденного кафе «Батман».

« ...мы шутили: когда она делает арабеск, то можно выйти пообедать, вернуться, а она всё ещё будет стоять в арабеске...» 

 

 

ПЕРВЫЙ РЫБАК СРЕДИ ПИСАТЕЛЕЙ И ВТОРОЙ ПИСАТЕЛЬ СРЕДИ РЫБОЛОВОВ

 

Так уж всевышний сотворил, что каждый из нас любит внуков много больше чем детей. И с этим ничего не поделаешь. Чем больше нам стукнуло, тем мы более сентиментальны.

–Дед, а дед, а кто эта красивая тётя, в длинном платье? – Бесцеремонная ручонка, перемазанная от кончиков ногтей до шеи всеми фломастерными цветами, моей безмерно обожаемой внучки вытаскивает меня из полудрёмного созерцания вчерашней газеты. Если бы моя дочь, лет двадцать назад предстала передо мной в таком радужном виде, то немедленно схлопотала бы по маленькой нейлоновой попке и шементом отправилась в ванную комнату. А для её дочки, моей лапушки, зайчонка, лисички и котика, воинственный рассказ остаётся без последствий, в прочем как всегда.

– Певица Марлен Дитрих, – сонным голосом сообщаю я, искренне надеюсь, что сверхкраткий ответ удовлетворит любопытство ребёнка, но не тут то было. – Если, она певица, то почему стоит перед этим стареньким дедушкой на коленях? Так не бу-ва-ет. Это дяди, перед певицами на коленях стоят и ещё им букеты и конфеты, всякие, про-тя-гу-ва-ют. Значит здесь не правда. – Девочка одной рукой решительно отбирает у меня газету, а второй тычет фотографией мне в подбородок.

 – Ну, понимаешь, зайчонок – начинаю я и тут же замолкаю. Мозг вытаскивает из глубин своей памяти вспоминая о том удивительном годе.

 

В отличие от своих сверстников, пацанов шестидесятых, я очень любил читать! И между футболом и Маин Ридом однозначно выбирал последнего. Конечно же не прошли мимо меня и помятые книжки с рассказами этого советского писателя. 

 

Герой моей очередной загадки родился в мае 1892 года. 

Уже со второй половины двадцатого века его произведения появились в учебниках по русской литературе! Это ли не успех! Можно сказать высшее литературное достижение! Их стали изучать наших школах. По ним писали изложения и сочинения. 

Этот удивительный человек, член Союза писателей СССР живя в сталинские годы ухитрился не написать о вожде всех народов ни единого слова. Более того, не смотря ни на какие уговоры он так и не вступил в КПСС. Не подписал ни одного письма, порочащего тех, с кем он общался и дружил. Более того, на знаменитом суде писателей А. Д. Синявского и Ю. М. Даниэля, он проявил невиданное мужество! Открыто подержал их и весьма лестно отозвался об их творчестве. В 1967 году писатель поддержал известное письмо Солженицына к четвёртому Съезду советских писателей. Там впервые открыто прозвучало требование отменить цензуру в литературе. Много лет спустя уставший от жизни и смертельно больной герой моего повествования взял да и отправил письмо всесильному Председателю Совета министров СССР Косыгину. В нём он требовал прекратить нападки на режиссёра театра на Таганке Юрия Любимова. Молил ни в коем случае не увольнять гениального человека. 

 

В начале шестидесятых мы, тогдашние мальчишки и девчонки бредили Западом. Нам казалось, что настоящая музыка, одежда, и техника есть только там. Наши старшие братья взахлёб рассказали о недавнем чуде – «Всемирном фестивале молодёжи в Москве». 

И вдруг из чёрной тарелки радио, что висела у нас над диваном диктор произносит. «Марлен Дитрих приехала в нашу страну! Её концерты состоится Доме кино!» 

 

Безумно узкое белое платье. Бесподобная для её лет фигура. Колье из самых настоящих бриллиантов. И её знаменитая песня «Лили Марлен!» 

Боже мой реальный и волшебный Запад! Здесь в столице Советского Союза. Сон на яву. 

 

 После первого её выступления один важный чин поднялся на сцену, вручил примадонне цветы и произнёс: «Что бы вы хотели ещё увидеть в Москве? Кремль, Большой театр, мавзолей?»

– Пригласите пожалуйста на мой следующий концерт его. – Дитрих с придыханием, безбожно коверкая ударение назвала фамилию писателя.

– Это моя мечта много моих лет!

 

Как говорится – «Слово не воробей». В зале полным полно западных журналистов. Важный чин умел поставить на уши. 

Вечером того же дня писателя, полуживого, умирающего разыскали. Лежал в больнице на самой окраине огромного города. Поставили задачу, но лечащий врач был категорически против. Чиновник потребовал согласие самого писателя. Но и он отказался покидать палату ради прихоти заморской дивы. Стали требовать, угрожать. Бесполезно. Чего может испугаться умирающий человек? И тогда его начали умолять, неумело, жалостливо. 

 

Следующим вечером на сцену Центрального дома литераторов еле передвигая ноги пошатываясь вышел старик.

В блеске своих драгоценностей звезда, подруга Ремарка и Хемингуэя, грохнулась перед ним на колени. Схватив руку, начала её целовать и долго потом прижимала к своему лицу, залитому самими настоящими не голливудскими слезами. Огромный зал видя это, замер. В тот момент могли любого, осмелившегося произнести хотя бы слово. Спустя несколько минут Марлен медленно встала. В едином порыве поднялись и зрители.

Преодолевая ком в горле певица тихо произнесла.

 – Много лет тому назад, прочла рассказ советского писателя, который назывался «Телеграмма». Наткнулась на него случайно в переводе на немецкий в сборнике, рекомендованном немецкой молодёжи. Голос её постепенно окреп и обрёл прежнюю силу.

 Женщина еле заметным движением смахнула набежавшую слезу. Продолжила естественно и просто: – «С тех пор я чувствовала как бы некий долг – поцеловать руку писателя, который это написал. И вот – сбылось! Я счастлива, что я успела это сделать. Спасибо вам всем – и спасибо России!»

На склоне лет Марлен Дитрих написала книгу о своей жизни.

Эту книгу на русский язык с немецкого перевела (не на склоне лет, но почти в конце своей, увы, недолгой жизни)... Майя Кристалинская. Об этом знают меньше, чем об истории с Писателем.

Книга вышла в свет в издательстве «Вагриус» уже после смерти Майи Владимировны. В 1997 году.

Имя Майи Кристалинской напечатано мельчайшим шрифтом на обороте титульного листа, внизу, где указываются права и копирайты. Больше о переводчице не упомянуто нигде, во всей книге – ни слова. Ни в выходных данных, ни в предисловии...)

 

– Дед, а дед, ну что ты молчишь. Опять заснул, что ли. 

 Усаживаю непоседу себе на колени. Глажу её по головке. Понимаешь лисёнок-внуча, раньше было такое время, как бы это тебе сказать, ну в общем было время.

 

Я думаю дорогой мой читатель ты уже давно догадался о каком известном советском писателе идёт речь. 

И вот ещё одна подсказка:

« Он был страстным любителем рыбалки и большим знатоком рыбной ловли и всего, что с ней связано. Он считался первым рыбаком среди писателей, а рыболовы признавали его вторым после Сергея Аксакова писателем среди рыболовов.» (Из интернета).

 

 А теперь будем готовить писательскую уху.

 

НАМ ПОТРЕБУЕТСЯ:

Рыба – речная (любая) одного кило хватит

Лук – три больших головки

Картошка – полкило

Морковь – три-четыре больших

Помидоры – два-три

Масло сливочное – грамм пятьдесят

Лист лавровый – пару листов

Чёрный перец (горошек) – одной чайной ложки достаточно

Соль – на ваш вкус

Красный перец (молотый) – аналогично.

Петрушка и укроп – на ваше усмотрение.

Водка – 50 грамм.

 

ГОТОВИМ:

В большой кастрюле кипятим воду. Рыбу разделываем, режем на части. И сначала варим – рыбные пузыри, хребты и головы. 

После кладём одну луковицу и перец горошек. Ставим таймер на десять минут. Затем достаём из нашего варева части рыбы и закладываем туда уже крупные куски рыбы. Варим на медленном огне ещё столько же. 

Режем морковь. Можно кружочками или соломкой. Кто как любит. Крупно режем картошку и оставшийся лук. Достаём из нашего бульона куски рыбы, кладём тарелку. Даём остыть. А морковь, лук и картошку отправляем в бульон. Ставим таймер на двадцать минут. Затем добавляем измельчённую зелень.

Остывшую рыбу режем на мелкие части не забывая удалять кости, затем опять отправляем в кастрюлю добавляя сливочное масло и помидоры. Варим ещё минут пять-десять. Наша уха готова, почти! Выливаем в кастрюлю водочку! (Не обязательно, но желательно). Вот теперь всё! Срочно зовём едоков! Пока не остыла!

 

 

ПО ЛЮБВИ ИЛИ ПО ПРИКАЗУ? 

 

1987 год. Министерство хлебопродуктов одной из среднеазиатских республик СССР. 

 

Начальница Первого (секретного!) отдела, она же не освобождённый секретарь первичной организации КПУ (Коммунистическая партия Узбекистана) Мария Кириловна Сарымсакова или просто – Маркир внимательно посмотрела на только что прикреплённое ею объявление, разгладила несуществующие складки бумаге и удалилась в свой кабинет, отличающийся от остальных наличием редкой, для того времени массивной металлической дверью. 

По случаю законного обеденного перерыва, мы, молодые специалисты среднего комсомольского возраста, тут же обступили стенд с красивым названием «Новости Министерства. Приказы, распоряжения и указания». В обычный дни наличие этого стенда в длинном коридоре нас мало интересовало, но сегодня.…

Дело в том, что казённые бумаги всегда вешала Айгуль, молоденькая секретарша самого министра, но что бы на такое действо уподобилась Маркир! Это событие из ряда вон выходящее! 

 

«….. числа, в 19-00, в зале коллегии Министерства состоится общее (открытое!) партийное собрание. Начальникам управлений и отделов под персональную ответственность обеспечить сто процентную явку сотрудников! Повестка. Личное дело коммуниста Егоркина Ивана Тимофеевича. Основание: – письмо его жены, Егоркиной Зинаиды Петровны» 

 

 – Во, невезуха! А я на свиданку намылился. С Лолкой из областного управления собирался в киношку сходить на индийский фильм. Она их обожает. Билеты купил на последний ряд, – мой друг Акбор с досады уже протянул руку, чтобы сорвать ненавистную бумагу, но тут же схлопотал по пальцам от Алёны Киршенко, молодой специалистки, направленной на работу по распределению, после окончания, Львовского института. Между прочим, с отличием.

 – Зовсим крышой поихав! Люди ж кругом. Якщо хто в перший отдел стукне? Ты же настоящу антипартийну делу затеваэш! 

 – Тебе хорошо. Таких, как ты на свиданку не зовут. Отработала, – и в общагу: борщ готовить, да варэныки. А как мне Лоле такой форс-мажор объяснять? Я, между прочим, эти билеты с боем доставал. Знаешь, сколько у нас в городе, желающих на Капура (известный индийский актер, кинопродюсер и кинорежиссер) поглядеть? – горячился Акбор, потирая ушибленную руку. 

На глазах девушки выступили слёзы, и она, развернувшись на каблучках, умчалась в другое крыло огромного здания. 

Забыв про объявление, все присутствующие набросились на обидчика:

 – Алёнка-то здесь причём? 

 – Да тебя, за срыв партийной писанины запросто из комсомола, в момент.

 – А уж из министерства, так вообще, три шеи! 

Я вытянул Акбора из толпы:

 – Давай, догоняй, извиняйся, олух царя небесного! Ты хоть иногда думай, что говоришь! 

 – А что, она... – неуклюже попытался оправдаться товарищ.

Но я его перебил: 

 – Если кто и виноват во всём этом, так только Зинаида Петровна. 

 – Кто? Не понял? – мой друг стоял и смотрел на меня с открытым ртом. 

 – Ты хоть объявление до конца дочитал, свисток от кипящего чайника? Это жена нашего ведущего инженера из Техуправления. Телегу в партком накатала. Вот из-за неё Маркир аутодафе и организует. 

 – А может ты за меня, того, с украинкой переговоришь. Объяснишь, что я не со зла... У тебя же лучше получится, – друг умоляюще посмотрел на меня, – а за мной не заржавеет. Билет на очередную игру «Пахтакора» (из самых известных клубов Узбекистана и бывшего СССР ) раздобуду. Гарантирую. 

Забегая вперёд, скажу, извиняться перед коллегой Акбору пришлось самому. 

Случилось это потому, что нашей комсомольской ячейке было высочайше доверено рассаживать всех служащих министерства в зале коллегий. Конечно же, моему другу досталось самое козырное место в дальнем углу, у стенки, но зато рядом с Киршенко! 

 

День Икс. Открытое партийное собрание. 

 

 – На повесткэ дъня сегодня одын, я бы даже сказал нэ сопсем тыпичный варпос. И нэчего тут, панимаешь, зубы паказывать, – министр погрозил пальцем начальнику АХО (Архивно-хозяйственный отдел ), – у нас, узбеков, такое тоже случается, но редко, ошень. Все мы сейчас спешим дамой. Поэтаму, сразу даю слово патерпевшей.

Он заглянул в лежащий на столе листок и прочёл вслух: 

 – Таварищ Егор-ки-на прашу сюда. Далажитэ лудям ваш бальшой праблем. 

Женщина, похожая на ведущую собрание Марию Кириловну, несмотря на солидные габариты, резво вскочила с первого ряда и метнулась к красивой трибуне, украшенной большим гербом республики:

 – Понимаете, товарищи, он почти никогда не бывает с семьёй, обещал племянников в зоопарк сводить, так до сих пор и не сводил. По дому ничегошеньки не делает. Полка упала, да так и лежит. И вообще, от него чужой женщиной пахнет, – на одном дыхании выпалила Зинаида Петровна, и набрала полные лёгкие воздуха, чтобы продолжить свой монолог. 

 – Зинуль, ну ты же знаешь, у меня триста командировочных дней в году. Я только... когда отпуск, ну или на красный день календаря... – перебил её супруг, сидящей рядом с президиумом, на стареньком стуле.

– Добре, що в зале немаэ металлической клетки, а то б вони його туди засунули, як настоящего пидсудного, – пробормотала Алёна, но на неё цыкнули впереди сидящие, и девушка замолкла, низко опустив голову.

 

Между тем собрание набирало обороты.

 

 – Наличие у вас такого количества командировочных дней обусловлено острой производственной необходимостью. Вы коммунист, да к тому же ещё и ведущий специалист! И партии виднее где и как использовать ваш опыт и знание, – Сарымсакова двумя руками облокотилась на стол, покрытый зелёным сукном, и метала молнии в сторону обвиняемого, – и ещё! Общественность министерства интересует факт наличия у вас запаха посторонней женщины! Вы можете это как-то объяснить? 

 – Могу, – буркнул Егоркин, не поднимая головы. 

 – Ну, излагайте! Мы ждём! От коллектива у вас не должно быть секретов, – Маркир ударила кулаком по столу, тем самым, разбудив начавшего подрёмывать министра. 

 – Детьми, – чуть слышно вымолил Иван Тимофеевич, – нет у нас деток. И всё тут. Одни племянники, причём её. Вот если бы у нас был мальчишка, тогда ... 

 – Так в чём проблэма? Помощ в этом дэле нужна? – вмешался в разговор министр. 

 – Она не хочет. Говорит, что от детского шума голова болит и, вообще, пелёнки не для неё. А племянники уже того... взрослые, почти, – при этих словах Егоркин попытался, подобно черепахе втянуть голову в плечи. 

 – При чём тут это? – перебила его Сарымсакова, – советский человек, а тем более коммунист, обязан неукоснительно выполнять каждый пункт «Морального кодекса строителя коммунизма» (свод принципов коммунистической морали, вошедший в тексты Третьей Программы КПСС и Устава КПСС, принятые XXII съездом, 1961), быть примерным семьянином и:

 – Она осеклась, так как заметила, что начальница Технического управления Видинеева тянет руку, заглянула в список назначенных выступающих, этой фамилии не увидела, но всё же громко произнесла:

 – Маргарита Сергеевна очень рада, что вы тоже собираетесь сообщить всем нам, по поводу безобразного поведения, пока ещё, сотрудника вашего управления! Только, убедительно прошу вас, соблюдайте регламент!

Женщина поднялась, окинула взглядом переполненный зал, и в этот момент, полы её пиджака распахнулась и в свете чешских хрустальных люстр сверкнули многочисленные боевые награды. Бывшая лётчица, – младший лейтенант Маргарита Видинеева, никогда не носила не только ордена и медали, но даже орденские планки. Однако в этот день пришла на работу, как говорится, при полном параде: 

 – Как запишите в протоколе сегодняшнего собрания? Ему дальше жить с женой по любви или по приказу? – хорошо поставленным командирским голосом произнесла начальница Техуправления. 

 От негодования у Сарымсаковой синхронно затряслись сразу два её подбородка. – Маргарита Сергеевна не поняла вашего сарказма, что вы конкретно хотите нам сказать по поводу поведения этого аморального человека? 

 – Жаль, что высокочтимому суду не понятны простые истины, – чеканя каждое слово, продолжила Видинеева, – какое право мы имеем вмешиваться в личную жизнь не только Ивана Тимофеевича, но и, вообще, любого советского человека? Если любовь прошла, то разве можно её вернуть приказом или постановлением? 

 В зале тишина стояла такая, что если бы в это мгновение в помещение влетела всего лишь одна маленькая мушка, то её жужжание было бы слышно во всех концах аудитории. 

 Закончив свой короткий монолог начальница Техуправления более не проронила ни слова. Стояла, как на военном плацу, седая, стройная, полностью уверенная в своей правоте. 

 Министр первым сообразил, что продолжение этой дискуссии может очень далеко завести, с весьма возможными, болезненными оргвыводами. 

 – Таварыщи. Мы здесь сидым, апосля трудоваго дня. Устали, ошень. Давайтэ пайдём дамой. А решэние по этаму Ивану Тимафеэвичу мы вынэсэм, когда остынэм.

 

Пять лет спустя. Областной центр одной из Суверенных Республик Средней Азии.

 

 – Дорогая, будь добра, припомни, пожалуйста, чем тогда закончилось судилище над Егоркиным? 

 – А ничем. Иван Тимофеевич – специалист от бога. На следующий день швырнул заявление на стол. Со всей мымрой развёлся и умотал в провинцию, там нашёл свою ненаглядную, женился, и они вдвоём основали модное в то время ТОО (Товарищество с ограниченной ответственностью). Я читала недавно, что нынче он возглавляет крупный холдинг. А к чему ты это спрашиваешь? – Лола подошла ко мне и обняла за плечи. 

 – Да вот, сама погляди, – я протянул супруге телеграмму, – Акбор с Алёной приглашают на кристины первенца. Хотят, чтобы мы стали его крёстными родителями. Молодая мать настояла, чтобы всё было в церкви, по-христиански. Как видишь, мой друг не возражает. 

 – Киршенко, она такая, настойчивая, – усмехнулась Лола, – обязательно поедем, иначе и быть не может. Ведь если бы не их тогдашняя размолвка, мы бы с тобой могли и не пожениться. 

 – Судьбоносное получилось собрание, – согласился я, – а потом съездим на денёк, другой к Ивану Тимофеевичу. Есть у меня кое-какие коммерческие задумки. Глядишь, с его помощью и осуществляться.

 

Ну, а теперь готовим хлеб (нон) в казане, по Лолиному рецепту

 

БЕРЁМ:

Вода – полный стакан ( 40-45 градусов. Это важно)

Сахар и сухие дрожжи по одной чайной ложке. Размешиваем их в воде. Тщательно! Ставим в Тёплое место (на батарею) минут на пять-семь.

Просеиваем полкило муки и добавляем в неё пару чайных ложек соли. Без верха. Перемешиваем. Затем делаем в муке ямочку и туда выливаем нашу подогретую воду. Добавляем растительное масло грамм двадцать. (Лола использует исключительно хлопковое). Замешиваем тесто. Можно в хлебопечке (там есть такой режим) но лучше руками.(Так вкуснее получается). Его опять убираем в тёплое место, на расстойку, на полтора-два часа.

На малом огне разогреваем казан, (обязательно на нём должна быть родная крышка. Из толстого металла! Это очень важно!)

Достаём наше тесто и делим его пополам. Каждый комок ещё раз вымешиваем.

Крышку от казана хорошо прокаливаем на малой конфорке.

Из кусков теста делаем пару лепёшек. Низ каждой из них смачиваем водой.

Аккуратно, что бы не обжечься снимаем с огня крышку переворачиваем и ставим на неё нашу лепёшку. Тщательно придавливая к металлу. Верх лепёшек смазываем слегка взбитым яйцом. После чего можно посыпать кунжутом ( или любыми мелкими семенами. Например, измельчёнными семечками подсолнечника).

Крышкой с лепёшкой закрываем наш казан. Выпекаем минут пятнадцать-двадцать.

Затем полотенцем или варежкой снимаем крышку и с помощью ножа отделаем нашу готовую лепёшка.

Предупреждаю: есть горячий хлеб очень вредно. Дайте лепёшке как следует остыть!

А пока лепёшка стынет, готовим вторую, аналогично первой.

 

 

С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ КОТА!

 

Пять часов утра. Прихожая в двухкомнатной квартире городской пятиэтажки района «Черёмушек»

Удивительное дело, но слегка покачивающейся Зинаиде уже с пятой попытки удалось-таки попасть ключом в замочную скважину и почти без шума открыть запирающее устройство.

Кинув взгляд в зеркало, она поняла, что в женщине, отобразившейся по ту сторону изделия, выпущенного много лет назад местным «Фурнитурно-зеркальным заводом», виновата обитая стареньким дерматином входная дверь.

Зина тоскливо посмотрела на левую ногу, облачённую в туфельку, с болтающимся каблуком, и со всей силы пнула дверь вторым, целым предметом местной обувной фабрики «Освобождённый труд».

Грохот произведённый неодушевлённым предметом, по всей видимости, разбудил весь подъезд, но её такая мелочь уже не волновала.

Она увидела то, что приводит в ярость любую особь женского пола, вне зависимости от возраста.

Возле тумбочки стояли красно-чёрные «Лабутены»! (Обувь от французского дизайнера Кристиана Лубутена. Фирменный стиль этой обуви-красная подошва.) О таких она мечтала всю сознательную жизнь. Туфельки не раз приходили ей во сне! Элегантные, призывно-манящие и недоступные.

«Значит, пока я там с подругами на девичнике..! Ну задержалась маленько.., я же СМСку, честь по чести отправила, предупредила. А он, кот шкодливый, притащил сюда ту, которая может позволить себе эти.., – Зинка подняла одну туфлю и, открыв дверь в спальню, что есть силы швырнула их в темноту, крикнув:

 – Развод и немедля! Просыпайся, изверг рода нечеловеческого, выгоняй шалаву, будем делить имущество! И учти! Кота я не отдам! Животное только моё! Понял! Где потаскуха? Спрятал? В шкаф запихал? Под кровать засунул?

Семён Семенович Чесноков, он же: «недотёпа Сёма», «неумеха безрукая» или «муж, данный мне в наказание» с трудом протирая глаза, уселся на кровати.

 – Зин, ты это чего? Траванулась, что ли, так я того, уголька активированного...

 – Это я прямо сейчас тебя в шахту угольную сброшу, причём в самую глубокую! Признавайся, где она? Разлучница треклятая?

Белый, без единой цветной волосинки кот Барон, встал с мягкой подстилки, лапой подтянул к себе мисочку с сухим кормом и приготовился смотреть семейную драму в «4К-изображении».

 – Ушла ещё вечером. Чего ей здесь делать? Не ночевать же, – успел вставить свои пять копеек хозяин квартиры, прежде чем Зинка продолжила монолог.

 – Конечно, на всю ночь тебя не хватит. Не жеребец же, племенной. Пони! Вот кто ты после этого! Или, вообще, лошадь Пржевальского.

Кастрировать бы тебя за такое...

«Если что, так я могу порекомендовать хорошую клинику, – промяукал из угла Барон, отправляя в пасть очередную порцию Вискаса. – А если она всё же исполнит свои угрозы и хозяина прогонит, то лично в этой моей жизни, и в последующих девяти, больше не будет душу выворачивающего храпа, от которого нет спасения даже в самом дальнем углу дивана.»

 – Зинуля, дорогая, ты сейчас немного пьяна, и тебе мерещится то, чего не было и нет. Вот ляжешь, отоспишься... – Семён Семёнович нежно погладил подушку.

 – По твоему я пьньчужка? Да, если хочешь знать, когда я от Людки уходила, там в бутылке оставалось, правда, на донышке, – Зинка топнула ногой, но звук получился приглушённый, потому как именно на этой туфле каблук был уже утерян и скорее всего безвозвратно.

 «Трезвенница отыскалась, – продолжал мяукать кот, комментируя увиденное, – а кто на Новый год свалился под стол и мою миску перепутал с чашкой оливье? За раз слопала весь пуриновский «Феликс»... Надо бы сбегать к соседям, их кошку Мурку пригласить. За моими хозяевами интереснее наблюдать, чем за банальными голубями. Жаль только кое-кто кричит слишком громко: уши начинают болеть. Лапами их что ли закрыть? А может, пойти лечь жене хозяина на ноги и помурлыкать минут десять. Глядишь успокоится и верещать перестанет. Хотя, это вряд ли. На этот раз разошлась не на шутку. Ладно, буду глядеть дальше. Может драться начнут? Тогда подсмотрю пару приёмчиков. Весной для разборки с котами на крыше пригодятся.»

 – Семён! С меня хватит! Я собираю вещи, беру Барона, его миску и уезжаю к маме! А ты можешь оставаться с ней! Дама, видать, состоятельная, раз лабутены забыла с собой забрать. Будет тебя по ресторанам таскать, омарами, устрицами да лягушками кормить на французский манер. А ты от такой пищи растолстеешь, и тогда она тебя точно бросит!

 «Кто тут растолстеет, так это я, – продолжал мяукать кот, – если вашего Барончика увезут в деревню, то там тётя Маня домашней сметанкой да ватрушками раскормит котика до размеров кабанчика. Ой! А может, она того! И котов, как поросят? Кто её знает. Страшно даже подумать!

Семён Семёнович окончательно проснулся и решил показать, кто в доме мужчина.

 – Кота не отдам! Я его сюда принёс. С малых когтей воспитывал, от тапка отучал. Выдрессировал, можно сказать. Значит, Барон моя личная собственность! Понятно!

 – Ах так. Тогда давай его звать. К кому побежит, с тем и останется. Кссс. Иди к мамочке, пушистик.

 Домашний любимец театрально повернул голову к Зине и что есть силы промяукал:

 – А кто меня к ветеринару возил, а? Кто утех земных, кошачьих, навсегда лишил, забыла?

 – Барончик, за ухом чесать каждый вечер, без выходных и праздников и купать, ну никогда в жизни. Иди сюда – Чесноков стал руками показывать, как он любит гладить котов и делать им приятное.

 – А у меня сосиска есть. Вкусная. Сейчас из холодильника достану, – хозяйка метнулась на кухню.

Минуту спустя возвратилась с упаковкой замороженных колбасных изделий и остолбенела.

Барон уютно расположился на коленях у Семён Семёныча и, мурлыкая, облизывал пустую бутылочку из-под валерьянки.

 «Извини, хозяйка, но твой благоверный с козырей пошёл. Нет таких сил, которые оторвали бы меня от этого занятия. За божественный напиток каждый из семейства кошачьих готов...»

Зинка не дала Барону домяукать эту фразу до конца, она подняла с пола дорогое французское обувное изделие и размахнулась, чтобы запустить им в двух представителей мужского пола.

Увидев это, Чесноков встал, сбрасывая кота на пол:

 – Кидай, бесчувственная. Моя грудь и даже голова готовы принять удар судьбы! Но предупреждаю, ты о них можешь повредить подарок. Моя сестра Лерка, вчерась из Парижу прилетела, заскочила на минутку. Туфли тебе привезла в подарок. Как ты и просила, чтобы с красной подошвой...

 

 

СПАНАКОПИТА С ЩАВЕЛЕМ И ДЕМОКРАТИЯ

 

Не знаю у кого как, а в нашей конторе декабрь и конец света-слова синонимы. Запарка полная.

В отгороженном от остального редакционного мира закутке внештатных корреспондентов творилось что-то невообразимое. Молоденькое неугомонное создание с хвостиком перетянутым резиновым патриотическим триколором, по имени Анна, пыталась перекричать сразу двух своих оппонентов.

 – Ну, как вы не поймёте, олухи царя небесного! С нашей грымзой надо что-то делать! И срочно! Установила в отделе сплошную тиранию. Ввела драконовские законы. Никакой демократии. За малейшее опоздание, будь добр, получи дополнительное редакционное задание. За внешний вид, отличающийся от её допотопных понятий – тоже.

 – И в добавок ещё и этот шефский спектакль! Оно нам надо? – поддержал её вихрастый парень, Игнат. – Новый год на носу, а она репетиции. Древнегреческая трагедия. Костюмы той эпохи. Может нам в местный «Союз журналистов» на неё «телегу» накатать? Ведь главреду жаловаться, полный бесполезняк. Во всём Грымзу поддерживает. Как же, редактор-новатор, наставник молодёжи! – Он увидел меня в проёме двери и осёкся, не закончив свой монолог.

 – Викторович, ты слышал? – Аннушка вскочила с места и прижалась ко мне. Помоги. Как нам правильно бумаженцию на диктатора в юбке настрочить? У нас же в стране, демократия! Хотим ставим спектакль, хотим, нет. А она, дракониха! На каждой летучке твердит: – «Участвуют все!». Правда, обещала за это от обязательного «ликбеза» по Древней Греции ослобонить. Но ведь не в этом дело. Нам её древность уже во где сидит! Как там в мультике поётся: – «Нам летать, то есть гулять, охота!»

Минуту, другую я стоял молча. Не зная с чего начать.

 – Драконам бой! Не хочешь помогать и не надо. Сами справимся! – Аня взглянула на товарищей по несчастью, ища у них поддержки.

 – Драконту. – Поправил я начинающую журналистку. Жил в древних Афинах законодатель с таким именем. Он и сформулировал первые дошедшие до наших ней должностные инструкции, для чиновников того времени. И принципы их назначения на должности. Кроме того составил свод законов под названием «Обычаи». В них регламентировал штрафные санкции за совершённые правонарушения. Для примера могу сказать, что кража фруктов и овощей, вполне могла караться смертной казнью! А вот непреднамеренное убийство вора, в порядке самозащиты совсем не считалось преступлением. Драконт даже предлагал наказывать за убийство неодушевленных предметов, например разрушение изваяний богов.

 – Вот это да! Не, наша редакторша по сравнению с этим змеем, просто ангел с крылышками. – Аннушка постучала ладошкой по старому, продавленному дивану, приглашая меня присоединится к честной кампании.

 – А чего же греки Драконта не того? У них же там демократия была. Собрались и порешили бы, законодателя по его же законам. С крутого бережка, головой вниз, да ещё с камешком на шее, чтобы не всплыл ненароком. – Девушка закатила глаза и демонстративно начала хватать ртом воздух.

 – Да ты, как я погляжу, прирождённая актриса, а от спектакля отлыниваешь. – Я погладил Аннушку по русой голове. – Понимаете ребята, несмотря на весьма жесткие законы, древнегреческая цивилизация всё же успешно развивалась. Дело в том, что аристократы, заседавшие в судах, уже не могли выносить приговоры, как им вздумается. Отныне им предписывалось действовать строго в соответствии с установленными правилами. И это мог легко проверить каждый житель Афин.

 – Викторович, а как вообще появилась эта самая демократия? – Обратился ко мне парень Вова, числившийся в официальных бойфрендах Анюты. – Не было и вдруг, бац и появилась.

 – Я больше чем уверен, что редакторша или как вы её любовно называете «Грымза» на «ликбезе» заставляла вас вникнуть в географию и историю этой, самой древней Греции. Как вам известно из курса средней школы, которую я надеюсь, вы все успешно окончили, она состояла из так называемых полисов. То есть городов-государств. И самыми большими и важными среди них были.

 – Спарта и Афины – перебил меня Владимир. – Они то и дело воевали друг с другом. Но бывало, что и объединялись, для борьбы с общим врагом, например, с персами.

 – Всё это так, но и не совсем. Понимаете, мои юные собратья по перу, в самих этих городах, да и не только в них существовало разделение населения по классовому признаку.

 – Но там же ещё не было буржуев и пролетариев? Они ведь появились много позже. Я это точно знаю! – Анна вздёрнула и без того курносый нос и демонстративно накинула на себя вязаную шаль, подобно древнегреческому архонту.

 – Тем не менее в любом из этих государств были бедные, богатые и конечно рабы. Год от года противоречия между аристократией и демосом, то есть бедняками, становились все более явными.

 – Я припоминаю, что и в нашей, не совсем далёкой истории, такое было. Чуть более века назад. Сначала царя погнали, потом и буржуев. Затем философов, да писателей с поэтами, целыми пароходами стали высылать, за ненадобностью. Правда спустя семь десятков лет осознали свою ошибку и быстренько создали новый класс буржуинов. В малиновых пиджаках. Правда решили, на этот раз, без царя обойтись. Сдаётся мне, что его сначала в голове каждого гражданина заиметь необходимо! – Игнат решительно поднялся со своего стула и попытался пригладить торчащие в разные стороны волосы.

 – Угнетателей трудовой интеллигенции возродили. Тоже мне, работодатели новой волны! Гоняют простолюдинов в хвост и в гриву! Тираны! А платят, сущие копейки. Будто и не было всех этих древних и средних веков. – Поддержал собрата по перу Владимир, потрясая поднятыми над головой кулаками.

 – Поэт и мыслитель по имени Солон понимал это. – Не обращая внимание на реплики своих слушателей, продолжил я.

 – Знаем. – Тут же перебила меня, Аннушка. – Его называли один из семи великих мудрецов того времени. 

 – Солона народ выбрал архонтом-эпонимом, то есть главным из девяти коллективных правителей, и предоставили чрезвычайные полномочия. Как оказалось, мудрец Солон давно готовился к преобразованиям в родном полисе, и сразу же приступил к реформам. Спустя несколько десятилетий его дело продолжил Клисфен. Деяния этих двух политиков предопределили ход развития человеческого общества на тысячелетия вперёд.

 – То есть? Викторович поясни. Что-то я не догоняю. – Игнат потёр пальцем лоб.

 – Клисфен, обладая такими же полномочиями, как и его предшественник разделил территорию Аттики на три части. Первой, конечно же были блистательные Афины, второй прибрежная полоса и третьей остальная равнинная территория. После чего провёл избирательную реформу. Теперь государство возглавлял совет полу тысячи, избираемый не по территориальному или родовому признаку, а исключительно исходя из личных качеств каждого претендента на высокий пост. И что, на мой взгляд, особенно важно, возник совершенно новый вид судопроизводства. Суд так же стал коллективным. Возникла Гелиэя или по нашему суд присяжных, но продолжал существовать и ареопаг – суд старейшин, состоящий из аристократов.

 – Викторович, а женщины тоже во всех этих Гелиэях и ареопагах заседали? Или как во все времена, только мужики там заправляли? – Аннушка зыркнула глазами в сторону своего поклонника.

 – Понимаешь Анюта, это же были древние греки и представление о равенстве полов у них тоже было древнее. Высокие должности занимали исключительно мужчины, как правило богатые, или люди с «хорошо подвешенным языком».

 – Журналюги! – С достоинством констатировал Игнат.

 – Демократия – продолжил я, – распространялась лишь на свободных Афинян.

 – Рабы были немы, аки рыбы – съязвила Аннушка. – Ну и какая после всего этого демократия?

 – А вы спросите об этом у своих зрителей. – Я посмотрел на неугомонную троицу. – Тех, для кого вы будете ставить свой спектакль. Ваших подшефных.

 – Парни. Чур я эта, как её, богиня Афина! Ну, та самая, в честь которой город назвали. Демократия, демократией, а поклонение богам никто не отменял. Вовка, чего уставился? Давай репетируй. Преклони колено перед лучезарной жительницей Олимпа. А за одно и предложение можешь сделать. Я, так и быть его рассмотрю, во внеочередном порядке.

 

Спанакопита с щавелем

 

НАМ ПОНАДОБЯТСЯ:

Слоеное тесто – я его не готовлю, а банально покупаю в кулинариии одной пачки достаточно.

Мука пшеничная – полстакана

Щавель – один пучок

Лук – одна головка

Сыр тёртый – пол стакана

Сыр мягкий – пол стакана

Соль и перец – на ваш вкус

Чеснок – три зубка

Сливочное масло – три столовых ложки

 

ГОТОВИМ:

Тесто раскатываю и режу на квадратики. 

Лук и чеснок измельчаю и кладу на сковородку, туда же отправляю нарезанную зелень. Тушу минут пять-семь, затем кладу наши сыры. Минут через пять снимаю сковороду. Нижний лист теста, смазываю маслом и накрываю вторым. Кладу нашу начинку. Закрываю оставшимися листами теста. Смазываю водой или оставшимся сливочным маслом. 

Выпекаю минут десять-пятнадцать, до готовности теста. Как оно начинает румянится, можно доставать и подавать голодающим.

 

  

ЦВЕТ ДИСПЛЕЯ – ЗЕЛЁНЫЙ! (Из цикла «Истории изобретений»)

 

Краснодар. Июнь 202.. года.

 

Внук Тимофей неслышно материализовался в проёме двери и попытался отвлечь меня от сотворения очередного рассказа:

 – Встал с утра и сразу за копм? А как же твои неукоснительные правила? 

 – Понимаешь, Тимоша, есть такое иностранное словечко дедлайн, а по нашему, по-простому, сроки горят, редакция требует материал. Ну, вот и я ...

 – А давление!? – бесцеремонно перебивает представитель нового поколения.

 – А что, давление? Оно есть. И слава богу. Если бы не было, тогда совсем, как это по по-современному, кранты или полный кирдык.

 – Дед, не уходи от поставленного бабушкой вопроса. Она меня за этим и послала. Ты его мерил? «Скока на скока»? Я должен ей доложить, иначе мне свежеиспечённого пирожка с повидлом не видать! А он знаешь, какой вкусный?

Отговариваться от заданного вопроса не имело никакого смысла, тем более, что с кухни доносились такие ароматы, что приходилось признать: наш великий учёный Павлов был абсолютно прав в вопросе влияние мозга и обоняния на слюноотделение.

 – Ну, не мерил я его сегодня. Забыл. Склероз. Вот допишу абзац и сразу возьму тонометр. Раз, два и готово.

 – Мне бабулю звать или сам, прямо сейчас мерить станешь? Только учти, если она сюда придёт, пирожки подгорят! А это уже...

 – Всё Тимоха! Сдаюсь. Садись рядом. Будем мерить. Раз уж без этого, пирожкам могут прийти кранты.

Я пересел с любимого писательского кресла на диван и достал коробочку с японским чудом техники.

 – Вот смотри сюда, Тимоха. Верхние цифры – это давление в артериях в тот момент, когда сердце сжимается и выталкивает кровь. А нижняя цифра – это диастолическое давление, то есть в момент расслабления сердечной мышцы. Понятно?

Внук утвердительно кивнул. Помолчал пару секунд, а потом выпалил:

 – А кто эту штуковину придумал? Японцы?

 – Почему ты так решил?

 – Но ведь аппарат-то их. Значит, они и изобрели. Типа градусника, только для сердца. Чтобы всегда под рукой был. На всякий случай.

 – Понимаешь, Тимофей, дело в том, что интерес к кровеносной системе человека у людей возник очень давно ещё в Древнем Египте. Когда перевели старинные папирусы, то узнали, что ещё за две тысячи лет до нашей эры врачеватели интересовались пульсациями сосудов, и, как могли, устанавливали закономерность между их ударами и здоровьем человека...

 – А затем они придумали вот это? – в обычной своей манере перебил нетерпеливый Тимофей.

 – Прибор, основанный на этом принципе изобрёл наш соотечественник Николай Сергеевич Коротков. Он сто семнадцать лет назад опубликовал маленькую заметку, всего-то двести восемьдесят одно слово. «Звуковой метод определения кровяного давления на людях» и произвёл научный взрыв!

Тимофей удивлённо посмотрел на меня, хотел что-то спросить, но опомнился и демонстративно закрыл рот ладонями. Мол, молчу, аки рыба.

Я же продолжил:

 – Я говорил о нижнем и верхнем давлении. Так вот, эти понятия в медицину ввёл Коротков. Он вернулся с Дальнего Востока, с театра военных действий, и стал работать в Петербургской Военно-медицинской академии. Оперировал и собирал материалы для диссертации. С помощью фонендоскопа день и ночь слушал, как течёт кровь в сосудах раненых солдат. Составял специальную звуковую гамму. После чего сформулировал новый способ измерения артериального давления. Дело в том, что пережатая кровяная артерия не издаёт никаких звуков, но если её постепенно ослабить, можно услышать как...

 – Это понятно! Но ведь тогда не было таких вот моторчиков и маленьких насосиков? – не выдержав, перебил меня Тимоха.

 – Конечно, не один наш хирург Николай Коротков работал в этом направлении. За девять лет до его судьбоносной статьи прообраз прибора для измерения артериального давления предложил терапевт Сципионе Рива-Роччи, живший в итальянском Турине. Он предложил использовать специальную сдавливающую манжету и увесистый ртутный манометр, соединённый с ней.

Устройство было громоздким, но главный его недостаток заключался в том, что с его помощью можно было измерить лишь верхнее, то есть систолическое артериальное давление, – выдохнул я и замолчал, искренне надеясь, что в полной мере удовлетворил тягу внука к познанию в области медицины, но не тут-то было.

 – Выходит, что этот самый Рива-Роччи всё уже изобрёл? Конечно, с ртутным манометром ходить на вызовы к больным неудобно, но в больницах его можно было запросто использовать. Стоит себе, преспокойненько, на полочке, подходи и меряй давление, на здоровье. Делов-то.

 – Но ведь Сципионе не предусмотрел в своём приборе возможность измерения очень важного показателя: – диастолического, то есть нижнего давления. Я тебе о нём говорил. Именно оно сообщает врачу информацию о состоянии сосудов.

 – А потом тяжёлый и опасный ртутный манометр заменили на механический. И чтобы облегчить работу врачам, резиновую грушу заменили на микро-мотор и микро-компрессор. Засунули внутрь карту памяти, чтобы прибор сам запоминал предыдущие показания, и ещё часы с будильником, как же без них. Научили тонометры подсвечивать экран тремя цветами, как у светофора, чтобы больной, даже не глядя на цифры, знал: горит красный, значит, надо бежать к врачу; жёлтый – глотай таблетки; зелёный – бери ребёнка, то есть меня, и марш на зелёную лужайку играть и заниматься спортом, – на одном дыхании выпалил Тимофей и добавил, – а с изобретателем-то что стало?

 – С Сципионе Рива-Роччи? – я хитро прищурился.

 – Нет. С нашим, Николаем Сергеевичем? Разбогател? Ведь такое нужное человечеству открытие сделал. Наверное, и Нобелевскую премию получил.

 – Увы. Лишь пять лет спустя он смог защитить докторскую диссертацию, которую присутствующие единогласно признали выдающейся. Затем работал простым врачом в Сибири, на золотых приисках Ленска. Но после жестокой расправы над рабочими, вновь вернулся в столицу.

После Октябрьской революции трудился главным врачом Мечниковской больницы до самой смерти. Болел сильно, но от госпитализации отказывался. Лишь за день до своей кончины его товарищ уговорил Короткова лечь в Военно-медицинской академию, выписав для этого специальное направление. Увы, было уже слишком поздно, по дороге в приёмный покой Николай Сергеевич скончался от туберкулёза лёгких.

Время было непростое, шла гражданская война, и про учёного забыли.

Лишь недавно, в очередную годовщину великого доклада «Звуковой метод определения кровяного давления», вспомнили об авторе, пытались отыскать его могилу на Богословском кладбище Санкт-Петербурга, да так и не нашли.

Я поднялся с места всем видом показывая, что наша беседа подошла к концу.

 – Дед, ну, так не честно и несправедливо. Нельзя о таком учёном забывать! Давай, садись и напиши о нём рассказ или целый роман.

 – А как же пирожки? – я попытался сменить тему.

 – Сейчас принесу прямо сюда. И бабушку приведу. Будем и ей давление мерить.

 – Уверен, что у неё экран будет ярко-зелёный. Она, в отличие от меня за здоровьем следит регулярно, – возразил я, возвращаясь на рабочее место.

 – Тогда все вместе пойдём в парк. Только перед походом померим температуру, а то мало что? А заодно ты мне расскажешь, кто изобрёл термометр. Хорошо?

 

А ТЕПЕРЬ РЕЦЕПТ ПИРОЖКОВ ОТ БАБУШКИ ТИМОФЕЯ

 

НАМ ПОТРЕБУЕТСЯ:

Мука (1-й сорт, предпочтительнее – грамм семьсот).

Молоко – полтора стакана.

Масло сливочное – грамм сто.

Яйцо – одно.

Сахар – столовая ложка, с верхом.

Соль – одна чайная ложка.

Дрожжи – Грамм тридцать.

Крахмал – полстакана.

Масло растительное, для жарки.

 

ГОТОВИМ:

Наши дрожжи в растворяем тёплой воде (не менее 40 градусов и не больше пятьдесят. Это очень важно!)

Добавляем сахар.

Включаем таймер на 20-ть минут. Чтобы дрожжи начали свою работу.

Параллельно в чашку высыпаем половину заготовленной муки и выливаем молоко. 

Таймер подал сигнал и мы выливаем дрожжи в тесто.

Включаем тестомеситель (у меня есть такая функция в хлебопечке).

Тесто кладём на расстойку на час или час двадцать минут.

Время прошло и мы добавляем в тесто оставшуюся муку и соль. Опять перемешиваем.

Затем разбиваем в тесто яйцо и кладём растопленное масло.

Раскатываем ровные шарики и включаем таймер на двадцать минут, накрывая тесто чистым, сухим полотенцем.

Начинку (повидло) смешиваем с небольшим количеством крахмала.

Лепим пирожки и сразу на сковороду, с раскалённым подсолнечным маслом. 

Ещё раз предупреждаю! Есть их горячими, с пылу, жару, нельзя! Это очень вредно! Дайте им немного остыть!

 

© Ралот А. Все права защищены.

 

Новороссийск и Абрау-Дюрсо. Фотографии Александра Ралота