* * *
Хочу начать без предисловий.
Люблю, чего греха таить,
Тебя, родное Подмосковье,
И не смогу уж разлюбить.
Плевать на чьи-то причитанья,
На то, что кто-то может быть
Вам скажет, мол свежо преданье,
Что здесь растут ещё грибы.
Сиди, грибник, всё лето дома.
Рыбак заядлый, не взыщи,
Что только в платных водоёмах
Сегодня водятся лещи.
Найдутся скрытые резервы,
Побольше радостных вестей,
Тепла и доброты душевной,
И снова принимай гостей.
Менять с годами, право, трудно
Привычки и репертуар.
Опять поедем в Долгопрудный
С тобою, в Дмитров, Катуар.
Мест красочных на свете много.
Родные же – наперечёт.
И сердце вновь зовёт в дорогу,
Покоя память не даёт.
Мы все из юности, из детства,
И потому нас неспроста
Вновь тянет, никуда не деться,
С тобой в заветные места.
* * *
Я часто вижу старый дом
Во сне и сладкой дрёме.
И тех людей, что жили в том
Вполне обычном доме.
Где ждали от меня вестей,
Смеялись до упаду.
Встречали дорогих гостей,
Которым были рады.
В большом квартале городском
И в деревенском срубе,
Квартиру, дачу или дом
Определяют люди.
На нет и вправду нет суда
В любой стране, и вот уж
Ушёл хозяин в никуда,
И дом совсем не тот уж.
На прежнем месте, но потом,
Когда подходишь к дому,
Вдруг замечаешь то, что в нём
Всё стало по-другому.
Никто не прочитает вслух
Стишок, знакомый с детства.
Наследник есть, да только дух
Не перешёл в наследство.
ЛЮБЛИНО-ПЕРОВО
Когда тоскливо и «хреново»,
Когда в душе моей темно,
Я еду в старое Перово,
Я направляюсь в Люблино.
Пропели петухи. Коровы
Плетутся стадом. Здесь давно
Стояли два села: Перово
И чуть южнее – Люблино.
Пока все живы и здоровы,
В вагонах дачников полно.
Кто направляется в Перово,
Кто электричкой в Люблино.
Взяв кумачовые знамёна,
Тайком сложившись по рублю,
Трудящиеся двух районов
Идут колоннами к Кремлю.
Осознавая на прощанье
По мере трезвости и сил,
Что в этом соцсоревнованье
Опять никто не победил.
Пускай мы жили бестолково,
Пускай нелепо и смешно
Повсюду, в том числе в Перово
И по соседству в Люблино.
Вдали от родины и крова
Мы вспоминаем всё равно
И наше старое Перово,
И наше с вами Люблино.
И пусть всё это и не ново,
Другого в жизни не дано
Тому, кто родом из Перово,
Из Тушино, из Люблино.
* * *
Рязань горит! С природой, парень,
Не шутят. Змейкой по траве
Ползёт огонь, и запах гари
Мы ощущаем и в Москве.
Где по ночам въезжают фуры
Из самых отдалённых мест.
Меняют каждый год бордюры.
И где с лихвой хватает средств
На все бессмысленные траты:
Бордюры, плитку. Так что пусть
Горит и гибнет безвозвратно
В огне есенинская Русь.
И хоть «Москва слезам не верит»,
Землицу размешав с золой,
Зальём, как водится, потерю
Своей искусственной слезой.
Другой России нам не надо.
Ты только пафос не жалей
И чаще заливай в лампады
Благоухающий елей.
Но под одним живём все Богом,
И вот уж в утреннюю рань
Столица вся накрыта смогом:
За двести вёрст горит Рязань!
* * *
По песочку, по суглинку,
По невспаханной стерне
Всю российскую глубинку
Обойти не вышло мне.
Из метро турнут по пьяни?
На башку упал кирпич?
Ты не просто россиянин,
Ты к тому ж ещё москвич.
По родным своим и близким,
По товарищам сужу
И, как все они, пропиской
Я московской дорожу.
Сколько б нас ни поносили,
Ни кляла бы нас молва,
Что Москва не вся Россия,
А Россия не Москва.
Ни ругали бы столицу,
И во сне и наяву
Будут снова все стремиться
В ту же самую Москву.
Под окном гудит компрессор,
Всю неделю гарь и смог.
И одни сплошные стрессы,
Только выйдешь за порог.
Развернулась ипотека,
Всюду башни до небес
Прорастают. Стройка века,
Как известно, ныне здесь.
И хоть строят бестолково,
Но реальность такова:
Химки, Троицк, Одинцово –
Это всё теперь Москва.
По песочку, по суглинку,
По невспаханной стерне
Всю российскую глубинку
Не пройти, как видно, мне.
Поминутно чертыхаясь,
С дикой болью в голове,
Между плиток спотыкаясь,
«Я шагаю по Москве».
* * *
«Счастье – это когда тебя понимают»
Из к/ф «Доживём до понедельника»
И счастье вечным не бывает
И человек. И пусть тебя
Вся чтят, все ценят, понимают,
Пусть обращаются, любя:
«Как жизнь? Как дети? Как здоровье?
А помнишь, как когда-то мы?...»
Никто не смотрит исподлобья,
А кое-кто даёт взаймы.
Жизнь движется, и где-то финиш,
По мрачной логике вещей,
Чем больше ты живёшь и видишь,
Тем меньше радости в душе.
Тем меньше сил и притязаний,
Всё глубже проникает желчь,
Всё горше привкус расставаний
И тем тускнее радость встреч.
Впитав в себя все язвы века,
С печатью страха на лице
Стоят два разных человека
В начале жизни и в конце.
Пути нелёгкого земного.
Пред каждым свой суровый пласт.
И первый не поймёт второго,
А то и руку не подаст.
* * *
Нервы ни к чёрту, здоровье подорвано,
грустный и мрачный релиз.
Люди меняются в худшую сторону
с возрастом, учит нас жизнь.
Ну а когда всё идёт к завершению,
не удивляйтесь, коль в ней
старые добрые отношения
станут в разы холодней.
Новые мысли, иные критерии,
плюс порастраченный пыл,
и почему-то всё меньше доверия
к людям, с которыми жил.
Это в пословице ворон у ворона
старый не выклюет глаз.
Люди меняются в худшую сторону,
жизнь убеждала не раз.
* * *
Не сник, не спёкся, не потух.
Не растерялся, не отвлёкся.
Три раза прокричал петух,
А я ни разу не отрёкся.
Не тратил понапрасну сил.
Не поддавался искушенью.
Да, никого не воскресил,
Хоть знал про чудо воскрешения.
Нёс на своём худом горбу
Посильный груз унылых буден.
И не испытывал судьбу,
Как состоявшиеся люди.
Никто из них, на пьедестал
Взойдя, меня ни до, ни после
В ученики к себе не звал,
С того от них и не отрёкся.
* * *
Мне говорят: люби себя!
Ведь ты же этого достоин.
А я, признаться, всё ж настроен
Жить, больше ближних возлюбя.
Но что поделать, коли мы
Забыли заповеди Божьи,
Знать неспроста так долго ложью
Питали грешные умы.
И остаётся, господа,
Ждать всем лишь часа рокового,
А там пришествия второго,
А с ним и Божьего суда.
* * *
Всё осторожней наша поступь.
Всё тяжелей. И вот уж некто
Не прочь весь мир отдать на откуп
Искусственному интеллекту.
Приоритеты обозначив
И основные цели, чтобы
Все наши главные задачи
Не человек решал, а робот.
И там, где нужен был когда-то
Рабочий высшего разряда,
Сегодня есть манипулятор,
Которому платить не надо.
Сиди на печке, как Емеля
Сидел, и радуйся прогрессу
И наблюдай уже на деле
Роботизацию процесса.
Плюс экономию в придачу.
Одно лишь с вами не забудем,
Что если робот напортачит,
То отвечать придётся людям.
Ведь самый умный робот – пешка,
И попадает под раздачу,
Когда виновных ищут в спешке:
Конструктор, стрелочник, наладчик.
И сколь бы новый интеллект
Не создал шума на планете,
Вновь тот же средний человек
По-прежнему за всё в ответе.
* * *
Законов всевозможных тьма,
Везде царит закономания.
И сложно не сойти с ума
От их слепого трактования.
И ежели для нас важна,
Так называемая самостность,
То к ней ох как теперь нужна
И юридическая грамотность.
Законотворческая рать
Раздухарилась не на шутку,
Готовясь скопом принимать
По пятьдесят законов в сутки.
И прочитав от сих до сих
Мудрёные формулировки,
Ты вряд ли разберёшься в них
Один без должной подготовки.
Вот так виновный без вины,
Живущий в обществе, не в стае,
Где пред законом все равны,
Но сам закон никто не знает,
Вступаешь с ним в неравный бой
И погибаешь смертью храбрых,
Споткнувшись об очередной
Казуистический параграф.
Законотворческую рать
Кляня, вступая в препирательства,
Стремясь хоть что-нибудь понять
В сегодняшнем законодательстве.
И понимаешь лишь одно,
В процессе долгой адаптации:
Жить без законов сложно, но
Ещё сложней в них разобраться.
* * *
Подобно прочим пилигримам,
Скитаясь по земле большой,
Я видел, проходящих мимо
Меня людей с душой ранимой
И с чёрствой, грубою душой.
Да и в ближайшем окруженье
Моём встречались те и те,
И я по воле Провиденья
То проникался вдохновеньем,
То жил в духовной нищете.
С времён языческого Рима
Веками на земле большой
Живут и праведник гонимый
С душою тонкой и ранимой
И стражник с чёрствою душой.
И я, до лёгкой жизни падкий,
Как жалкий и презренный трус,
То, теша совести остатки,
Ругаю нравы и порядки,
То стражи бдительной страшусь.
* * *
Что нынче слава, если не муляж?
И доблесть всякий раз в быту чревата,
Когда вдруг объявляются пираты
И твой корабль берут на абордаж.
Так стоит расправлять ли гордо грудь?
Про явные и мнимые заслуги
С приятелями вспомнив на досуге,
Назавтра поскорей о них забудь.
Не трать на это времени и сил.
Подумай, так ли в самом деле важно
В наш век, насквозь прогнивший и продажный,
Кого, когда и где ты победил?
И отделять особо смысла нет
Нам, дабы избежать опровержений
Впоследствии, героев поражений
От лжегероев призрачных побед.
* * *
Вновь в городе случилось происшествие,
И люди озабочены весьма.
Все, кроме городского сумасшедшего,
Давно уже сошедшего с ума.
Кто ищет в жизни разные лазейки,
Кто пашет от зари и до зари,
А он сидит счастливый на скамейке
И мыльные пускает пузыри.
Ни смотры, ни парады и ни шествия,
Ни войны, ни другая кутерьма,
Нисколько не волнуют сумасшедшего,
Ведь он уже давно сошёл с ума.
Ему плевать, Эллада или Троя,
Он выстрадал по праву свой статут.
За критику общественного строя
Его лишь одного не привлекут.
Год близится к концу, и по прошествии
В Налоговой потребуют отчёт
От каждого, и только с сумасшедшего
Давно никто налоги не берёт.
От нашей повседневности оторванный,
Не знающий Закон от сих до сих,
Налогооблагающие органы,
Как правило, не трогают таких.
Но ты, мой друг, как все мы, в мир пришедший,
Запомни, коль всему вокруг не рад,
Ты вовсе никакой не сумасшедший,
А так, обыкновенный психопат.
Задёрганный, но не умалишённый,
Как наш герой, и вздумаешь роптать,
То значит в соответствии с законом
Тебе за всё придётся отвечать.
Не ведая с отчётливостью вящей,
Что ждёт тебя: сума или тюрьма?
В безумном мире, с каждым дём сходящим
Всё более и более с ума.
И коль наш мир неизлечимо болен,
Не верьте ни в один безумный миф,
И только сумасшедший лишь настроен
Сегодня на какой-то позитив.
* * *
Дурак поверит, даже боле,
Уверует в одно, в другое.
И только умный не позволит
Манипулировать собою.
И убедить идти за всеми
Его бывает ох как трудно.
Вот почему в любое время
Нигде не любят шибко умных.
Зато дурак поверит ровно
Всему, поэтому веками
Нас всех буквально поголовно
Стремятся сделать дураками.
Ведь дураков всегда манило
Стремленье только к абсолюту.
И от того такая сила – дурак,
Поверивший кому-то.
Кто пусть не сделал ровным счётом
И ничего, сумел при этом
Для дураков и идиотов
Расставить все приоритеты.
Чтоб от столицы до окраин
Под той же захудалой крышей
Вновь уживались и хозяин
И раб, судьбу благословивший.
* * *
Громче аплодисменты!
Можно сказать заранее,
Семьдесят семь процентов
Примут все начинания.
На новостную ленту
Не поднимать глаза,
Восемьдесят процентов
Проголосуют «за!»
Время ль такое выдалось,
Или же по традиции
Нам ненавистна видимость
Всяческой оппозиции?
Или на самом деле
Вся наша шатия-братия
Больше уже не верит
В действенность демократии?
Раз на любые моменты
Можно закрыть глаза,
Семьдесят семь процентов
Проголосуют «за!»
Дома или на даче,
Скрывшись от дел городских.
Не соизволят, значит
Проголосуют за них.
НАЗАД В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
День славный восхождения на трон!
Нет праздника прекраснее на свете.
Все рады до безумия, ведь он –
Наш царь земной, а мы – царёвы дети.
Забыт на время старый эшафот.
Доволен царь, жена его и братья.
И добрый, славный увалень-народ
Мечтает заключить их всех в объятья.
Но вот чуть пошатнулся царский трон.
Со всех сторон посыпались проклятья.
И царь, хоть сам в интригах искушён,
Не верит ни жене своей, ни братьям.
И тот же славный увалень-народ,
Что вроде бы души в царе не чает,
Насупился, и старый эшафот
Который год без дела не скучает.
* * *
Сатрапам есть, куда стремиться.
Всё зло смешав в один котёл,
Поймёшь, что ужас инквизиций
Ещё не худшее из зол.
Но всё содеянное ране
Покажется пустой игрой,
Когда масштабы злодеяний
Повергнут в шок весь шар земной.
Но что бы не грозило люду,
Вся наша сумрачная рать,
Пасуя перед силой, будет
Покорным образом молчать.
Костёр, смирение и плаха –
Извечный символ тёмных царств,
Где каждый знает, что от страха
Нет и не может быть лекарств.
В КРУГЕ ПЕРВОМ
У Родины могучие резервы.
И дело всякий раз лишь только в том,
Что кто не удержался в круге первом,
Рискует оказаться во втором.
А то и в третьем, пятом и десятом,
Кому и как в итоге повезёт,
В стране, где даже самый мирный атом
Обязан встать на воинский учёт.
Где всё, как при «усатом», но в которой,
Хоть власть всегда – единый монолит,
Название «шарашкина контора»
Нам до сих пор о многом говорит.
Где зарятся свирепые соседи
На наши топи, хляби и луга.
Где цель одна: найти и обезвредить
По голосу заклятого врага.
Где органы не любят быть в накладе,
Но любят проявлять веками прыть,
И просят, умоляют христа ради
Вернуть им право всех подряд казнить.
Построив для последнего парада,
Забывших, хоть на время, про испуг,
Прошедших все, что можно, круги ада,
Чтоб вывести на новый главный круг.
* * *
«Люблю отчизну я, но странною любовью!
Не подчинит её рассудок мой.
Ни слава, купленная кровью...»
М. Лермонтов
Легко дать повод для злословья,
Нигде особо не трубя,
Отчизну странною любовью,
(Не так, как принято), любя.
Ни на часок, ни на минутку,
От первых до последних дней
Не подчинив любовь рассудку
И мысленно красуясь ей.
Любя не слепо, не послушно,
Не раз в три дня по мере сил,
Любя неистово, как Пушкин,
Как Лермонтов всю жизнь любил.
Не на линейке вместе с классом,
Когда стоишь и ждёшь похвал,
А как любил её Некрасов,
Когда стихи ей посвящал.
Без громких фраз и интонаций,
Не впав в безудержную бредь,
Привыкнув бурно восторгаться
И хором дифирамбы петь.
Не возводя любовь в искусство,
Как это принято у нас,
Патриотические чувства
Все выставляя напоказ.
И не по-детски однобоко.
Любить не только на словах,
А оттолкнувшись от истоков,
Не забывая о корнях.
Не покупая славу кровью,
Не тратя сил по пустякам,
Давая повод для злословья
Всем многочисленным врагам.
* * *
(На «Приволжские хроники» А. Баранова)
Почувствовав творческий голод,
Нащупав читательский спрос,
Родной свой, известный всем город,
Условно назвав Средневолжск.
Казалось, готовые хроники,
Герои живут за стеной.
Любовные многоугольники
Построены жизнью самой.
Знакомая, близкая тема.
Родная, до боли, среда.
И времени вектор. И все мы
За ним, то туда, то сюда.
То здесь, то в далёкой Канаде,
Где правнук зрит детские сны.
То в грозной эпохе, где прадед
Его не вернулся с войны.
Кто пишет романы и хроники,
Лелеет, готовит в печать,
Все принципы архитектоники
Обязан конечно же знать.
И коль ты и вправду писатель,
А не рядовой графоман,
Дотошный и строгий читатель
Прочтёт с интересом роман.
Что многим придётся по вкусу,
Одно забывать лишь нельзя:
Россия – не место дискуссий
И споров. Учтите, друзья.
ГОРОД ДМИТРОВ. Фотографии Сергея Филиппова.
К оглавлению...
