«Шиза. Часть II. Шиза в квадрате» (34-36 глава) Юлия Нифонтова

 

 

– Ну?! Что?! – Агранович энергично встряхнул горе-контактёршу, не в силах ждать, когда ту наконец отпустит наваждение.

– Смотри на небо – ищи себя… – как завороженная повторила Янка, и в ту же секунду послание потухло в её голове, прекратив своё навязчивое биение в виски. – Снежная человечиха мне сказала, – пояснила девушка, будто прогоняя сон. – И что это значит? А?!

– Это значит – действуй!

     Повинуясь приказу, Янка подняла голову вверх. Чуть выше уровня глаз в стену было вмуровано маленькое круглое зеркальце, которого Янка не замечала раньше. То, что крохотный кругляш размером с дамскую пудреницу тоже может быть проходом за пределы реальности, ей и в голову не могло прийти. Увидев своё родное отражение, Янка немного успокоилась, что многочисленные надетые сегодня личины не оставили следов на её внешности и она нисколько не похожа на Деда или Гапона.

     Янка решила протереть пальцем запылённое зеркальце и совершенно механически ткнула в него пальцем. Волшебное стёклышко без усилий провалилось внутрь, отозвавшись прощальным звоном.

– Я, кажется, зеркало разбила! – в ужасе прошептала Янка и чуть не заплакала. – Примета плохая – кто-то умрёт.

– Но ведь ещё никто не умер. Так зачем же ты раньше времени умираешь? – сухо отчитал Агранович. Он вообще был очень жёсток и отсекал все поползновения Янки на слабость и эмоции.

     В образовавшийся в стене «глазок» можно было смотреть, только поднявшись на цыпочки. Янка припала к дырочке в стене, стараясь вглядеться в кромешную чернильную тьму. Стоять было неудобно, она переминалась с ноги на ногу. От напряжения заломило глаза, но темень никак не рассеивалась. 

     Янка не заметила, как тяжёлое ночное покрывало укутало всё вокруг. Они оказались посреди царства тьмы, холодной и всепоглощающей. Время вязко потекло расплавленной карамелью, а тьма всё не рассеивалась. Янка стала ждать и молиться. Кровь стучала в висках и напомнила навязчивое заклинание: смотри на небо – ищи себя… 

– В такой темнотище и небо-то непонятно где искать, будто всё смешалось: земля-небо, кони-люди…

 

    В дебрях непроглядного чрева затеплился слабый огонёк, он не столько был реально виден, сколько интуитивно угадывался инородным движением, как от живого язычка свечи далеко – на горизонте. Свет ещё не виден, но ощутим – и тьма уже не такая всесильная и бесконечная, как могло показаться вначале. Даже от этого малого отсвета тьма потеряла своё могущество.

    Янка решительно сжала ладонь Аграновича и двинулась вперёд – навстречу свету. Но двигаться оказалось гораздо труднее, чем она ожидала. Под ногами хлюпала скользкая слизь. Дорога в темноте бесконечно поднималась вверх. Причём как таковой гладкой поверхности пола тоже не стало, путники словно оказались внутри гофрированной трубы. Им предстояло идти, постоянно карабкаясь в гору, по щиколотку в омерзительной холодной грязи. Спотыкаясь и падая, парочка с трудом продвигалась вперёд, как два непереваренных мокрых мышонка внутри пищевода проглотившей их гигантской анаконды.

    Они шли уже довольно долго, а скромный огонёк всё так же тускло, невнятно маячил где-то далеко и не думал приближаться.

– Да когда же будет этот пресловутый конец тоннеля?! – не выдержала Янка, готовая расплакаться.

– Во всём нужно искать положительный момент.

– Я так мечтала о встрече с тобой… а ты со мной всё время разговариваешь как директор школы… бесишь, короче. Ну, и где положительный момент? В том, что мы два часа плетёмся внутри вонючей канализационной трубы в полной темноте?

– Осторожнее со словами, Ян! Мы уже в переходе За Грань. И если б ты верила в то, что сейчас сказала, то здесь в сию минуту действительно бы сильно завоняло, огонёк погас и темнота стала действительно полной.

    Янка оторопела и застыдилась своих бездумных высказываний, а Агранович с бодрой уверенностью продолжал:

– У нас есть время обсудить нашу цель. И вообще, я должен объяснить тебе общее положение дел. Постараюсь кратко: во-первых, мы идём За Грань для того, чтобы отобрать у Демона украденный артефакт – серьгу. Ты, кстати, первую-то надёжно спрятала?

– Надёжнее не придумать – я её проглотила!

– Умница! А где перстень?

– Как всегда, на мне – я его на шее ношу вместо кулона. 

– Надень на палец правой руки. И приготовься к неожиданностям, если нам всё же удастся отобрать у синего великана твою серьгу, то перстень сможет выпускать боевые искры. Жаль только, что навыка у тебя совсем нет. Ражье, конечно, в свою очередь не сдастся без боя и попробует отнять перстень, точнее, не банально отобрать, а выманить.

– Как это? Я ж ему ни в какую перстень не отдам!

– О, не горячись. Способов много, и все до предела просты: шантажировать, запугать, разжалобить, даже одурманить. Наша программа максимум: загнать Ражье обратно в Преисподнюю, а мне бы ещё хотелось воспользоваться случаем и освободить мою бедную мачеху от подселенца пожирающего её душу изнутри. У меня с ним личные счёты!

    Янка представила, что её милому Аграновичу предстоит встреча с зомбированной любовницей, коварно отравившей его мертвечиной, и несмотря на абсурдность ситуации, в ней болезненно шевельнулась личинка мрачной ревности.

– Спасать, значит, намерен?

     От проницательного спутника не ускользнула скрытая досада, но он продолжил тем же прохладным голосом:

– Теперь обо мне: это весьма неприятная информация, но ты рано или поздно всё равно узнаешь. После той досадной промашки с мачехой в реальность мне путь заказан. Так что твоим оруженосцем я могу быть очень недолго и только На Грани. 

     Но это ещё не всё. В Светлую Башню я тоже теперь не ходок. Могу там появиться только в качестве твоей прислуги, не имею права голоса и права просить помощи у хранителей. Я хочу, чтоб ты поняла… Я теперь – сбитый лётчик, «серый» на здешнем сленге. Моё дело тихо сидеть в своём замке, сохраняя нейтралитет и ни во что не вмешиваясь. К боевым действиям я, как порченый, ныне не допускаюсь.

     В реальности меня держать слишком опасно. Я не перестал видеть подселенцев, но убирать их магическими способами больше не могу. Страсть охотника переклинит разум, и тогда я начну истреблять носителей подселёнок – то есть стану серийным маньяком-убийцей. Поэтому я здесь под контролем, как у светлых, так и у тёмных «братьев».

     Тебе придётся выбрать себе напарника и обучить его. Возможно, вам придётся прожить вместе всю земную жизнь… А я тебе больше не пара, только коллега.

– Не пара… – тихо вторила замороженная новостью Янка. – Тебе плохо здесь? – Её глаза наполнились слезами.

– Во всех своих бедах я виноват только сам. Нетерпение, страсть, своеволие… и вот он результат. Всё закономерно. Угнетает презрительное отношение светлого населения, такое сдержанно брезгливое, а ещё обиднее видеть жалость в их глазах. 

    У тёмных – откровенная настороженность, каждую минуту ожидай ножа в спину, они никогда не забудут, сколько я их собратьев уложил, а теперь вот по своей же вине сел с ними в одну лужу. Злорадствуют, конечно.

    Меж тем либо зрение путников привыкло к темноте, либо посветлело, но стали различимы силуэты и даже лица. 

    Взглянув на друга, Янка неожиданно вспомнила свой страшный сон в ночь перед самым знакомством с Аграновичем.

– Саш, ты мне снился. Ещё давно, до того как мы встретились. Сон такой страшный. Словно ты людоед в своём замке. Всё как наяву. Помню, голову на меня поднял, оторвавшись от человеческой туши, а изо рта по шее кровавая слюна бежит. Я тогда всё не понимала, почему ты мне в таком ужасном виде приснился, ведь ты самый хороший и добрый человек из всех, кого я только видела в своей жизни!

– Зря ты мне про этот сон не рассказала, ведь предупреждён – значит, вооружён. Хотя это ещё раз доказывает, что всё предрешено. И твоё мудрое подсознание об этом заранее знало и даже показало ярко и наглядно.

      Янка почувствовала щемящую тягучую боль в сердце, словно она была причастна к той страшной истории, что случилась с Аграновичем. Могла спасти и не спасла. Чувство вины и отчаяния захлестнуло: 

– Надо было доверять себе и уметь разговаривать с любимыми, пока они рядом. А теперь всё – мы обречены на вечную унизительную дружбу слуги и госпожи… и никогда на большее! – Янка вдруг явно ощутила, что из её сердца капля за каплей исчезает страсть и этот поток невозможно остановить, пока не растворится вся её любовь к этому человеку, словно втянутая в чёрную дыру звезда.

Агранович с любопытством заглянул в потемневшее Янкино лицо и улыбнулся как-то неуместно радостно:

– Не переживай ты так! Эта наша школа, переходим из младших классов в среднее звено. А впереди только лучшее именно для нас. Всё продумано – поверь! На каждого из нас у Высшей Силы есть свой великий план. И нарушать его нельзя. Отключай своеволие. Пред тобой я – живой пример того, к чему приводит «я хочу». Смирись и доверься Провидению. И тогда ничего плохого с тобой не случится.

– Ага, и будет тебе счастье… – с нескрываемым скепсисом проворчала Янка на манер привокзальной цыганки, утирая слёзы.

– Яна, смотри! А вот и свет в конце тоннеля, – Агранович бодрился из последних сил, но получалось это из рук вон плохо.

– Угу. Для меня здесь свет-конец, как бабушка выражалась, настал. Лучше б ты мне не говорил всего этого! Хоть бы надежда осталась. А теперь – всё! Свет-конец в конце тоннеля!

    Увеличение интенсивности огонька, маячившего далеко впереди, не вдохновило Янку, второе дыхание не открылось. Она готова была сесть посреди этого гигантского участка запредельной теплотрассы и рыдать широко открытым ртом, как голосят специально нанятые плакальщицы на деревенских похоронах. Единственное, что удерживало её от столь малодушного шага, это поникший бывший возлюбленный, которого она могла бы таким выплеском просто добить.

– Всё, Яна, сейчас легче будет. Мы перешли границу. Теперь сосредоточься на цели нашего здесь пребывания, и тогда всё само собой пойдёт!

    Нельзя было отрицать очевидное – атмосфера внутри тоннеля заметно менялась. Плотный спёртый воздух разрядился, потянули неизвестно откуда взявшиеся сквозняки, дышать стало легче. Тьма рассеивалась, и вместе с этим чуть легче становилось на душе. 

 

Иллюстрация Александра Ермоловича

 

 

 

 

     Янка и Агранович уже готовы были упасть от усталости, как вдруг наступило неожиданное облегчение. Все неприятные новости были высказаны, и пустые надежды растаяли. Впереди замаячила только цель: найти, догнать, отобрать, победить. Цель поглотила все мысли преследователей, вытеснив прочь переживания, сделав их несущественными по сравнению с погоней и жаждой справедливого возмездия. Вместе с освобождением от тяжких дум в телах путников нарастала такая лёгкость, будто они стремительно теряли свой вес или земля ослабляла притяжение. С каждым шагом вверх путников оставляли страхи и печали. 

     Чистый свет неотвратимо заполнял всё вокруг. Победные лучи, словно острые пики невидимой армии добра, пронзили чёрное жерло тоннеля и вспороли это страшное змеиное горло. Мощная лавина нестерпимо яркого света хлынула сверху. Рядом в светоносных потоках замелькали лёгкие бесформенные сущности, напоминающие прозрачные марлевые лоскутки, возомнившие себя бабочками. 

     Ноги отважной истребительницы монстров и её потустороннего оруженосца оторвались от тверди. Зажмурившись, они взмыли ввысь.

     В Янкином животе образовалась невесомость и почувствовалось подозрительное щекотание, как в детстве во время штурма самых захватывающих аттракционов парка. Со скоростью пушечных ядер героические последователи барона Мюнхгаузена вылетели из тоннельного дула в открытое пространство свежести и бесконечности, продуваемое всеми ветрами. 

     Вскоре глаза привыкли к свету, и он перестал казаться столь ослепительным. Научившись управлять телом в полёте, они сбавили сумасшедшую скорость и медленно парили над бескрайней долиной белоснежных пушистых облаков. Наконец упали на одну из облачных перин и только теперь почувствовали, что совершенно выбились из сил.

– Почему наши тела легче облаков? Как мы, такие слабаки, будем на этого громилу рыпаться?

– Две твои глобальные ошибки: умирать раньше времени и сомневаться в себе. Доверься Провидению и не забегай вперёд. Я знаю, что научиться жить по принципу «здесь и сейчас», а не будущим и прошлым очень сложно. Но тут этому быстро учат, потому что всё может измениться в один миг до неузнаваемости. Запомни, твоя жизнь – вообще не твоя забота. О тебе есть Кому позаботиться, и этот Кто-то посильнее и поумнее тебя. Делай, что должно, а про остальное не думай. Нам просто дана передышка после тяжкого перехода.

– Да-а – краткий привал перед боем… 

– Опять начинаешь нагнетать! Расслабься! Заодно попробуем определить направление, в каком искать Демона.

– Ка-ак?

– Смотри вниз, постарайся освободить голову от мыслей и просто задавай вопрос: «Где Ражье?»

 

Рисунок Юлии Нифонтовой

     Янка легла животом вниз на белую прохладную облачную вату и разгребла ладонями маленькое окошечко, из которого удобно было глядеть на землю лёжа. Внизу проплывали виды, достойные кисти самых искусных живописцев: бирюзово-голубые горы, бирюзово-голубые поляны и такие же бирюзово-голубые озёра. 

– Хром-кобальт сине-зелёный… – с тоской прошептала Янка, вспомнив весёлую дружественную атмосферу мастерской. – Эй, Ражье, где ты?

– Не торопись, а то обнаружишь его слишком быстро и не успеем отдохнуть, – осадил её боевой порыв мудрый Агранович. – На-ка вот, хлебни из фляжки.

– Эт чего? Допинг? 

– Настой из трав. Сильная штука. Между прочим, твоя бабуля готовила. Только больше двух глотков не пей, а то я не угонюсь за тобой и Демону тоже не позавидую…

     Первый глоток Янка делала с большой осторожностью, зато второй с жадностью, пытаясь проглотить как можно больше.

– Вкуснятина какая! Блин, ты почему его мне раньше в тоннеле не дал, когда ноги от слабости подгибались?! А?! Берёг, как сто грамм перед атакой?! Слушай, а этот напиток вообще смертным-то можно пить? Вовремя я спросила, да? – затараторила Янка, переполненная новой чудодейственной энергией.

Агранович невесело усмехнулся:

– Вопрос неуместен. Здесь, На Грани, смерть – это прошлое.

    Янка подняла на него взгляд и теперь в спокойной обстановке могла себе позволить вдоволь налюбоваться милым. Только сейчас девушка с нарастающим обречённым чувством тревоги отметила, какие разительные перемены произошли с её прекрасным рыцарем. Нет, всё осталось на месте: изящная стройная фигура, изысканная грация, присущая лишь венценосным особам, профессиональным танцорам и семейству кошачьих; длинные локоны лунного отлива и самый красивый на свете нос… 

     Но! Что-то неуловимое навсегда угасло и ушло безвозвратно. И самое страшное, что и этот серый матовый отлив кожи, и янтарные глаза, в которых больше не было ни тепла, ни решимости делать глупости и совершать ошибки – всё это подтверждало ужасную догадку: он больше не человек! Кто угодно: сказочный принц, нарисованный мальчик из анимэшек, добрый вампир – причуда голливудского блокбастера… но не человек!!! 

    От того, что этот персонаж фэнтези так разительно напоминал прежнего Сашу да ещё и напялил его любимые драные джинсы и фланелевую рубашку в клеточку, становилось невыносимо горько. Янка, наверное, и разрыдалась бы вдрызг без объяснений, но вдруг ясно уловила сигнал.

– Он там, – еле сдержав слезы, бодрилась она, – мы плывём прямо к логову Ражье. Во-он, видишь тёмное пятнышко на фиолетовой скале, ясно чую – там наш мистер-монстер и рыжая зомбя!

– А как это у тебя получилось? – лукаво спросил Агранович, изображая, что не заметил Янкиной реакции на свой новый образ.

– Вот ваще не пойму как. Знаю, что он там, и всё! Видишь, заканчиваются бирюзовые поляны и начинается тёмная фиолетовая полоса тени, мы чётко туда несёмся, как на такси.

– Яна, у меня к тебе просьба одна. Ты только не сердись. Это очень важно. Когда найдём наших беглецов, то первым делом сними гипнотические чары с моей мачехи. Пожалуйста. 

    Между странниками, оседлавшими облака, возник безмолвный диалог взглядов – возмущённого женского и виновато-просительного мужского. Агранович первым нарушил паузу:

– И ещё, перед тем как начнётся заварушка, мне очень важно выяснить одну вещь. Скажи, остались ли у тебя там, в реальности, важные неотложные дела, которые тебе необходимо доделать, закончить? Осталось ли что-то такое, что не даст тебе остаться здесь навсегда? Что-то главное, что необходимо сделать в жизни?

– Понимаю. Только не смейся. Я хочу освободить маму и ребят из моей группы от подселенцев, которых я увидела! Подчистую. Это моя главная цель! И ещё мне необходимо найти Гвоздева…

 

    Путникам вовсе не пришлось совершать изматывающее восхождение по фиолетовой скале. Они мягко опустились прямо перед входом в пещеру, спрыгнув с пушистого небесного такси, постепенно наливаясь собственным весом и обретя его полностью только на земле.

    Пещера оказалась больше, чем это можно было предположить, стоя снаружи у входа. Собственно, это была полая изнутри гора с вентиляционным окном в вершине, откуда проглядывал легкомысленно фиалковый кусочек неба. 

      Интерьер состоял из сложной системы «комнаток», отгороженных друг от друга невысокими, но толстыми каменными перегородками. Все помещения находились на разной высоте относительно друг друга, какие-то каморки утопали, а где-то был очень высокий пол-подиум. Посреди каждой из комнат первобытной коммуналки тлело своё отдельное костровище. 

      Дизайн помещений также разнился в зависимости от вкуса хозяев. Сцены кровавой охоты на неизвестных науке чудищ в контрастной чёрно-белой гамме с яркими красными подтёками из многочисленных ран совершенно диссонировали с замысловатым орнаментом из бегущих бизонов и плывущих рыб в естественно-природных тонах соседнего жилища. Там, видимо, обитала более цивилизованная и миролюбивая семья, а может быть, это была так называемая женская половина. В таком случае комнатёнку, испещрённую разноцветными отпечатками маленьких ладоней, можно было безошибочно назвать детской.

     Впрочем, главной находкой доисторического архитектора было не это: все жилые помещения, как лучи вокруг солнца, одним из своих входов-выходов были повёрнуты в центр, где зиял бездонный колодец. Шириной этот открытый погреб напоминал персидский ковёр с неровными краями. Дизайнерскую мысль можно было назвать весьма смелой и даже опасной, предполагая, что в многоквартирном доме водятся дети. Потому что от совершенно страшного чёрного колодца, где не проглядывалось дна, входы отделяло примерно тридцать-сорок сантиметров. Узкая дорожка огибала глубокую яму, наводя на жуткие предположения о страшных человеческих жертвах и беспощадных нравах, не отягощённых моралью хомосапиенсов.

      Настоящей изюминкой, венчающей творческую мысль брутального дизайнера, был загадочный кокон размером с компактный старенький бабушкин холодильник, подвешенный на слишком тонкой нити, что спускалась из самой верхней точки каменного купола, а точнее, уходила прямо в небо через вентиляционное отверстие в вышине. 

    Кокон, словно сплетённый шелкопрядами по проекту скульптора-гигантомана, как маятник, тихо покачивался над колодцем. Янка стала внимательно вглядываться в огромный белый клубок, и колкое тревожное чувство неизвестного происхождения больно заворочалось внутри, словно беспокойный ёжик:

– Интересно, какой должен быть паучок, если его мохнатая паутинка толщиной с бельевую верёвку?!

     Тревожные Янкины мысли вдруг нарушил тихий детский плач. Чуть слышные всхлипы тоненького голоса словно лились со всех сторон, навевая необъяснимый леденящий страх. Девушка с немым вопросом взглянула на Аграновича: мол, ты тут давно живешь, подскажи, что делать. 

– Выход один – идти навстречу своему страху. Ищи источник страха – того, кто плачет, – не заставил себя долго ждать ответ, хотя и очень не понравился.

– Я, кажется, знаю, где может быть это аццкое дитятко, – превозмогая атаку наведённого ужаса, Янка двинулась навстречу рёве-корове из Преисподней, надеясь, что ребёнок должен находиться там, где ему положено – в детской «комнатке», украшенной пёстрыми отпечатками ладошек. 

     Действительно, в тёмном углу загона для подрастающих людоедиков сидела рыжая девочка лет четырёх. Рёв уже набрал обороты, и девчушка ревела во всю силу широко открытым ртом. Как только Янка подошла к ней вплотную и взяла за руку – страх испарился, словно никогда и не преследовал. 

– Малышка, ты кто? – осторожно спросила Янка.

    Но девочка не ответила, она ещё пару раз всхлипнула и, глядя как-то мимо неживыми глазами, стала собирать с каменного поля мелкие камушки и набивать ими чёрный от грязи рот.

– Выплюнь, выплюнь сейчас же! – Янка попыталась вынуть камешки изо рта странной девочки, но та в ответ попыталась укусить её за палец.

– Не тронь её. Это Гелла! – вмешался Агранович и добавил почему-то шёпотом. – Приготовься к встрече…

     Договорить ему не удалось. 

 

Иллюстрация Александра Ермоловича

 

 

 

 

     Из бездонного колодца, как чёртик из табакерки, выпрыгнул синий монстр. Чёртиком его можно было назвать весьма условно – так как он заметно прибавил в росте, весе и в свирепости. Да и назвать «табакеркой» дышащую серой чёрную шахту тоже можно было с большой долей оптимизма. Былых рафинированных привычек светского репортёра Забурдаева, личину которого носил последнее время Демон, и в помине не осталось, к тому же он успел обрасти длинной, как у высокогорного яка шерстью цвета индиго.

     Выскочив из пекла, синий гигант издал плотоядное чревовещательное урчание и нацелил на Янку загнутый коготь, столь длинный и острый, что его запросто можно было бы приравнять в холодному оружию:

– Давно поджидаю тебя, дитя голой обезьяны. Принесла мне перстень? Давай сюда! 

– Привет, баклажан! А ты чего сегодня побриться забыл? Если я тебе не нравлюсь – застрелись, я не исправлюсь! – вспомнила Янка расхожие приколы Цесарского.

– Застрелиться не удастся – я бессмертен!

     Маленькие мутные глазёнки Ражье залились кровью, он зарычал, как разбуженный лев, а многокомнатная каменная квартира ответила со всех сторон гулким эхом.

– Перстень!!! – потребовало лохматое рассерженное чудо-юдо и нервным кивком указало на кокон.

     Белое сооружение вдруг высветилось изнутри, и Янка с ужасом увидела, что в коконе, скорчившись в позе зародыша, спит Гвоздев. Девушка оторопела:

– Не может быть! Как ему удалось протащить За Грань живого человека?!

Ражье оскалился, обдав тухлым смрадом, и с кривой издевательской усмешкой слегка подул на белый клубок, а тот в ответ стал быстро вращаться и раскачиваться, как огромная опасная карусель. Внутренний свет обитаемого осиного гнезда не угас, а стал мерцать, как тусклая пожарная сигнализация. Обитатель мягкого домика никак не реагировал на активные перемещения своего жилища. 

     Для того чтобы окончательно морально добить Янку, мохнатый триумфатор вынул из воздуха всего лишь маленькие маникюрные ножницы. Когда белый маятник, качаясь и крутясь, приближался к краю, где стояло чудище, то коварный Демон изображал, что перерезает тонкую нить, словно мальчишка-озорник, что дразнит одноклассницу, в которую тайно влюблён:

– Чик-чик… Давай перстень! Быстро! Или твой знакомец тю-тю… – ликовал лукавый ёрник, нанося короткие стригущие пасы чуть мимо нити, и его маленькие глазёнки в синих зарослях бровей сверкали неоновыми искорками, как светлячки в траве. 

     Гвоздев, скорчившийся внутри светящегося овала, казалось, безмятежно спит, и оттого что он выглядел столь беззащитным, Янкино сердце сжалось от ужаса и жалости одновременно. Необходимо было что-то предпринять, пока исчадие Ада, шутя, не отправило в пропасть ни в чём не повинного хорошего парня.

     В Янкином сознании тут же вспыхнули моменты, когда они с Гвоздевым были вместе и как она всегда холодно к нему относилась. Вспомнился его честный влюблённый взгляд, каким могут смотреть только самые добрые и надёжные люди. 

– Ну, помогите, хоть кто-нибудь!!! – крикнула она, мгновенно осознав, что никто не поможет, кроме себя самой. 

    Безрезультатно пытаясь вытрясти из камня хоть какое-нибудь подобие обещанной боевой искры, Янка в отчаянии, понимая, что кокон вот-вот полетит в пропасть, судорожно сорвав перстень, безрассудно бросила его в светлый проём входа в пещеру. Тяжёлый кругляш мелькнул на фоне светлого пятна фиалкового неба и покатился по склону горы вниз… 

    Монстр взревел так, что затряслись горы. Сама Янка оказалась на самом краю пропасти рядом с Ражье и чуть не потеряла равновесие и сознание от страшного демонического рёва и вибрации. Но тут же её подхватили сильные надёжные руки Аграновича. Одной ладонью он зачем-то зажимал ей рот. Лишь немного опомнившись, она поняла, что Агранович, так грубо, на первый взгляд, поступивший с ней, вжимает в её губы маленький твёрдый предмет, похожий на гвоздик.

– Глотай!

     Не спрашивая ни о чем, а лишь беззаветно доверившись другу, Янка проглотила это что-то, больно оцарапав горло. И только теперь до неё дошло – серьга. Это вторая серьга!!!

    Не зря она, помня о твёрдом своём обещании снять чары с Геллы, освободила от гипноза рыжую мачеху Аграновича. Пользуясь моментом, он взял у неё серьгу – вторую часть сильнейшего артефакта. Да и не могла Гелла, пусть даже и в детском воплощении, не отдать своему возлюбленному украшение. Ведь старая любовь не ржавеет ни при каких обстоятельствах и всегда отзывается в сердце.

    Заподозрив что-то неладное, Ражье не кинулся за перстнем, а, не завершив до конца свой леденящий душу рык, медленно повернулся и пошёл на Янку. Девушка крепко зажмурила глаза. Глухое утробное урчание тарахтело совсем рядом, и жёсткие шерстинки щекотали и кололи лицо.

– Думаешь, я не понял, что ты проглотила серьги. Я сейчас выну их из тебя, вырву живьём вместе с кишками, тупая мясная лохань! – пророкотало чудовище, обдав запахом рвотных масс.  

– Уж лучше ужасный конец, чем ужас без конца!

– Яна, помоги себе сама, ты можешь! – прошептал в самое ухо Агранович, что всё ещё крепко стискивал Янку, обхватив сзади, совсем как тогда, при самой первой их встрече.

     «Я могу? КАК?!» – удивлённо подумала Янка и от неожиданности открыла глаза, взглянув впритык в оскаленные смердящие клыки Демона. Боковым зрением она уловила слева странно знакомую пухленькая девочку лет десяти в красном коротком пальто в клеточку. 

     В каком-то отчаянном детском горе – девочка с носом, похожим на кнопку, бесстрашно завопила синему монстру: 

– Дурак слепой!!! Чтоб ты окосел совсем, дурак! 

      В тот же миг злые светлячки звериных глаз затуманились белёсой пеленой. Рядом с Янкой просвистел ветер – одутловатая бомжиха, помятая и не ведающая страха, словно с длительного перепою, со всей безбашенностью и агрессией, свойственной опустившимся люмпенам, готовым убить за пятак, толкнула монстра в бездонный колодец.

      Падая в чёрную бездну, Ражье зацепил длинным загнутым ногтём белый кокон и потянул за собой пушистую ниточку, которая потекла за ним вниз, грозя хозяину мягкой тесной «жилплощади» – Гвоздеву последовать за злодеем в адскую яму.

    Янка, оттаяв от оцепенения, подбежала к краю колодца и беспомощно, с нарастающим отчаянием, наблюдала, как разматывается клубок, оголяя спящего юношу. В тот же момент до её сознания дошло, что из-за каменных стен пещеры уже давно доносится навязчивый треск лопастей вертолёта.

    Держась за шасси, ещё одна клонированная Янка – «крутая орешка» спускалась с тревожного неба спасать слабых человечков, в силу того, что остальные Шварцы и Рэмбо-Дизели самоустранились, безвременно уйдя на губернаторскую пенсию. Её атлетично-мускулистый силуэт ясно прорисовался во входном проёме. Смелая девушка с экстремально короткой стрижкой в чёрном военном комбинезоне с одного удара воткнула изящный «дамский» гарпун в белый кокон и вытянула его на каменный пол пещеры прямо перед входом.

– Яна, смотри, тебе и кольцо доставили!

     Словно героиня неслабо-бюджетного сериала из помпезных интерьеров шикарной виллы, в пещеру вплыла холёная атласная дива, протягивая своей менее ухоженной близняшке – Янке – потерянный перстень. 

– Ну, давай – надевай кольцо! – с придыханием посоветовал Агранович. – Сейчас воссоединятся все артефакты! И Ражье больше никогда не сунется, теперь он тебе не конкурент! 

     Янка судорожно схватила перстень и спешно надела его на палец. Её трясло как в лихорадке, по спине полз тревожный холодок. 

     Вдруг её состояние удивительным образом изменилось, она словно оттаяла: по коже пронеслись испуганные стайки мурашек, страх и нервная судорога ушли волной в каменные плиты под ногами, бешеный ритм сердца, отдающего в горле и висках, мягко утих, по телу расплылось приятное тепло. Всё вокруг тоже стало другим: краски ярче, запахи и звуки отчётливее. Казалось, что если как следует прислушаться, то можно услышать шелест крыльев василькового мотылька за горной грядой, учуять тонкий аромат вьюнка, с которого он вспорхнул.

– Я боюсь! И чего теперь делать-то? – растерянно прошептала она Аграновичу, боясь вспугнуть волшебные перемены, происходящие в ней.

– А вот делать-то ты теперь сможешь всё что угодно: переноситься в любое место, бить боевыми искрами, в любой момент перескакивать За Грань и вообще – любые чудеса… это огромная честь и ответственность!

 

     Янка с Аграновичем осторожно подошли к смятому и весьма поредевшему белому клубку. Внутри кокона безмятежно спал красивый парень, не ведающий, какая битва только что шла за его спасение. Агранович с завистью вгляделся в живой юношеский румянец:

– Вот тебе, Яна, и партнёр в реале. Можно даже, чтобы долго ему не рассказывать-доказывать, что, мол, есть на свете разные бабайки, а разбудить прям сейчас и показать всё как есть. 

 

    Янка окинула недоумённым взглядом кучкующиеся неподалёку свои «ипостаси», неведомым образом выбравшиеся из щитов-экранов в чёрном домике у реки. А что, собственно, убедительно! Ведь уверена же была, что могу помочь только сама себе. Вот они и пришли – разные стороны моей неоднозначной многоликой натуры. И ведь помогли же! 

Янкины клоны выстроились как на подбор: холёная светская дама, пьяница-маргиналка, рэмбовидная бой-баба из американского блокбастера и пухлый демонический ребёнок в красном коротком пальтишке.

– А ну-ка все по домам! – Янка, словно заученным движением, обвела рукой родные воплощения, направив на них перстень. Из камня с сухим треском выскочила первая в Янкиной жизни магическая искра, и преданная армия послушно растаяла. 

     Затем новоявленная волшебница провела параллельную черту по воздуху в сторону колодца. Чёрный провал стал на глазах затягиваться каменной кладкой, будто исцелённая колдовским способом рана. Внутри замурованного колодца глухо отозвалось злобное и одновременно обречённое прощальное рычание Монстра.

– Ух ты! Тебя как будто с младенчества обучали магии! – восхитился Агранович.

– Наверное, это у меня в крови, – Янке почему-то стало невыносимо грустно, как перед долгим расставанием. – Надо разбудить? – Она кивнула на безмятежно спящего Гвоздева – в колыбельке из белых пушистых волшебных нитей, оставшихся от поредевшего кокона.

– О, нет. Это без нас, – Агранович держал за руку рыжую чумазую девчушку. Увидев потемневший взгляд Янки, он осторожно добавил:

 – Думаю, мне удастся воспитать Гелю и дать ей столько света, чтобы он перевесил тьму в её душе. Представляешь у нас снова разница ровно в двадцать лет, раньше она была старше, а теперь – я.

– Ты сказал Гелю? Её что, Ангелина зовут? Куда вы пойдёте?

– В наш общий дом – замок на скале. Там всем места хватит. Помнишь ещё его? Забегай в гости. Я тебя всегда буду ждать, вечность это не срок...

 

 

– Игорь, вспомни шахматную фигуру – тура или ладья. Очень похоже на башню, правда? Так вот, это и есть она – Башня Света (административное здание светлых). Огромная, выше всех небоскрёбов Нью-Йорка. Наверху квадратная смотровая площадка. Бойниц нет. Толстовское «непротивление злу насилием» – девиз этого места. Вместо зубчатых выступов – одинаковые кирпичики стандартных двухэтажек. Всё из тёплого песчаника цвета слоновой кости. И возвышается этакая громадина над снежными шапками горной гряды. И нет к ней ходу тёмной орде… 

    Вялый от бесконечных удивительных впечатлений Гвоздев и Янка оказались посреди квадратной площади, точнее на верхней площадке колоссальной башни, равной которой нет в подлунном мире.

     К ним спешили двое – мужчина и женщина. То, что пара крепко связана любовными узами, было заметно издалека. Они были совершенно разными, как лёд и пламень, но, гармонично дополняя друг друга, составляли единое целое.

    Она – молодая высокая женщина, напоминающая Мадлен Олбрайт, хотя в ней не было ни капли от государственной американской бабушки. Такая добьётся своего, хоть тресни! Словно точёная нефритовая статуэтка, бледная кожа, чёрные волнистые волосы идеально уложены в модную стрижку, узкое лицо, тонкий нос с горбинкой и просто поразительно эмоциональные движения тонких рук и мимика итальянского холерика. Во всём такая смелость, самоуверенность, убедительность, что невозможно ослушаться. 

    Он – оливковый двухметровый араб, вальяжный и медлительный. Походка отрешённо-плывущего по волнам лайнера, глаза влажные с поволокой, как чёрные маслины, плавающие в голубоватом молоке. В каждом движении снисходительность и отстранённость, словно мужчина ещё не до конца проснулся.

     Восточный красавец обратил на Игоря свои томные ближневосточные очи, в которых на долю секунду отразилось что-то слегка напоминающее сочувствие. И, как бы между делом повернувшись к Гвоздеву, дотронулся сухой тёплой ладонью до его лба:

 

Рисунок Юлии Нифонтовой

    Некая «спасительная» пустота возникла вдруг в том самом месте, в сердцевине груди, где, наверное, помещается душа. Именно он – этот вакуум творил теперь лечебную функцию.

    Гигантским маяком цвета слоновой кости башня возвышалась над бесконечным горным массивом: синим, зелёным, голубым, бирюзовым и ослепительно-белым рельефом.

    Игорь отметил, что почему-то его взгляд не стремился любоваться разнообразием великолепного горного пейзажа, а с наслаждением отдыхал на аскетичной пустоте монохромного пространства квадрата верхней башенной площадки. Только мягкий цвет топлёного молока тёплого песчаника, только однообразные кирпичики домов, только горячий ветер, закручивающий бежевые вихри из сверкающего песка. Потустороннее гетто, где ничего не нарушает разлитой повсюдуапатии, врачующей истерзанное сердце. 

    «Как же здесь всё спокойно – до безразличия. Это дыхание вечности. Именно оно не даёт сойти с ума от всего узнанного, от чувства избранности, от осознания счастья любить…», – подумал Игорь… и очнулся. Спокойный, уверенный в себе. Другой. 

 

© Нифонтова Ю.А. Все права защищены.

 

Иллюстрация Александра Ермоловича