ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ГРУНЯ – 60 лет, мама Даши и Алёны
КАТЯ – 13 лет, дочь Даши
АЛЁНА – 35 лет, старшая дочь Груни
ДАША – 33 года, младшая дочь Груни, мама Кати
ВАЛЕРИЯ – 25 лет, новая хозяйка магазина
Массовка – 6 человек (подростки Коля – 15 лет и Валера – 13 лет, пострадавшие – 4 человека).
Аннотация:
Пьеса «Женщины» написана о донбасской семье, женщины и дети которой остались дома на хозяйстве. Мужчины, как им предписано свыше, в военное время стоят на защите дома родного, на защите Отечества! Десять лет войны пережито. Это не могло не отразиться на характерах старшего, младшего и подрастающего поколения.
Из Польши на неделю возвращается пропавшая сестра Алёна: вся из себя проевропейская, богатая, заносчивая. Она демонстративно ненавидит свою малую родину и всё, что с ней связано, в том числе и саму войну. Но война из-за плохого к ней отношения не перестаёт быть, она продолжает наносить свои жестокие удары.
Малой родине, которую так возненавидела ЕВРОАЛЁНА, понадобилось всего несколько дней, чтобы сбить с заблудшей дочери всю эту ЕВРОСПЕСЬ. Каким образом? Ответ в сюжете пьесы «Женщины». Она перед вами.
Луганск, январь 2024 г.
Действие 1
Картина 1
Донбасс. Шахтёрский городок. Груня сидит на табурете у стены, вяжет маскировочную сеть, натянутую на деревянные рамы и поёт песню военных лет. В комнату заходит внучка Катя.
КАТЯ. Всё вяжешь?
ГРУНЯ. Вяжу, Катенька, вяжу. Куда деваться? Это счастье, когда в таком возрасте и в такое тяжёлое время для страны хоть чем-то полезным можешь быть. Да и так... меньше переживаешь.
КАТЯ. За маму?
ГРУНЯ. И за маму твою. Где она там на своей скорой помощи мчится? Кого спасает? И за папу твоего переживаю. Что там с ним на передовой? Кто на кого нападает? И за вторую дочь, что десять лет назад в бега подалась и пропала. Из головы не выходит. Что с ней? Где мЫкается? Жива ли? Ни слуху, ни духу ни от кого. Одна ты у меня на глазах. Отрада моя!
КАТЯ. Не переживай. Просто связи нет с ними. Вот и всё. Появится – до всех дозвонимся. Покормишь?
ГРУНЯ. Ну, шош спрашивать-то? Конечно, покормлю. Садись к столу.
Катя садится. Груня накрывает на стол, наливает из кастрюли в тарелку. Катя пробует.
КАТЯ. А борщ какой вкусный! Только ты такой можешь сварить!
ГРУНЯ. Не перехвали. Как моя мама варила, так и я варю, так и дочерей варить учила. И ты, внуча моя, также варить будешь.
КАТЯ. Это ещё не скоро будет.
ГРУНЯ. Ладно, лопай давай. Котлетки бери, тёплые ещё.
КАТЯ. Угу. Вкуснятина! Ба, а ты меня к Васильевым отпустишь?
ГРУНЯ. Не сидится тебе дома, смотрю. Там мальчики. Что тебе с ними делать?
КАТЯ. Ну как ты не понимаешь? Нам интересно вместе. Мы дружим.
ГРУНЯ. Интересно ей! Дружить девочке с девочками надо, а не с парнями.
КАТЯ. Девочки? Да ну их! Они всё о платьях и о моде своей думают, о макияжах там разных. Неинтересно с ними.
ГРУНЯ. О макияжах рано вам ещё думать! Тринадцать лет только исполнилось, а им уже помады да румяны подавай…
КАТЯ. Ну, так и я о том же. Неинтересно с ними!
ГРУНЯ. А с мальчишками интересно?
КАТЯ. Да, интересно! С ними и в футбол, и в хоккей поиграть можно, и на компе, и даже самый настоящий компьютерный язык выучить – «Питон» называется.
ГРУНЯ. Это что ещё за змей такой?
КАТЯ. Ну, «Питон» – язык так называется.
ГРУНЯ. Это как? Змеиный язык, что ли? Он хоть пристойный? Без ругательств там плохих?
КАТЯ. Ба, ты чего? Какие ругательства? Компьютерный язык – это программирование. Потом в университет на программистов поступать будем.
ГРУНЯ. Ну да, отстала твоя баба Груня от жизни. Что есть, то есть, но кое-что ещё соображаю. Ты те уроки, что в школе задали, сделала?
КАТЯ. Сделала. Нам мало задали.
ГРУНЯ. Ладно, уговорила, иди, но чтобы в девять как штык была!
КАТЯ. Бабулечка, ты самая лучшая! Спасибо! (Обнимает Груню.)
ГРУНЯ. Ох и лизунья! Ох и хитруля моя! Оттого и борщ нахваливала, чтобы отпустила?
КАТЯ. Ну, что ты! Он и, правда, очень вкусный! Видишь, всю тарелку съела!
ГРУНЯ. Не тарелку, а борщ ты съела, а тарелка, слава Богу, цела осталась. (Смеются.) Э-эх, опять оставляешь меня одну.
КАТЯ. Ну, бабушка, ты пока сети маскировочные поплетёшь для папы, а мы немного поучим «Питона», и я сразу вернусь.
ГРУНЯ. Скажи там братьям, чтобы вечером до ворот проводили, а то волноваться буду.
А ну как не уберегу сокровище мамино и папино. Война всё-таки!
Баба Груня убирает со стола. Появляется Катя в куртке и шапке, целует бабушку и убегает. Груня тяжело вздыхает, садится на табурет у стены и под молитву «Богородице, Дево, радуйся…» продолжает плести маскировочную сеть.
Картина 2
В дом заходит пропавшая дочь Алёна. Осматривается, брезгливо потрясая руками, морщится. Увидев мать, плетущую сеть, удивляется.
АЛЁНА. О-бал-деть! Сидит мама Груша – нельзя скушать!
ГРУНЯ. Да чтоб тебя... Ох! Да разве можно так пугать? Это живых-то людей! О-хо-хо!
АЛЁНА. Что же вы двери не запираете? Коммунизм у вас тут наступил, что ли? Ни воров не боитесь, ни мародёров. Война же кругом!
ГРУНЯ. Да то за Катюхой закрыть забыла. А воры… они там, где деньги водятся, а не наши копейки. Неужели Господь смилостивился? Алёнушка, родная моя! Пропавшая дочь вернулась!
АЛЁНА. Хорошо хоть не блудный сын вернулся, сказала. Ну, привет, мамуля.
Мать бежит к дочери. Они обнимаются.
ГРУНЯ. Десять лет с начала войны прошло!!! Это ж где тебя носило столько?! Как в бега подалась в четырнадцатом, так ни слуху ни духу. Жива, нет, не знаю... испереживалась вся.
АЛЁНА. Если честно, ехала и не думала, что вообще вас застану.
ГРУНЯ. Это ещё почему?
АЛЁНА. Возможностей переехать из захолустья нашего в нормальные места было предостаточно. Это я так, на всякий случай в родовое гнездо заглянула – посмотреть, цел ли домишка наш остался или разбомбили.
ГРУНЯ. Только не домишка, а дом наш каменный – выстоял! Не раз он нас от смерти спасал. Стёкла на окнах три раза взрывной волной разбивало, а стены, что та крепость – всё выдержали! И подвал наш глубокий бомбоубежищем надёжно служил. Папа Иван на века строил, на все случаи жизни! Потому и не сбежали, а в доме своём войну пережидать остались.
АЛЁНА. Хранители древних камней, прям. А я вот эти камни охранять не стала, зато большой мир повидала! Где я только не была!
ГРУНЯ. Вот-вот, расскажи матери, где же ты была столько времени!
АЛЁНА. Не важно – где, а важно – с кем!
ГРУНЯ. Ну и с кем ты все эти десять лет была? Неужто замуж на чужбине вышла?
АЛЁНА. Вот теперь правильно вопрос задаёшь. Ну, пару лет я помыкалась, конечно, поездила по России, потом в Польшу попала, а там с Юзефом познакомилась. Через месяц уже замуж за него выскочила.
ГРУНЯ. Влюбилась так сильно, шо ли?
АЛЁНА. Влюбилась? Скажешь тоже. Просто нужно было как-то жизнь устраивать, а он из «богатеньких буратин» оказался. Банкир. На бирже не последний человек. Вот я свой шанс и не упустила.
ГРУНЯ. Ну и как вам живётся?
АЛЁНА. Хорошо живётся, богато.
ГРУНЯ. И детей завели?
АЛЁНА. Да какие дети в его шестьдесят?
ГРУНЯ. Так он шо? Мне ровесник, шо ли? Ой, бедная моя доченька! Не мужа, а отчима завела себе.
АЛЁНА. Жалеет она меня. Да себя пожалей! Нищебродами как были, так и остались в этом захолустье! А я уж как-нибудь сама разберусь в своей жизни. Чай, не бедная теперь. В швейцарском банке счёт на кругленькую сумму лежит – свадебный подарок от Юзефа. Всё, что захочу, могу себе позволить.
ГРУНЯ. Ну, лежит, и хорошо. Только «Счастье – не купишь», в народе говорят… Не всё деньгами мерить можно!
АЛЁНА. Не поверишь, а я купила это самое счастье! Но… давай закроем тему, а то десять лет не виделись, и сразу поругаемся. Как младшая сестра? Тоже здесь?
ГРУНЯ. Даша – да, здесь всю войну с ребёнком была. На скорой помощи врачом работает. Обещала на обед заскочить. Она в четырнадцатом как диплом получила, так и вперёд. Внучка малАя со мной оставалась, а мама – раненых спасала.
АЛЁНА. Больные какие-то! Себя бы с дочерью спасала лучше! Сейчас хоть меньше стреляют? Безопасно тут у вас?
ГРУНЯ. Да, как сказать? Вчера по рынку из «Хаймерсов» американских лупанули. Есть жертвы. Много жертв! Так что безопасность гарантировать не могу. Меньше по улицам ходи, чтобы не зацепило. Ты надолго сюда?
АЛЁНА. На неделю. Дела с магазином надо порешать. Хозяйка – я, а торгуют – другие. Нормально?
ГРУНЯ. А, так ты вон чего сюда приехала! Частную собственность свою спасать? До нас, смотрю, тебе и дела нет… Ну, так да и так. Ты же с дороги… Давай я тебя борщиком горяченьким накормлю. Катюха хвалила, говорит, вкусный получился.
АЛЁНА. Ну, если ничего другого нет, то на безрыбье, как говорится, и рак – рыба. Хотя… раков как раз и хочется. Помню, как в детстве с Дашкой на речку драть бегали… От омаров океанских тоже бы не отказалась…
Заходит младшая сестра Даша, снимает верхнюю одежду.
ДАША. Это что за буржуи к нам в гости пожаловали? Кому тут омаров захотелось? Алёна, сестричка любимая! Неужели это ты? Глазам не верю! (Обнимаются.)
АЛЁНА. Дашка, малая! Да, время летит. Совсем взрослой тёткой стала! КрасАва!
ДАША. Сама ты красАва! Очень даже стильно смотришься! А я иду, смотрю, джип стоит. Кто, думаю, к нам на такой дорогой машине пожаловал?
ГРУНЯ (режет хлеб). Ну, вот и хорошо. Садитесь. Обоих сразу накормлю.
АЛЁНА (достаёт из сумки бутылку вина). Может, отметим? За встречу.
ДАША. Ой, нет. Я на полчаса всего забежала, и назад, на дежурство. Обязана быть трезвой.
АЛЁНА (прячет бутылку обратно в сумку). Ну, блин, дожились, и выпить не с кем.
ДАША. Так ты же за рулём! Какой тебе выпить?!
АЛЁНА. Ой, ну попала в ощип… Та мне ехать до гостиницы километр всего!
ДАША. Ну, даёшь! В «Шахтёре» нашем, что ли, остановилась?
АЛЁНА. Ага. Люкс (!) сняла.
Садятся за стол.
ГРУНЯ. Вот скажи, зачем тебе эта гостиница? Отец ваш всем по люксу (!) построил. Твоя девичья тебя ждёт-дожидается. Оставайся. А?
АЛЁНА. Нашла «люкс»… С удобствами в конце коридора, за шторкой.
ГРУНЯ. Скажи спасибо, что не с удобствами во дворе. Эка, какие мы нежные стали!
ДАША. Ма, да оставь ты её в покое. Нашлась, живая, и, слава Богу за это! Остальное – взрослая уже. Пусть делает, что хочет. Омаров, правда, у нас нет, да и раков драть зимой тоже охотников не найти, а вот борщ – класс! – в самый раз. Сюда шла, так горяченького хотелось. Ничего вкуснее на свете нет!
ГРУНЯ. Катя тоже нахваливала. Там ещё по котлетке вам осталось. Сейчас чайничек закипит – чаёк заварю.
ДАША. Спасибо, мамулечка! Спасибо, родная! Что бы мы без тебя делали? А где Катюха?
АЛЁНА. Вот именно. Хотелось бы посмотреть, что из той малой капризули выросло?
ДАША. Ну, что выросло, то выросло. Стыдиться не приходится. Так где она?
ГРУНЯ. Так она, это… к Васильевым отпросилась. Они там с детьми ихними… этого… дай Бог памяти… А, да, «питона» изучают.
ДАША. А-а-а… Поняла. Все уши мне прожужжала про этого «удава».
АЛЁНА. А я – не поняла. Зоологией, что ли, увлекается племяшка?
ДАША. Хуже.
АЛЁНА. Что может быть хуже пресмыкающихся?
ДАША. Ну, за что ты этих милых животных так не любишь? Они здесь не при делах. «Питон» – это язык программирования. Они там задачи всякие решают на нём.
АЛЁНА. А-а-а… Не слышала даже. Так… она же девочка! Оно ей надо?
ДАША. Ну, значит надо, раз занимается. Не я же её заставляю, сама учит.
АЛЁНА. Просто в этой дыре больше заняться ребёнку нечем.
ГРУНЯ. Алёнушка, доченька, ну зачем ты так свою малую родину обзываешь? Всё-то так свысока, всё-то тебе не нравится. А ведь раньше ты любила наш уютный шахтёрский городок.
АЛЁНА. Любила, верно, пока большой мир не повидала. А вот как мир повидала, так теперь – ненавижу! Магазин мой эта малая родина отжала, а я его – кровью и потом выкупала. Жила впроголодь, кредиты за него выплачивала.
ГРУНЯ. Мы с отцом тогда – всем чем могли помогали. И кормили, и деньгами.
АЛЁНА. Спасибочки! Теперь до конца жизни будешь куском хлеба попрекать? А где отец, кстати? Что-то его не видно.
ГРУНЯ. Нет его с нами больше. Царствие ему небесное. (Крестится на икону.)
АЛЁНА. Отец – умер? Как?
ГРУНЯ. На войне погиб Иван. Мина рядом взорвалась. И всё. Ещё в четырнадцатом Господь забрал к себе отца вашего.
АЛЁНА. Как же так? Не ожидала. Царствие ему небесное… (Закрыла руками лицо.) Правильно сделала, что сбежала отсюда. Ненавижу этот город, ненавижу эту войну!
ДАША. Подожди ещё нас всех ненавидеть. И с магазином твоим разберёмся. Не всё сразу. Тебя же десять лет не было!
АЛЁНА. Разберётся она… Не всё сразу… Может, предложишь ещё десять лет подождать? Что-то мне ваш борщ поперёк горла встал. Аж дышать трудно. Тошнит уже от всего этого! Маскировочная сеть на всю кухню! Делать вам больше нечего, чем плести это уродство! Не навоевались ещё? В общем, простите, если что не так. Я – в люксе, в гостинице. Адрес знаете. Адью…
ГРУНЯ. Дочь! Алёна, вернись! Побойся Бога!
ДАША. Мама. Не держи её.
АЛЁНА. Мама, не держи меня. У меня всё равно там встреча с новой хозяйкой магазина назначена.
Алёна одевается и, уходя, хлопает дверью. Дочь Даша и мама Груня переглядываются, пожимают плечами.
ДАША. Ма, что это было?
ГРУНЯ. Явление ЕВРОАЛЁНЫ народу это было, вот что!
ДАША. Вот уж точно – явление ЕВРОАЛЁНЫ на ЕВРОСТУПЕ. Я не узнаю её!
ГРУНЯ. Да… вот так… И я не узнаю её. Вот что ЕВРОЖИЗНЬ с людьми делает… Несчастная она. За деньги душу свою продала.
ДАША. Какие деньги?
ГРУНЯ. Замуж она за старого поляка вышла. Не по любви, а по расчёту. Вот и случилось. В банке круглая сумма лежит, а душу не богатИт. Ах, бедная моя доченька! Ничего-ничего, мы ещё поборемся за добрую душу Алёнушки нашей!
С улицы доносятся звуки взрыва. Мигает, а затем и гаснет свет. Даша и Груня зажигают лампадку и свечи.
ГРУНЯ. Что это было?
ДАША. Что-что? Очередной прилёт это был. Только куда прилетело – пока не ясно. (С улицы доносится сирена скорой помощи.) О, а это уже за мной. Значит, есть пострадавшие. Всё, мамочка, я полетела!
Даша одевается и убегает. Груня молится на икону.
Она места себе не находит. Бегает туда-сюда. То сеть плетёт, то к окну прильнёт.
Наконец, появляется Катя с братьями Колей и Валерой. Груня, увидев их в окно, заранее открывает двери.
ГРУНЯ. Ну, шош так долго-то? Жива, нет, не знаю жеш… Здравствуйте, молодые люди!
КОЛЯ. Здравствуйте, баба Груня!
ВАЛЕРА. Здравствуйте! Вы тоже без света остались?
ГРУНЯ. Как видите.
КАТЯ. Бабулечка, мы как только смогли, сразу сюда. С нами всё в порядке.
ГРУНЯ. Теперь вижу, что хоть живы… А куда прилетело-то? Так громко бабахнуло!
КАТЯ. В гостиницу «Шахтёр» ракетой какой-то шарахнуло! Угол полностью обвалился. Там и сейчас ещё полыхает всё!
ГРУНЯ. Ох! Алёна же там!
КОЛЯ. Мы хотели бежать туда, чтобы помогать, но наша мама сказала, что надо сначала Катю домой отвести… чтобы бабу Груню успокоить.
ГРУНЯ. Спаси Господи вашу маму. Понимает, каково не знать, что с детьми. Я и сама хотела бежать помогать, но как уйти без Кати?
КАТЯ. Так побежали с нами!
ГРУНЯ. Побежали... Это с моими-то ногами? Я за вами не угонюсь.
КАТЯ. Ну, мы вперёд побежим, чтобы скорее там быть, а ты, как сможешь, так и придёшь.
ГРУНЯ. Ну, побежали так побежали! Бегите, резвые ножки, а я за вами, уж как смогу. (Обувается.) Только там в самое пекло не лезьте. МЧС спросите, где какая помощь нужна, а сами – ни-ни! (Одевается.)
КАТЯ (убегая). Хорошо. Мы аккуратно, не переживай!
Груня выходит из дома.
Картина 3
Первой домой возвращается Груня. Она заводит в дом двух постояльцев гостиницы. Один – держится за голову, другой – хромает и держится за бок. Одежда кое-где порвана, кое-где запачкана белёсым.
ГРУНЯ. Пойдёмте, я вас в комнате для гостей устрою. Что делать, если такая беда приключилась? Помогать надо!
ПОСТОЯЛЕЦ. Спасибо вам. Не беспокойтесь, мы, волонтёры, ко всему привыкшие. Если что, и на полу переночуем.
ГРУНЯ. Зачем на полу? Там кровать широкая. Поместитесь. Посидите пока здесь, а я постелю вам.
Груня уходит в соседнюю комнату. Постояльцы гостиницы садятся на диван.
ПОСТОЯЛЕЦ 1. Вот ведь, случись беда, а добрые люди всегда и везде находятся. Сам Господь их на помощь посылает.
ПОСТОЯЛЕЦ 2. Так точно, в беде не оставили. Спасибо хозяевам!
ПОСТОЯЛЕЦ 1. Хозяева нынче – всё больше в окопах. На хозяйстве – женщины да дети остались. Так что, спасибо хозяюшкам Донбасса! Самим тяжело выживать, но стараются ещё и фронту помогать. Вон, видел? Сеть маскировочную своими руками плетут. Цены ей, такой сети, нет, если ещё и с молитвами плелась! Это же Омофор Пресвятой Богородицы – Покрова над Русью нашей многострадальной!
ПОСТОЯЛЕЦ 2. Святые они, эти наши женщины! Но и земные, уютные такие, и простые в общении.
ПОСТОЯЛЕЦ 1. «Укроп» зверствует. Каждый день по жилым массивам бьёт, на устрашение работает. Когда уже снаряды у них закончатся?
ПОСТОЯЛЕЦ 2. Да, похоже, ещё не скоро. Никак русской крови этот фашистский ЗВЕРЬ не напьётся… По обе стороны русские люди гибнут.
В дом заходят Даша, Катя и Алёна.
ДАША. Здравствуйте. Медицинская помощь нужна?
ПОСТОЯЛЕЦ 1. Здравствуйте, доктор. Бочина болит, но терпимо.
ПОСТОЯЛЕЦ 2. А меня по голове шандарахнуло, но, будем считать, что легко отделался.
Даша подходит, осматривает голову, дезинфицирует рану, перевязывает бинтом. Расстроенная Алёна садится за стол и с удивлением смотрит на происходящее.
ДАША. Завтра утром надо МРТ будет сделать в поликлинике, чтобы исключить гематому. Встаньте. Голова не кружится, не тошнит?
ПОСТОЯЛЕЦ 2. Есть немного, но ничего, справлюсь.
ДАША. Вы постойте пока, раз можете, а вы прилягте. Вот так. Поднимите одежду. Показывайте, где болит?
ПОСТОЯЛЕЦ 1. Да вот тут, справа. И там. Ох, да, очень больно…
Возвращается Груня. Молча надевает пальто, сапоги. Ждёт у входа.
ДАША. Тоже рентген надо делать. Похоже, у вас два ребра сломаны. В общем, всё равно до утра потерпеть придётся. Я обезболивающее уколю и поеду других пострадавших осматривать.
ПОСТОЯЛЕЦ 1. Да вы не переживайте. Понимаю, что не один такой. Спасибо за всё.
Даша делает укол.
ГРУНЯ. Катя, остаёшься за старшую. Проводи пострадавших в гостевую. Я там всё чистое постелила. Чайничек поставь, напои людей.
КАТЯ. А ты куда?
ГРУНЯ. Маме твоей помочь надо. Чай не железная она. Одна осталась, а что творится, сама видела.
КАТЯ. Видела. Ужас там такой! Завалы ещё не все МЧС разобрала, а под ними люди могут быть.
ГРУНЯ. Да уж… ужас так ужас. В магазин ещё надо на обратном пути забежать. Народу вон сколько собралось! На ужин надо что-то придумать.
КАТЯ. Давай, я с вами поеду.
ДАША. Нет уж. Посиди лучше дома, чтобы хоть за тебя душа не болела.
КАТЯ. Ну вот… Я же тоже помочь хочу!
ГРУНЯ. Вот и помоги. Картошку почисти… (Катя пытается возразить.) И не спорь. Видишь же, не до капризов. Будь умничкой.
КАТЯ. Ладно. Езжайте уже, спасайте людей.
Даша накидывает курточку и вместе с Груней уходит. С улицы раздаётся сирена скорой помощи.
КАТЯ. Пойдёмте со мной. Бабушка приказала вас в гостевую проводить.
ПОСТОЯЛЕЦ 1. Слушаюсь, мой командир! Веди, куда приказано.
Пострадавшие следуют за Катей.
Картина 4
Алёна слова не проронила, сидит в прострации. Катя возвращается с картошкой. Садится к столу чистить.
КАТЯ. Тётя Алёна, вам плохо?
АЛЁНА. Что ты, дитятко… Мне – лучше не бывает!
КАТЯ. Может, чайку? Ой, мама же чайник просила поставить и всех напоить… У меня руки грязные, тётя Алёна, может, поможете?
АЛЁНА. Хорошо. Сейчас.
Алёна встаёт, ставит чайник и снова садится на прежнее место. Катя продолжает чистить картошку одна.
КАТЯ. Вы, наверное, первый раз под обстрел попадаете. Потому так сильно переживаете?
АЛЁНА. А ты, можно подумать, много раз попадала!
КАТЯ. Не, я только три раза. Вон, смотрите, шрамы на плече и на груди остались. (Показывает.) А вот мама много раз попадала под обстрелы. Они на скорой приезжают помощь оказывать пострадавшим, а нацики специально, как спасатели приедут, второй раз туда же бьют. Но, слава Богу, мы всё равно живы…
АЛЁНА. Чего же мать не уговорила уехать из опасного района? Никто же цепью вас к нему не приковал.
КАТЯ. Не, она папу здесь одного не бросит. И я тоже – не брошу. И Баба Груня – не захочет уезжать.
АЛЁНА. А где твой папа?
КАТЯ. Воюет. А где – нельзя говорить. Это военная тайна для посторонних.
АЛЁНА. Это я-то посторонняя? Я ж твоя родная тётка!
КАТЯ. Вы родная по крови, это правда, но вот по духу – вы не родная какая-то.
АЛЁНА. Это как?
КАТЯ. Не знаю, но это чувствуется. Мама говорит, что те, кто уезжал, никогда не поймут тех, кто здесь оставался и натерпелся всего того, что мы здесь за десять лет натерпелись.
АЛЁНА. А те, кто уезжал, они, думаешь, не натерпелись?
КАТЯ. Наверное, тоже натерпелись. Бабушка вас жалеет, говорит: «Бедная моя Алёнушка! Настрадалась на чужбине».
АЛЁНА. Это чего это я бедная? Скажет тоже… Хотя, теперь и, правда, бедная стала. Чемодан-то мой с вещами того… на мелкие кусочки разорвало, а что не разорвало, то сгорело… в той гостинице дурацкой. Джип мой новенький – тоже зацепило. Ремонтировать надо. Зачем только я тот люкс дорогущий снимала? Мне же теперь даже переодеться не во что.
КАТЯ. Не переживайте за вещи. Мы не чужие вам люди, поделимся. А карта, здесь всё равно нет таких банков, какие вам нужны.
АЛЁНА. Грамотная, смотрю. Уже знаешь, что банк не Российский?
КАТЯ. Бабушка маме рассказывала про Польшу вашу, ну и я слышала. Так как там, в Польше этой, люди живут?
АЛЁНА. Хорошо люди в Польше живут, богато, не то, что здесь.
КАТЯ. Что, прям все-все богатые там?
АЛЁНА. Ну, не все, конечно, прям богатые, но на Донбасс за хлебом не бегут.
КАТЯ. Как раз на Донбасс поляки почему-то и бегут. Им тут как мёдом намазано! Много у нас боевиков из Польши.
АЛЁНА. Где, прямо тут?
КАТЯ. Ну, нет, конечно, не тут. Они вместе с укропами против нас воюют, нас обстреливают. Может, и в гостиницу ваши друзья из Польши ракету послали.
АЛЁНА. Ну, кто там в кого стрелял, не нашего ума дело. Я в политику не лезу. И тебе советую подальше от неё держаться.
КАТЯ. Не получится. Отвернуться от правды – значит предать папу, который сейчас на фронте, предать всё, что тебе дорого, предать маму, бабушку, дедушку, предать Родину.
АЛЁНА. О-бал-деть! Да, действительно, мы друг друга не сможем понять. Совсем чужие…
Катя отставляет в сторону кастрюлю с начищенной картошкой.
КАТЯ. Тётя Алёна, а давайте не будем спешить с выводами. Давайте для начала, хотя бы попытаемся стать родными.
АЛЁНА. Давай, племяшка, попытаемся. Деваться всё равно некуда… Ой… И это ребёнок тринадцати лет?! Такое впечатление, что с матерью разговариваю. Ты на другие темы умеешь говорить? Про наряды, про кино, про погоду, про любовь, наконец?
КАТЯ. Да я такая, как все. На любую тему могу говорить. Хотя, про наряды там всякие и про любовь – не люблю, если честно… Но, если больше не о чем, то можно и про любовь.
АЛЁНА. Хм… Слышала, что ты с братьями Васильевыми дружишь. Ни в кого из них не влюбилась?
КАТЯ. Вот ещё… Нет, конечно. Мы просто дружим.
АЛЁНА. Да-да, наслышана. «Питона» вместе изучаете. Слушай, а у тебя с гендером всё нормально?
КАТЯ. В смысле?
АЛЁНА. Ну, может, ты должна была мальчиком родиться? Ошибка природы такая…
КАТЯ. А, ну да, Польша же в Евросоюзе, который совсем сбрендил. Нет, тётя Алёна, я себя чувствую тем, кем меня Бог сотворил – девочкой. Так что не надо меня лишать счастья – любить, рожать детей и так далее. Вот увидите, у меня будет своя большая семья, которая продолжит наш род. А программистами и мужчины, и женщины бывают.
АЛЁНА. Смотрю, мощная программа в тебе сидит! Не собьёшь… Откуда?
КАТЯ. Хм… «Откуда дровишки? Из лесу, вестимо. Отец, слышишь, рубит, а я отвожу». Так что, вестимо откуда! От Бога, от веры нашей православной, от воспитания в семье, от русской культуры. Так что ваши евроценности мне здесь не надо втютюхивать.
Заходит в дом Груня, заводит ещё двух пострадавших от взрыва.
ГРУНЯ. Это кто тут кому евроценности втютюхивает?
АЛЁНА. Тут втютюхнешь. Отпор такой получишь, что больше не захочешь втютюхивать. Молодец, племяшка. Порадовала. Не ожидала от сопливой девчонки такие сентенции. Аж настроение поднялось. А я уже и сомневаться стала. Когда все вокруг твердят о том, что каждому второму ребёнку надо срочно пол менять, начинаешь за норму принимать…
ГРУНЯ. Бежать оттуда надо, из Польши этой содомской. Видишь, как ихняя пропаганда действует. Все табу Божьи отменяет. (Пауза.) А вы чего картошку на огонь не ставите? Людей же кормить надо! Катя, беги, мой и ставь на плиту. Я сосиски купила. Сейчас отварим, капусточки квашеной достанем – и ужин готов будет. За работу, девочки!
Катя бежит мыть картошку, ставит её на огонь. Алёна сидит в той же позе.
АЛЁНА. Так, что там, много пострадавших?
ГРУНЯ. Около двадцати. Но окончательной цифры ещё нет. Вот, ещё двоих забрала на ночь. Не на улице же оставлять… Если честно, мне самой там поплохело уже. Домой отпросилась. Больше не выдержу.
АЛЕНА. А куда их? Все комнаты уже заняты.
ГРУНЯ. Даша сказала в свою пустить. Она всё равно на дежурстве. А ты, Алёнка, давай, в свою горницу перебирайся. Обживай, пока здесь.
АЛЁНА. Ещё не заходила даже. Пойду, гляну.
ГРУНЯ. Вот и давай... И ты, Катенька, беги к себе. Гостей только в мамину спаленку отведи. Идите все, отдыхайте. День тяжкий выдался… И я чуток отдохну, а то не выживу. Немного только полежу – и ужинать будем.
Катя провожает гостей и уходит к себе. Алёна идёт в свою комнату. Груня ложится на диван, укрывается одеялом и засыпает.
Действие 2
Картина 5
Утро. Алёна сладко потягивается в постели и остаётся лежать. На ней – цветастое платье по самые пяты. В комнату заходит мама Груня.
ГРУНЯ. Алёнушка, доченька родная! Вставай, голубушка, вставай, моё солнышко! Утро доброе на дворе! Я твоих любимых пышек с яблочками напекла. Варенье малиновое открыла. Давай, поднимайся, прибирайся и на завтрак собирайся.
АЛЁНА. Ма! Невероятно! Прям, как в детстве! Как будто не было этой проклятущей войны вовсе.
ГРУНЯ. А жизнь, она такая! Преподносит сюрпризы: кидает то вверх, то вправо, то влево, то на глубину затягивает, но и держит тебя на плаву тем, что тебе дорого, что с детства привык считать своим. Спаси Господи, если есть что в сердце хранить, есть куда душой возвращаться. Война не отняла наш семейный уклад, ваш отчий дом.
АЛЁНА. Ой, только давай без этих твоих заумностей… Дай последние деньки на вершине блаженства понежиться.
ГРУНЯ. Ну, понежься, понежься минут пяток. Пойду, чаёк с мелиссой пока заварю. А на счёт последних деньков… – тут только тебе решать. Мы – не гоним. Оставайся. В этом доме – ты всегда дома.
АЛЁНА. Тебе легко говорить. Как я останусь? Я же Юзефу сказала, что еду вопросы с частной собственностью решать, что в аренду магазин сдам – и сразу назад, в Польшу.
ГРУНЯ. Э-эх, бедная ты моя, бедная! В такую даль забралась!
АЛЁНА. Ой, ма, ну какую даль? Польша – рядом! Вот приедешь в гости, убедишься…
ГРУНЯ. Да какие гости? Мы же – под прицелом НАТО здесь. Польша против нас воюет! А мы – против неё.
АЛЁНА. Опять политика. Говорила же, меня это – не интересует.
ГРУНЯ. А то, что мы – невыездные в эту Польшу твою, ты понять можешь? Ты политикой не интересуешься, а вот она тобой – ещё как интересуется! И тебе там, в Польше твоей, про нас помалкивать надо, а то назад не пустят или, ещё хуже, агентом Кремля назовут.
АЛЁНА (ворчит). Фух… разбудила так разбудила. Стоит мама Груша – нельзя скушать.
ГРУНЯ. Ну что ты всё в штыки воспринимаешь? Я же оградить тебя от всего этого хочу…
АЛЁНА. Доброе утро, мамуля! Агент Кремля на подвиги готов! (Пауза.) Ладно, не сердись. Сейчас приберусь и приду пышки твои лопать. Прощай фигура!
Груня уходит. Алёна заправляет кровать. В комнату заходит Катя.
КАТЯ. Доброе утро, тётя Алёна. Как спалось?
АЛЁНА. Доброе утро, Катенька. Спалось – замечательно! Проснулась – как никуда и не уезжала… А ты чего такая розовощёкая, как будто с мороза?
КАТЯ. С мороза и есть. Я пострадавших, которые у нас ночевали, провожала.
АЛЁНА. Ох, это я что, всё проспала? А ты чего не в школе?
КАТЯ. А-а-а, из-за обстрелов занятия отменили. То есть, на дистанционку перевели. По интернету будем учиться.
АЛЁНА. А… понятно. Так света ж нет.
КАТЯ. Есть уже. Ещё ночью дали.
АЛЁНА. Это хорошо. Быстро отремонтировали. А… мама Даша вернулась?
КАТЯ. Нет. Она ещё дежурит.
АЛЁНА. Так вторые сутки пошли!
КАТЯ. Нет, не вторые. Третьи. Третьи сутки мама дежурит.
АЛЁНА. Но, это же невозможно!
КАТЯ. Возможно, невозможно… А что делать? Врачей не хватает. Она на работе урывками спит, когда вызовов нет.
АЛЁНА. Совсем себя не бережёт. Нормальным же ребёнком росла, а выросла – прям героиней какой-то стала.
КАТЯ. Работа у неё такая – героическая – людей спасать.
АЛЁНА. Ладно, пошли пышки с яблочками кушать.
Катрина 6
Алёна и Катя идут на кухню, садятся за стол. Пышки возвышаются в тарелке по центру стола. Груня подаёт чай.
ГРУНЯ. Ну вот, другое же-ш дело! Сегодня узнаю свою Алёнушку. В домашнем – сразу взгляд потеплел. Не нагляжусь! Кушайте, мои родные.
АЛЁНА. А вчера, значит, не узнавала?
ГРУНЯ. Было такое… Каюсь. Не будем вчерашнее ворошить. Мы – женщины отходчивые. Обиды вон выгоняем и живём дружно. Ты там свою бутылку сохранила?
АЛЁНА. Это, пожалуй, всё, что от багажа моего осталось. (Напевает). Бутылка вина – не болит голова…
ГРУНЯ. Там вроде доктора снимают с больницы на скорую, чтобы Дашу сменить, Придёт, так посидим, поговорим по душам. Если, конечно, снова спасать никого не придётся…
КАТЯ (смотрит в окно). Оу! Смотрите, кто к нам пожаловал!
Груня и Алёна оборачиваются к окну.
АЛЁНА. Так это же та самая самозванка – новая хозяйка моего магазина! Вчера встреча сорвалась… из-за обстрела. Дурдом у вас тут, всё-таки! Ба-бах – и нет гостиницы! Вот ты жил долго и счастливо, а тут – бабах… – и нет тебя. (Пауза.) Странно. Сама пришла, на аркане тянуть не пришлось.
ГРУНЯ. Не надо во всех врагов видеть. Все выживают как могут сейчас. Бабахи, кстати, многих отрезвляют. Жизненные ценности выстраивают в правильном порядке. (Открывает двери.) Доброго дня, Валерия! Добро пожаловать к нам на чаёк.
ВАЛЕРИЯ. Добрый день, Агриппина Олеговна! С морозца, да чаёк горячий – с удовольствием!
ГРУНЯ. А у нас радость преогромнейшая! Алёна наша вернулась.
Валерия снимает верхнюю одежду.
ВАЛЕРИЯ. Знаю уже. Слава Богу, что живой и невредимой вернулась. Сорадуюсь, Агриппина Олеговна! Ешё как сорадуюсь вашей радости! (Проходит к столу) Ну, здравствуйте, Алёна Ивановна! Привет, Катенька.
КАТЯ. Привет.
ГРУНЯ. Проходи, не стесняйся. Давненько к нам не заглядывала.
ВАЛЕРИЯ. Да когда мне куда заглядывать? С этим магазином с шести утра на ногах. То получаешь товар, то раскладываешь, то людей обслуживаешь. Домой приходишь – ног не чувствуешь. Никуда уже идти не хочется. Вчера вот не получилось с Алёной Ивановной вашей встретиться, так сегодня пришла.
ГРУНЯ. А магазин на кого бросила?
ВАЛЕРИЯ. Бросать не на кого. Сами знаете, одна я осталась. Закрыла на перерыв – да к вам пошла.
ГРУНЯ. Ну, садись. Садись ближе к печке. Грейся. Держи чаёк-кипяток с мелиссой нашей термоядерной. Кого хошь в чувство приведёт, а усталости – как ни бывало! Я мешать вам не буду. Разговаривайте. Вам же по делу надо. А я пока поплету маненько.
КАТЯ. И я к себе пойду. У меня скоро уроки по дистанционке начнутся. Можно пышку с собой?
ГРУНЯ. Можно. Только аккуратно там!
Катя берёт чашку, блюдце с пышкой и идёт к себе в комнату. Груня садится на табурет возле стены, плетёт сеть.
АЛЁНА. Ну… Здравствуй…те, Валерия Владимировна Тихомирова. Так вот вы какая! Молодюсенькая совсем!
ВАЛЕРИЯ. А что, это большой недостаток?
АЛЁНА. Для вас, скорее, преимущество. Магазин мой вы вон как ловко отжали! Не жмёт в груди чужая частная собственность?
ВАЛЕРИЯ. Не-а, ни грамма не жмёт. Мне ваша собственность триста лет не снилась. Как была она вашей головной болью, так и осталась. Зря вы так.
АЛЁНА. А так – это как?
ВАЛЕРИЯ. А вот так. Вы же уехали. Десять лет где-то пропадали.
АЛЁНА. Не где-то, а в Польше.
ВАЛЕРИЯ. Да какая разница?! Главное, что магазин свой бросили. Там уже какие-то бездомные ночлежку себе устроили. Загадили его внутри весь. Тогда вам ваша собственность, видать, совсем не нужна была.
АЛЁНА. Он же закрытый был… Какие ночлежки?
ВАЛЕРИЯ. Не смешите. Трудно, что ли, взломать?
АЛЁНА. Ну, для тех, кому закон о частной собственности не писан, видимо, не трудно.
ВАЛЕРИЯ. Вот именно. Ну, мне тоже надо было как-то выживать. С работой тяжело было, а тут – пять минут ходу от дома. Вот и решилась. Порядок навела – стала потихоньку товаром обрастать. Люди благодарили…
АЛЁНА. И что? Полиция там или местная власть не возражала?
ВАЛЕРИЯ. Полиция мне помогала с теми подозрительными лицами справиться… И местная власть приветствовала, разрешение на торговлю выдала, потому что ваш магазин имел все признаки безхозяйного имущества и не относился к федеральной, либо ЛНРовской, либо муниципальной собственности. Фух, выговорила.
АЛЁНА. О-бал-деть! И что? Было моё, стало вашим?
ВАЛЕРИЯ. Не переживайте. Было ваше и осталось вашим. Мне чужого не надо. Ну, считайте, что я у вас площади магазина в благотворительную аренду взяла.
АЛЁНА. О-бал-деть! И какая сумма там набежала… за десять лет? Надеюсь, немалая…
ВАЛЕРИЯ. А никакая. Аренда же благотворительная. Вы в течение десяти лет не появлялись, а я бизнес развивала, налоги за вас платила, электроэнергию оплачивала и так далее. Скажите лучше спасибо, что магазин сохранила.
АЛЁНА. О-бал-деть! Спасибо, конечно, но надо бы наши отношения как-то оформить, не находите?
ВАЛЕРИЯ. Ну, так, слава Богу, что появились, а то с кем бы я должна была эти самые отношения оформлять? Только вы сначала сходите, перерегистрируйте вашу частную собственность в ЛНР, а потом уже будем решать остальное.
АЛЁНА. Представляю, как меня в вашей конторе встретят…
ВАЛЕРИЯ. Не вы первая, не вы последняя. Нормально встретят, в рамках закона ЛНР и теперь уже Российской Федерации. Могу даже небольшую сумму в качестве компенсации вам выделить, чтобы не нуждались, пока будете документы выправлять. Это не быстрое дело.
АЛЁНА. О-бал-деть. Какая забота!..
ГРУНЯ. Обалдеть, обалдеть… Тебя что, как ту пластинку советскую заело? Смени уже тон свой ёрнический. Не надо ей никакой компенсации, она у нас богатая жена богатого поляка теперь. Да и мы… прокормим, ежели шо.
АЛЁНА. Здрасьте, мама Груша – нельзя скушать. И ты против меня? О-бал-деть…Это я там, в Польше, богатая, а здесь – не успела приехать, как всё имущество взорвалось. Ни чемодана, ни машины, ни средств на прожить… забыла?
ВАЛЕРИЯ. Знаете, Алёна, мы здесь, когда тяжело было, все друг другу помогали. И вас в беде не оставим. Но, зачем же вы так враждебно к нам? Мать – она всегда мать. Она за вас знаете как переживала, только о вас и говорила всегда, а вы…
АЛЁНА. А что я?
ВАЛЕРИЯ. А вы… А вам не нужны были ни мать, не семья ваша все эти годы, а теперь здрасьте… «А мы не ждали вас, а вы припёрлися». И подайте ей всё сразу на блюдечке с голубой каёмочкой. Учтите, мы Тётю Грушу все любим, в обиду не дадим.
ГРУНЯ. Ну, ладно, ладно, охолонитесь. Дочь она мне, всё же, любимая, а не враг. Чаёк пейте лучше с мелиссой нашей термоядерной. Он успокоительный. А что вещи твои разбомбило вчера, так то Господь вразумляет. Не там оставила. А ты, Валерия, солнышко наше раннее, на неё, не обижайся. А ну столько лет во враждебном лагере жила. Бесовщина еэсовская, нерусь вся их русофобская теперь из всех щелей выползает. Ничего, справимся и с этими рогатыми, не впервой. Семья для того и существует, чтобы род сохранять в чистоте перед Богом.
ВАЛЕРИЯ. Конечно, справимся, тётя Груня. Не сомневаюсь даже.
АЛЁНА. О-бал-деть…
ВАЛЕРИЯ. Спасибо за чай. Вкусный он у вас, целебный! Пойду я, а то покупателей заморожу. Они ж на улице меня ждать будут.
Валерия одевается и уходит. Груня провожает её. Алёна остаётся сидеть за столом, подперев кулаками подбородок.
ГРУНЯ. Ну, чего ты застыла, как та обалдуйка? Алёнушка, любимая моя, новости-то для тебя хорошие. Никто на собственность твою не покушается. Иди, выясняй, что тебе надо для перерегистрации, и делай.
АЛЁНА. Иди и делай¸ говоришь? Всё верно. Под лежачий камень вода не течёт. Ща, в себя только приду малёхо, ноги в руки – и пойду. Документы при мне были, потому не взорвались вместе с вещами.
ГРУНЯ. Да шо случилось, шо ты никак в себя прийти не можешь?
АЛЁНА. Шо-шо? А ты будто не видела, как меня эта девчонка разделала! В пух и прах! Мне даже ответить ей нечего было… Вот я и обалдела от такого оборота. Ну, ладно, посмотрим ещё кто кого. Пошла я… куда послали – сдаваться на милость вашим новым властям.
Алёна уходит к себе в комнату, переодевается, берёт сумочку, в прихожей одевает верхнюю одежду и молча выходит на мороз. Груня крестит её.
ГРУНЯ (вдогонку). С Богом, доченька!
Картина 7
Входной звонок заставляет Груню выйти из задумчивости. Она открывает двери. В комнату входят Коля и Валера Васильевы.
КОЛЯ. Здрасьте, Баба Груня, а Катю можно?
ГРУНЯ. Здравствуйте, ребятки. Да вы не стойте на пороге, раздевайтесь, проходите. Катя у себя в комнате. (Кричит.) Катя, к тебе братЫ пришли. Встречай!
Появляется Катя.
КАТЯ. О, хорошо, что пришли. А я как раз домашку по алгебре дорешала. По новой теме.
ВАЛЕРА. А я тоже сразу сделал. Думал, что там сложно будет, а там легкотня.
КОЛЯ. Это у вас легкотня, а у меня сложные уравнения пошли с несколькими неизвестными сразу. Там системы сложные надо составлять.
КАТЯ. Справимся и со сложными системами, когда время придёт. Ну что, пойдёмте ко мне в комнату?
ВАЛЕРА. Ну, пойдём.
Дети уходят в комнату Кати. Груня садится плести сеть. Заходит Даша.
ДАША. Привет, мамочка. Ну, вот я и дома!
ГРУНЯ. Привет, моя радость! Моё дитятко любимое! Наконец-то отпустили домой.
ДАША. Двое суток обещали не тревожить. Вы-ысплюсь!
ГРУНЯ. И ты им веришь?
ДАША. На сей раз верю. Меня Анатолий Кузьмич из хирургии сменил. Ему верю на все сто! Врач от Бога!
ГРУНЯ. Ну-ну, посмотрим, сколько они без тебя продержатся…
Даша проходит к столу, наливает себе чай.
ДАША. Посмотрим, посмотрим. Ты пышек напекла? (Откусывает от пышки.)
ГРУНЯ. Ну а кто?
ДАША. Ну, кто-кто? Кроме тебя здесь ещё две хозяйки есть. Катюха, понятно, ещё тот котёнок, ей всё некогда, а вот старшая дочь вполне могла матери помочь.
ГРУНЯ. Ой, да она вообще обалдевшая от всего, что здесь происходит. Сама так говорит. Её словечко. Ты бы её видела! Поверить не может, что магазин её никто не отжал. И даже не собирался. Перерегистрируй – и работай.
ДАША. Подожди. Так она же на неделю всего приехала. Не успеет документы сделать. А работать – она вообще не собиралась, как я поняла.
ГРУНЯ. Ты нашу русскую пословицу знаешь? «Человек полагает, а Бог располагает». Помоги, Господи, чтобы она у нас подольше задержалась. Душа болит, отпускать дитё в ту Польшу вражескую не велит.
ДАША. Да как не отпустить, если муж у неё там? Нравится, не нравится, а семью разбивать нельзя. Не по-Божески это.
ГРУНЯ. Эх, да знаю я… Но сердцу материнскому не прикажешь.
ДАША. Так, а где все?
ГРУНЯ. Катя у себя. К ней братЫ Васильевы в гости пришли. А Алёна пошла в исполком. Выяснять будет, что да как с её частной собственностью.
ДАША. Ладно, давай оставим всю эту лирику на потом. Я – спать.
ГРУНЯ. Так ты же ещё и чай не допила!
ДАША. Не могу больше. Глаза слипаются. Устала – до не могу...
Даша уходит к себе в комнату. Груня продолжает плести сеть. Катя провожает Колю и Валеру.
КОЛЯ. А ты завтра к нам приходи. Седьмой уровень проходить будем.
КАТЯ. Не, завтра не могу. Маму на два дня отпустили. Хоть поговорим по-человечески.
ВАЛЕРА. Понятно. Причина уважительная. Я бы тоже никуда из дома не уходил, если бы наш папа домой вернулся…
КАТЯ. И мой папа там… Рядом же с городом, а не отпускают. Когда уже эта война проклятущая закончится?
КОЛЯ. Не раскисай. Наше дело ждать… и помогать нашим отцам, чем только можно.
ВАЛЕРА. Ну, до встречи. Мы пошли.
КАТЯ. До встречи.
КОЛЯ. Пока. (Громко.) Баба Груня, до свидания!
ГРУНЯ. До свидания, братики!
Коля и Валера одеваются и уходят. Катя машет им рукой в окно. Тяжело вздохнув, она берёт стул, идёт к бабе Груне, садится и тоже начинает плести сеть. Груня затягивает песню-молитву «Богородице, Дева, радуйся». Катя подпевает.
ГРУНЯ (закончив петь). Да куда это Алёна запропастилась? Шесть часов вечера, а её всё нет.
КАТЯ. Не переживай, придёт тётя Алёна. Никуда не денется.
Картина 8
В дом заходит Алёна с продуктовым пакетом в руках. Топает на пороге, струшивая налипший снег. Снимает верхнюю одежду, отряхивает, вешает.
АЛЁНА. Ох и погодка на дворе! За час снегу ужас сколько навалило! Хлопьями валит. Еле дотопала до вас.
КАТЯ. А мы тут сидим, и не видим, что на улице творится. Увлеклись.
АЛЁНА. Игра в четыре руки? Делать вам всё-таки нечего…
КАТЯ. Тётя Алёна, не знаете, так не говорите. Это же для папы! На орудие, чтобы он мог его хорошо и быстро замаскировать! Старая сеть вся уже в дырах!
ГРУНЯ. Котёнок, успокойся. Конечно, это для папы и его боевых друзей. Храни их Господь и Пресвятая Богородица!
АЛЁНА. Племяшка, не сердись. Я не против надёжной маскировки, я только не понимаю, почему мирные жители должны заниматься плетением сетей для армии России?
КАТЯ. Мы не должны, нас никто не заставляет, мы просто не можем не помогать фронту. Ну как ты не понимаешь? Ну… хоть чем-то… всем, чем можем…
ГРУНЯ. Алёна, смени тему, не будь жестокой. Видишь же, дочь за отца переживает. И я… тоже.
Катя, опустив голову, уходит к себе.
АЛЁНА (вдогонку). Катенька, ну прости ты меня, дуру. Я молчу, больше ни слова не пророню…
ГРУНЯ. Нет, ты не молчи, ты расскажи, где тебя носило столько времени? Темень на дворе. Почему так поздно-то?
АЛЁНА. Ты лучше спроси, почему я так рано. Знаешь, кого я в исполкоме встретила?
ГРУНЯ. И кого же ты встретила?
АЛЁНА. А помнишь Толика? Мою первую любовь в десятом классе?
ГРУНЯ. Да как не помнить? Поволновались мы тогда с твоим отцом. Ходит и ходит. Настырный такой! У тебя совсем мозги набекрень тогда съехали. Не до учёбы совсем было. Слава Богу, его родители куда-то учиться отправили, от греха подальше. С тех пор я его не видела.
АЛЁНА. Вот-вот. Вам бы только разлучать… а мы любили друг друга! Может, и замуж не вышла, потому что с Толиком всех ухажёров сравнивала. (Груня качает головой.) Так вот, захожу я в кабинет, а он там сидит. Прямо восседает в кресле начальника управления. Э-эх…
ГРУНЯ. Ох ты, как оно! И что, узнал?
АЛЁНА. Да как не узнать? Аж опешил бедный. Вскочил, ко мне подбежал… Обнял. Минуты три не отпускал. Потом уже за стол сели, вопросами засыпали друг друга. Как, да что, да с кем, да почему…
ГРУНЯ. Ну и хорошо. Я так понимаю, проблем с перерегистрацией магазина теперь у тебя не будет…
АЛЁНА. Да причём тут магазин?! Ты не понимаешь!
ГРУНЯ. Да куда мне до высших материй! То за магазин свой переживала, как блаженная та кричала, что отжали, а теперь причём тут магазин…
АЛЁНА. Да всё в порядке с магазином. Толик сказал, что поможет с документами. Он так расстроился, что я в Польше живу. Сказал, что нельзя мне туда возвращаться.
ГРУНЯ. А ты?
АЛЁНА. А что я? Там Юзеф меня ждёт и работа моя – тоже.
ГРУНЯ. А здесь… семья твоя. Корни твои отсюда. И магазин твой, будь он неладен, тоже здесь. Теперь ещё и Толик…
АЛЁНА. Не Толик, а пол Толика.
ГРУНЯ. Это как? Что ты такое говоришь?
АЛЁНА. Он как показал, я до сих пор в шоке! Он же воевал… на вашей стороне, за Россию. Так у него, это… в общем ноги одной у него нет. Всё тело в шрамах. Говорит, ранение очень тяжёлое было. Еле выжил.
ГРУНЯ. Эх, беда-то какая!
АЛЁНА. Вот именно.
ГРУНЯ. Хотя, какая беда, раз выжил? Это счастье, что живой остался! Ты же говорила, что подбежал к тебе. Значит, протез есть.
АЛЁНА. Ну да, я сначала даже не заметила, что он инвалид. А потом, как показал свой протез – ужас! Я расплакалась там, как корова та.
ГРУНЯ. Слезами ногу обратно не прирастишь. Ох, как жалко парня… Ладно, крепись, и… пошли ужин готовить. Собирались же посидеть по-доброму, по-семейному.
Идут к столу. Алёна несёт пакет.
АЛЁНА. Я вкусненькое к столу по дороге купила. А Дашу отпустят?
ГРУНЯ. А Даша наша уже дома. Отсыпается после дежурства.
АЛЁНА. Отлично! Значит, будет ужинать с нами.
Картина 9
Груня и Алёна хлопочут возле стола.
ГРУНЯ. Петрушечкой с укропчиком пюрешечку укрась. Вот так, отлично! Ну что, зовём к столу?
АЛЁНА. Пошла будить Дашу. И Катюха где-то там затихарИлась. Сейчас приведу.
Алёна достаёт бутылку вина из сумки, ставит на стол и уходит будить Дашу. Груня ставит на стол бокалы, бутылку лимонада, раскладывает салфетки. Появляются Даша, Катя и Алёна. Идут в обнимку.
АЛЁНА. Вот, мамочка, как обещала. Добудилась. Привела.
ГРУНЯ. Чего стоите-то как неродные? Садитесь за стол. Всё стынет. Алёну только пустите рядом со мной. Надышаться ею не могу. Всего ничего осталось до отъезда.
ДАША. Мне тоже не хочется расставаться.
АЛЁНА. Не травите душу. Давайте лучше за встречу, а то так и не отметили. Мама, ты у нас глава семейства, тебе и первое слово. (Разливает вино по бокалам. Кате Даша наливает лимонад.)
ГРУНЯ (поднимает бокал). Да, сейчас. С мыслями соберусь только. (Пауза.) Наконец-то семья в сборе… Хотя, нет, что я говорю? Мужчины наши не с нами… Один – муж мой Иван – геройски погиб, защищая Родину! Царствие ему небесное. Другой – зять мой Георгий – в строю. Георгий Победоносец, помоги! Победы ему над змием нацистским! А здесь, за этим столом, сегодня собрались одни женщины. Таково время. Таковы обстоятельства. И я желаю женщинам нашей семьи – счастья! Да, простого женского счастья! Оно – это женское счастье – невозможно без мужчин, без наших любимых вторых половинок. У кого-то оно – это женское счастье – в прошлом, я о себе. У кого-то оно, это женское счастье, ещё впереди. Это у нашей дорогой Катеньки. У моих дочерей – оно, это женское счастье – трудное, неоднозначное. Но даже трудное счастье невозможно без любви. Даша любит Георгия, Георгий любит Дашу. Война способна разлучить людей, но не способна отнять у них любовь. Алёна – так уж случилось – полюбила Юзефа. Вышла за него замуж в далёкой Польше. Мы не были на свадьбе, но всё равно желаем счастья, желаем любви Юзефу и Алёне на многая и благая лета!
АЛЁНА. Мамочка, родная, спасибо тебе, но...
ГРУНЯ. Никаких «но»! Подожди. Я ещё не договорила. (Из кармана достаёт коробочку, открывает её.) Эту золотую брошь с изумрудами мне подарила моя мама на свадьбу, а ей – её мама. Теперь твоя очередь хранить нашу семейную реликвию.
АЛЁНА. Но… я не могу её взять… с собой!
ГРУНЯ. Почему? Она же нетяжёлая.
АЛЁНА. Но… она же старинная, дорогущая, как не знаю что… На таможне могут придраться. Ещё конфискуют.
ГРУНЯ. Ну, не знаю… Моё дело подарить, а твоё уже – сохранить и детям, внукам своим передать по наследству.
АЛЁНА. Не будет у меня с Юзефом никаких детей. Мы уже говорили на эту тему…
ДАША. Не надо о грустном. Ну, бабьё мое родное! Долго мы будем бокалы в руках держать? Бери подарок и дай выпить за женское счастье!
АЛЁНА (берёт коробочку). Хорошо, я возьму. Спасибо за такой о-бал-денно дорогой подарок. Не ожидала даже. Я его принимаю с благодарностью, конечно, но оставлю здесь, в нашем родовом гнезде. Храните и дальше, как хранили. Мало ли что со мной может случиться… Ну, давайте, за счастье! (Первой делает пару глотков вина.)
Раздаётся входной звонок.
ДАША. А это кто к нам на огонёк?.. Сидите. Я открою.
КАТЯ. Может, это папа?
ДАША (Смотрит в окно). Нет, Котёнок, это не папа. (Даша открывает двери. В комнату входит встревоженная Валерия.) Здравствуй, Валерия. (Валерия кивает в ответ.) Проходи. Что-то случилось?
ВАЛЕРИЯ. Да. Случилось. Мне нужна ваша помощь.
ГРУНЯ. Раздевайся, и за стол к нам. Мы тут за женское счастье – за любовь пьём. Поддержишь?
ВАЛЕРИЯ. С удовольствием!
Алёна приносит чистый бокал, наливает и подаёт вино Валерии.
ВАЛЕРИЯ. За счастье вашей большой семьи! (Делает глоток.)
ДАША. И твоей семьи тоже!
ВАЛЕРИЯ. Нет у меня семьи. Знаете же, одна осталась.
ДАША. Нет, так будет! За твою будущую большую семью! Чтобы детей – не меньше пяти.
ВАЛЕРИЯ. Я не против, но пока не получается…
ГРУНЯ. Ну и чего не получается? Капитан очень даже симпатичный к тебе в магазин повадился. Видела, какими влюблёнными глазами смотрит. Он смотрит, а она смущается! Он смотрит, а она тает. Эх, любо дорого на вас смотреть. Залюбовалась, пока очередь не подошла.
ВАЛЕРИЯ. Вот в нём, в этом капитане, всё и дело.
ГРУНЯ. Ну, не томи уже. Что случилось?
ВАЛЕРИЯ. Ничего не случилось. Любит он меня, это правда. Предложение хотел сделать, а я не дала.
ДАША. Не любишь, что ли?
ВАЛЕРИЯ. Люблю. Так люблю, что жить без него не могу!
ГРУНЯ. Вот и счастья вам!
ВАЛЕРИЯ. Да какое счастье? Его на другой участок фронта перебросили. Он больше не придёт ко мне. Понимаете?
ГРУНЯ. Понимаем. Чего ж не понятного? Зять который год воюет, а домой – за последние полгода – ни разу не отпустили. Даша с Катей извелись все.
ВАЛЕРИЯ. А я решила не ждать с моря погоды. Алёна Ивановна, только вы сможете помочь мне!
АЛЁНА. Я?! Чем?
ВАЛЕРИЯ. Иду в военкомат подписывать контракт с Министерством Обороны. Тётя Груня, Алёна Ивановна, отпустите меня… на войну!
ГРУНЯ. Ой ты, Господи! К нему, на передовую хочешь проситься?
ВАЛЕРИЯ. Да, рядом с ним буду воевать. Я жилистая, сил хватит. Мешки с мукой сама тягала, помощи не просила. Не могу я больше здесь оставаться. Перемкнуло напрочь.
АЛЁНА. Декабристка наших дней… О-бал-деть! (Пауза.) Не поняла, ты хочешь оставить магазин и уйти на фронт?
ВАЛЕРИЯ. Да, я хочу оставить магазин со всеми товарами на вас. Только отпустите!
АЛЁНА. Но я не собиралась здесь оставаться. Я хотела восстановить документы, сдать тебе же магазин в аренду, и всё.
ДАША. Она через два дня в Польшу свою возвращается.
ВАЛЕРИЯ. Как через два дня? Но это невозможно! Тогда придётся просто запереть магазин и всё.
АЛЁНА. Комплект ключей у меня есть, если что… Оставлю. Давай думать, кому ещё можно магазин в аренду сдать.
ВАЛЕРИЯ. Давайте… думать. А я думала, вы обрадуетесь, что я освобожу место. Торговать есть чем. Бизнес налажен. Сразу бы и деньги заработали на жизнь. Ну, хотите, я на колени перед вами встану… Только отпустите!
Валерия падает на колени. Все вскакивают со своих мест, поднимают её.
КАТЯ. Вы что, тётя Лера, не надо перед нами на колени падать. Я, чем смогу, помогу вам!
ДАША. Мала ты ещё…
Валерию усаживают на стул, остальные остаются стоять.
АЛЁНА. Сколько живу, ещё ни разу не сталкивалась, чтобы торгаши, не торгуясь, товары свои оставляли.
ГРУНЯ. В четырнадцатом многие бросали бизнес. Кто-то бежал, кто-то уходил в ополчение. Ты вот сбежала… Но чтобы сейчас…
ВАЛЕРИЯ. Я решилась. Не отговаривайте меня. Я встану на защиту моей Родины! …Как и мой Игорь. А сейчас, простите меня, пойду я. Дел много. Собираться надо.
Валерия встаёт из-за стола, идёт одеваться.
АЛЁНА. Я провожу тебя.
ДАША. И я тоже.
КАТЯ. И я.
ГРУНЯ. Вот и идите, прогуляйтесь, а я пока со стола уберу.
Картина 10
Утро. Груня, Даша и Катя сидят на диване. Появляется Алёна с дамской сумочкой и небольшой дорожной сумкой.
АЛЁНА. Ну, вот и я. С рембазы звонили, сказали, что машина отремонтирована. Заберу – и в путь. Настал час прощания.
ГРУНЯ. Сама себе ты этот час прощания и назначила. На машине же едешь, ни на поезд, ни на самолёт не опаздываешь. Могла бы хоть до завтра задержаться.
АЛЁНА. Ма, ты опять за своё? Сказала же, как Толик документы сделает, так снова приеду. Ещё надоесть успею вам.
ДАША. Алён, хватит строить из себя деловую… Речь ведь не об этом. Валерия – ей магазин сохранила, Толик – документы помогает делать. Тебе отдают магазин – не берёшь. Так мало того, что не берёшь, ещё и первой попавшейся торговке сдаёшь – и уезжаешь.
АЛЁНА. Как это не беру? Беру. Деньги за аренду теперь ежемесячно капать будут – всё в плюс…
ДАША. Тебе в плюс, а всем остальным – в минус. Тебе помогают, а ты – никому. Плевать тебе на тех, кто к тебе со всей душой… Дело здесь совсем не в копейках, которым ты так радуешься. Валерию жалко. Она столько трудов в твой магазин вложила.
АЛЁНА. Ну, знаете… Я её не гнала из магазина. Тут любовь – ничего не попишешь.
ДАША. Допустим… А Толика тебе не жалко? С такими ранениями, ему тяжело всё самому делать. Помощница нужна в доме. Он любит тебя до сих пор. Неужели и это тебе по барабану?
АЛЁНА. Ничего не по барабану. Я на Толика – пол Толика – без слёз смотреть не могу. Может, быстрее и убегаю, чтобы ему надежд лишних не подавать. Не смогу я с инвалидом таким… жить. Сердце кровью обливается…
ДАША. Сбегаешь всё-таки? Снова и снова сбегаешь. От себя самой ты бежишь…
ГРУНЯ. Ты, Даша, тоже… не перегибай. Замужем она, потому и уезжает… к мужу законному.
АЛЁНА. Муж – объелся груш… Не судите строго. Пойду я…
Алёна одевается, берёт сумки, открывает входную дверь и застывает на пороге. Через какое-то время сумки падают на пол. Алёна поворачивается к матери и сестре.
АЛЁНА. Не могу больше врать. Вам, семье моей родной, – не могу. Не муж он мне…
ГРУНЯ. Как не муж? А кто?
ДАША. Ну, кто-кто? Сама сообрази. Катя, иди-ка к себе пока. Нам, взрослым женщинам, по душам поговорить надо.
КАТЯ. Я всё равно уже всё поняла. Не маленькая.
ДАША. Ну, котёнок, ну пожалуйста.
КАТЯ. Ладно. Я ушла. Разговаривайте. (Уходит.)
АЛЁНА. Не расписаны мы. Убираюсь я у него в доме просто.
ГРУНЯ. И всё?
АЛЁНА. Что всё? Многие так живут, и ничего… Кстати, ничего плохого про него не могу сказать. Он любит меня, балует. Мало кому из украинских беженок такое счастье выпало. Грех жаловаться. Но… Всё ждала, когда он мне предложение сделает, так и не дождалась.
ДАША. И ты ещё работаешь на него? Дом его скребёшь?
АЛЁНА. Ну, не так много и скребу, чаще клининговую службу заказываю и слежу, чтобы всё как надо сделали. Да какая разница? Что, жена не тот же круг обязанностей выполняет? И скребёт, и готовит, и подаёт… Стирка-глажка-уборка-готовка – куда от этого деться? Просто, если есть деньги, то за тебя это делают другие. Ужин – тоже из ресторана привозят уже готовый. Вот и всё.
ГРУНЯ. Я так скажу… Мы тут без клиниговых компаний и ресторанов неплохо обходимся. Раз этот старый Юзеф тебе не муж, то и, слава Богу, что не муж. А к немужу я свою дочь не отпущу. Нужна ты ему, так пущай сватов засылает. Так ему и передай по интернету. Катюха поможет, ежели сама не сможешь связаться. Вот такой мой материнский наказ.
ДАША. Мама правильно рассудила. Оставайся.
АЛЁНА. Вон они чё удумали! (Хватает сумки, поворачивается к двери, хочет идти, но снова замирает на пороге.)
ГРУНЯ. Да мы-то уж удумали. Что с нас взять? Но ведь ты и сама уйти не можешь. Не отпускает тебя дом наш… город наш… Родина наша… Мучаешься ты… Я же вижу.
ДАША. Переживёт твой Юзеф, если не вернёшься… завтра же замену тебе найдёт, если уже не нашёл. А вот Толик может и не пережить. Ему ты нужнее. Он хоть и инвалид, но детей ему никто плодить не запрещал…
ГРУНЯ. А ты откуда про то знаешь? Это точно?
ДАША. Точно один Господь ведает, но я его тогда в госпиталь доставляла. Первая раны обследовала.
ГРУНЯ. И молчала.
ДАША. Я очень о многом молчу. И сейчас бы промолчать, но… не смогла. Женщины, что с нас взять?
АЛЁНА. О-бал-деть. Здесь же в любой момент что угодно может прилететь, и адью…
ДАША. Может.
АЛЁНА. Мой магазинишка не сравнится с супермаркетами. Прибыль мизерная. Оборот никакой. Легче прогореть, чем подняться.
ГРУНЯ. Ну, а что же ты хочешь? Тут тебе не Варшава, не Москва. Военное положение в городе твоём. Население разъехалось кто куда.
АЛЁНА. И я о том же. Моя малая родина стала уродиной. Кругом руины и разруха…
ДАША. Не преувеличивай. Наша малая родина просто ранена, она нуждается в нашей любви, в нашей заботе… Не предавай её. Можешь уезжать, скатертью дорога, но не любить – не имеешь права!
АЛЁНА. Он тоже раненый, как и моя родина. Я не могу его предать. Не могу не любить. Не могу так уехать.
Алёна падает на колени. Руками закрывает лицо, плачет. Груня и Даша бегут к ней, поднимают, ведут на диван. Даша садится рядом. Обнимает Сестру.
ГРУНЯ. Вот и правильно. Будет тяжело – семья всегда протянет руку помощи, подставит плечо.
Возращается Катя. Она обнимает тётю Алёну, садясь с другой стороны. Груня спешит убрать с глаз долой Алёнины сумки. Возвращается, а сесть ей негде. Всплеснув руками, она садится на табурет у стены и начинает плести маскировочную сеть. Уже по привычке начинает напевать. Катя тут же подсаживается к бабе Груне. Даша встаёт с дивана, подставляет ещё два стула. Поднимает «обалдевшую» от своего решения Алёну и ведёт к маскировочной сети. Катя показывает Алёне, как вплетать разных тонов ленты. В четыре голоса поётся песня, в восемь рук плетётся сеть для тех, кто в строю.
P.S. Алёну не узнать, она стала прежней, такой, какая была до войны, до всего того, что с ней, с её семьёй, с её страной случилось.
К оглавлению...
